Топот конских копыт прервал мысли Камицы. Он привстал на стременах, приложил ладонь к глазам. Вдали он увидел всадника, но флажок на копье его едва был заметен. За ним мчалась погоня. Камица по старогреческим шлемам сразу узнал людей из дворцовой стражи императора.

— Спасайте его! — приказал протостратор.

Десяток воинов из свиты исчезли в клубах пыли. Когда пыль осела на придорожные кустарники, погони уже не было видно, а всадник с копьем, которого она преследовала, стоял перед Камицей — это был Феодосий.

Камица не знал, радоваться ему или сожалеть о появлении здесь бывшего своего зятя. А Феодосий меж тем соскочил с коня, взял его под уздцы и медленно подошел к протостратору.

— Хотя и поздно, но я приехал, — проговорил Феодосий.

— Может, и к лучшему, — неопределенно сказал Мануил Камица.

— К лучшему или к худшему, но я приехал! — повторил Феодосий.

Камица ничего не ответил.

Алексей Ангел вышел из палатки, долго оглядывал расстилающуюся перед ним в форме треугольника долину. Маслиновые деревья здесь похожи были на серебристые шары. Крепость стояла в остром углу треугольника, все доступы к ней были видны защитникам, как на ладони.

Василевс надеялся захватить Камицу врасплох, но бегство Феодосия расстроило его планы. Теперь Камица знает, что против него стоит войско во главе с самим василевсом. Зачем Феодосия надо было назначать в караул, откуда убежать к неприятелю легче легкого?! Нет, видно случай с Алексеем, сыном ослепленного брата Исаака[94], ничему не научил Алексея Ангела. Василевс тоже взял его с собой, он чувствовал себя спокойнее, когда сын бывшего императора был у него на глазах. Но однажды, во время отдыха на привале, тот исчез. Как выяснилось, сын слепого Исаака бежал на пизанском корабле и сейчас, конечно, уже объезжает королевские дворцы и рыцарские замки латинян, поместья графов и баронов из соседних земель, рассказывает, как дядя отобрал у его отца корону, превратил в беспомощного слепца, что и его, сына бывшего василевса и наследника короны, ждала такая же участь. И ему, конечно, сочувствуют, и он приобретет немало заступников.

На противоположной стороне низины змеилась дорога, там двигался нескончаемый поток людей — это подтягивалась разношерстная армия Мануила Камицы. Передние отряды добрались до маслиновой рощи и встали перед небольшой речкой — ее берег был весьма удобен для битвы. Алексей Ангел нахмурился: придется сейчас же начать боевые действия, иначе Камица укрепится в своем новом лагере, и тогда трудно, а то и невозможно будет с ним справиться. И кроме того, на горе под палящим солнцем за день можно изжариться. И василевс приказал трубить в боевые рога подготовку к битве…

Камица вздрогнул, когда услышал звуки военных труб. Ясно, василевс торопится ударить по нему, пока он не успел укрепиться. Что ж, это было разумным действием с его стороны. Войско Камицы еще не отдохнуло после перехода, продовольственный обоз, с которым двигались, охраняя его, стрелки, пока не подошел. Камица остановил лошадь на берегу реки и охватил взглядом всю долину. В ста шагах от противоположного берега реки начинался большой маслиновый сад, а перед ним — остатки какой-то довольно высокой и длинной каменной стены. Стена могла сослужить хорошую службу, из лагеря императора она не просматривалась, за ней можно укрыть копьеносцев, лучников да и конницу. И Камица отдал распоряжения. Как только подошли первые отряды, он приказал копать рвы на берегу реки, рубить деревья, устраивать завалы. Работа кипела. Камица понимал, что прежние бои были только прелюдией. Настоящая битва начиналась сегодня, с прибытием в войска василевса. Он время от времени посматривал назад — не подходит ли обоз, охраняемый стрелками? Спокойствие к нему вернулось, когда из-за ближайшего холма показалась первая подвода. Как бы медленно обоз не двигался, но, невидимый за холмами, в лагерь он прибудет все же раньше, чем неприятель заметит его. Появление обоза было встречено всеобщим вздохом облегчения. Но тут же про него забыли и Камица и все остальные. На противоположном конце долины вспухло облако пыли и стало приближаться. Это ринулись в битву всадники василевса.

