Песчаный овес Вихрь вздымает здесь барханы, Заметает травы там, Лишь один овес песчаный Не сдается и пескам. Ветер стонет от обиды, И шипит песок змеей, И уже овса не видно: Он засыпан с головой. Толщу осыпи зернистой, Как иглой, овес проткнул И метелкой серебристой Снова весело взмахнул. Мы напор барханов встретим С ним, испытанным во всем, Закрепим пески мы этим Замечательным овсом. Выше самой легкой тучи Эскадрильи пронеслись, — И десант семян летучих В бурунах посеял жизнь. Покоренная пустыня Будет пастбищем цвести, И сухим пескам отныне Наших нив не замести! Возвращение воды Сотни лет здесь странствовало горе, Шелестели мертвые пески. А теперь, синея, плещет море В древнем устье высохшей реки. Не смерчи, а влажные туманы Небо занавесили в жару. Белые, как пена, пеликаны На волну садятся поутру. И вода, с журчаньем, по каналам Вдаль течет, расцвет земле суля, Та вода, которой век не знала Солнцем прокаленная земля. Новозданные струятся реки По просторам рисовых полей, Наполняя их квадраты-чеки Влагою прохладною своей. И столбы шагают от плотины, Смел и быстр размах больших шагов: То же море, двигая турбины, Силу даст для электроплугов. Высока колхозная пшеница, И шумят колхозные сады. Празднует прикумская станица Возвращение живой воды. Отступление дебрей Там, где тлели пни сырые, Где и птицы гнезд не вьют, Собирала малярия Жатву смертную свою. И казалось, что болото Землю скрыло навсегда, И его немые воды Не стекали никуда. Но пришел к болотам черным Смелый сердцем человек. Он, могучий и упорный, Вырыл русла новых рек. В топи выдвинул заставы, Проложив за гатью гать, И болото он заставил Сушу пленную отдать. А потом все выше, выше Поднимался в горы он, Дикий лес впервые слышал Топора победный звон. День и ночь гремя железом, На кирку сменив топор, Он террасами изрезал Склоны всех соседних гор. И в былых глухих трясинах, Стывших мертвою водой, Сыплют девушки в корзины Чай аджарский молодой. И не счесть на горных склонах Желто-пламенных плодов Апельсиновых, лимонных, Мандариновых садов. Бамбуковый лес Посадили отводок в почву, И, раскинувши сеть корней, Жадно рос он и днем и ночью — Двадцать метров за сорок дней. Полированною колонной Желтый ствол в синеву взнесен. Узких листьев сухая крона На верхушке раскрыла зонт. Не один, а сплошною чащей В наступление шел тростник. Так над горной рекой гремящей Удивительный лес возник. И в полуденный зной прохладно Под навесом его везде. Только солнца скупые пятна Брызнут золотом там и здесь. С виду мертв он, но жизни шорох Слышат сонные тростники: Тут уже расселились в норах Осторожные барсуки. И шакалы узнали ходы В странный лес, что разросся вдруг, Для засады и для охоты Словно создан густой бамбук. Лишь над лесом, светясь опалом, В небе выплывет лунный диск, Поднимают во тьме шакалы Детский плач и протяжный визг. Но охотничьи их угодья Беспокойны бывают днем: Из совхоза сюда приходят Лесорубы за тростником. Ударяет топор со звоном, И пилы раздается свист, И трепещет листва на кронах, И стволы оседают вниз. Их увозят тропой колесной, Хоть уклон каменист и крут, А потом в мастерских совхоза Парят их, и прямят, и гнут. Ни вершка не идет в потери — Каждый ствол для работы гож. Те, что тоньше, кладут, размерив, Под зубчатый и круглый нож. Будто искры, опилки брызжут Из-под лезвий со всех сторон, И коленчатых палок лыжных Мчится к северу эшелон. Эвкалипты Там, где мертво молчащие Топи гибель таят, Молодые дрожащие Эвкалипты стоят. Над болотной трясиною Посадил их колхоз. Корень, всосанный тиною, К твердой почве пророс. В воду смотрятся светлые Эвкалиптов стволы, И струится от веток их Легкий запах смолы. Ветер, с моря чуть дующий, Их дыханье несет Над туманом, ночующим В кочках черных болот. Пусть пока невысокие Эвкалипты стоят, Но трясину глубокую, Возмужав, победят. |