Алексей Ангел раздраженно вскинул брови, увидев подошедший обоз Камицы. За повозками волочился настоящий людской муравейник, и василевс пожалел, что половину своего войска под началом зятя Алексея Палеолога он выслал против взбунтовавшегося Иоанна Спиридонаки. Конечно, хорошо, что Алексей Палеолог раздавит эту косоглазую родопскую мышь. Но он, василевс, кажется, недооценил силы своего родственника Мануила Камицы. Однако делать теперь нечего, камень брошен, и праща вновь заряжена. Отсюда управлять боем или лучше продвинуться вперед? Черные слуги подхватили императорские носилки и понесли вперед. Воины ударили по щитам рукоятками мечей. Заколыхались знамена. Заиграли рога. Копья качнулись, и войско василевса двинулось в бой. Конница, направив копья вперед, веером устремилась к маслиновой роще, за которой оказалась каменная стена. Ромеев встретил рой стрел, и наступавшие, сделав перед стеной полный круг, повернули назад. Когда атака всадников захлебнулась, над полем повисла тишина. Иоанн Ионополит, вызванный императором, остановился подле его шелковых носилок. Василевс говорил раздраженно, тыкал рукой в сторону реки, где берега были низкими. Там конница могла бы свободно развернуться и напасть с тыла на плохо укрепленный лагерь Камицы. По мнению Алексея Ангела, это место было самым слабым в обороне врага.

Василевс не подозревал, что за стеной перед маслиновым садом стоит еще не вступавшая в бой конница протостратора. И не успели первые отряды достичь противоположного берега реки, как Феодосий напал на них со своими конниками с тыла. Ненависть к василевсу бушевала в его сердце с не меньшей силой, чем у его тестя, и он с ожесточением кинулся на своих соплеменников. Звон мечей и щитов, ржанье коней, крики атакующих, стоны раненых, — все слилось в общий гул сражения. Император бросил в битву остатки своей конницы, и теперь никто не мог предугадать, чем закончится сеча. Но тут Камица подал сигнал, чтобы в бой вступил приберегаемый до поры до времени еще один конный отряд под предводительством Аргириса Камитариса. Камица его возвысил из простых париков, и Камитарис оказался достойным военачальником. В сущности, почти все десятники и сотники у Камицы были из париков и отроков, и все они проявили в боях отвагу и преданность бывшему императорскому протостратору. Камице были понятны корни их смелости, но он не мог понять, чем же вызвала их верность. В его сознание закрадывалась мысль, что они больше преданны обретенной свободе, чем лично ему, Камице, и был недалек от истины.

Аргирис Камитарис со своими воинами дерзко поскакал навстречу свежим отрядам императорской конницы и врезался в их боевые порядки. Сеча была жаркой, но короткой, ромеи такого напора не выдержали, их ряды расстроились и рассыпались.

Больших потерь конница василевса не понесла, но была выведена из боя и стала неуправляемой. Чтобы вновь перестроить боевые порядки, требовалось немало времени, а Камица тем временем мог кинуться на отряды тяжелой и легкой императорской пехоты, которые, как кованые ожерелья, окружали шатер самого василевса и его свиты. И что, если эта защита где-нибудь будет прорвана? Не лучше ли, забеспокоился василевс, подумать о своей жизни?

Запели военные трубы, призывая рассыпанных по лощине всадников василевса возвратиться. Камица, слушая эти звуки, понимал, что время ударить по тяжелой и легкой пехоте неприятеля еще есть. Но хватит ли у него сил, чтобы опрокинуть эту, закованную в железо стену, ощетинившуюся копьями? Навряд ли! Его войска до изнеможения устали от беспрерывных походов, вооружены плохо. В открытом бою они напрасно полягут. Нет, сейчас василевса ему не одолеть. Надо вынудить его к отступлению и дать своим войскам отдых. И он приказал людям чересчур атаками не увлекаться и оставаться на местах. Камица побаивался, что василевс перекроет дороги и ему придется искать другой путь через горы, чтобы добраться до крепости Стан[95].