Я спросил у него о младшем брате, учившемся в офицерской школе.

— Игорь кончил школу. Он теперь в Берлине, — ответил Николай, — а я, как видите, все здесь, инвалид… Но родных гор не забываю. Притягивают они меня к себе, зовут. Вот в августе прошлого года я ходил проводником с ростовским геологом Михайловым по Березовой на Чугуш. Забрались в самые кручи и камень. Вы знаете, какие там скалы! В одном месте Михайлов чуть по погиб: сорвался при переходе через расщелину с отвесной стены, а внизу — прямо бездна. Чудом задержался, и мы с коллектором успели втащить его наверх.

Когда поднялись на вершину Чугуша — это было, помню, седьмого августа, мы увидели в альпике множество туров, и серн. Они мирно паслись. Вдруг в присколках повыше раздался рев вроде оленьего, только иной все же — грубый. Следом с присколков показался барс. Дымчато-серого цвета, толстоголовый, с широкой кошачьей мордой, коротколапый. Хвост его, с полметра длиной, был вытянут, как палка. Барс быстро спустился широкими прыжками.

Туры растерялись от его рева, заметались бестолку. Барс прыгнул в середину стада, схватил молодого туренка и унес его в скалы. Все это происходило метрах в полутораста от нас, не больше. Мы были без оружия и немедленно ушли оттуда.

Когда после ночевки мы выезжали из Хамышков, вместо пегих лошадей, которые везли нас из Даховской, я вижу мулов, высоких и почти одинаковой гнедой масти. Только длинные уши одного стоят торчком, а у другого раскинуты врозь.

Подхлестывая бегущую ровной сильной рысью пару, наш возчик, молодой паренек Петя, весело восклицает:

— Два мула — все равно, что автомашина. Катись с горы на гору: сначала уши, потом морда!

До Гузерипля не близко, и в пути я беседую с Федоренко о жизни заповедника за последние годы. Николай Феофанович говорит:

— Вся наша научная работа направлена на то, чтобы скорее восстановить естественные богатства заповедника, очень пострадавшие от гитлеровцев, увеличить их и помочь государству в социалистическом преобразовании природы путем глубокого исследования жизненных процессов в животном и прежде всего растительном мире.

Растительность гор Западного Кавказа — основа жизни животных этих районов. Вместе с тем она дает ценнейшую древесину и охраняет воды, задерживая снег, предотвращает смывание и сползание почвы, регулирует режим огромных речных бассейнов: Белой, Большой и Малой Лабы, Мзымты, Головинки (Шахе).

Не удивительно, что ее изучение занимает первостепенное место в нашей научной деятельности. Уже полностью обследованы высокогорные луга заповедника.

Найдено много неизвестных на Западном Кавказе видов. В списке растении заповедника, без Хостинской рощи, — 1500 видов, а девять лет назад их насчитывалось только 1072. Флора заповедника очень богата эфироносами и медоносами, дубильными, лекарственными и декоративными растениями.

На полянах Гузерипль и Сенная, в обходе кордонов Цице, Киши и Бабук-Лула найдены бересклеты. Семена наиболее гуттаперченосных кустов высеяны в питомнике для наблюдения за сохранением и развитием гуттаперченосности в потомстве. Старший лесничий Николай Елизарович Лаврентьев, — он руководит этими работами, говорит, что среди кустов европейского бересклета встречаются рекордисты, дающие до тридцати процентов гутты.

Я задаю Николаю Феофановичу вопрос, насколько за это время двинулось восстановление кавказского зубра и вообще фауны заповедника.

— Работа по выведению кавказского зубра, которой, как вы знаете, мы заняты с 1940 года, — единственный в мире опыт возвращения к жизни, путем ингабитации, полностью исчезнувшего с лица земли вида животного.

Стадо зубро-бизонов уже достигло двадцати голов. Кроме того, пять животных отправлено в зоопарки СССР. После уничтожения фашистами зубро-бизонов в Аскания-Нова и в Крыму, Кавказский заповедник — единственное место в стране, где они сохранились.

Ингабитация зубра — одно из ярких и смелых проявлений советского творческого дарвинизма, возглавляемого мичуринской школой. Она имеет не только научно-культурное, но и большое хозяйственное значение, прежде всего, для охотничьих высокогорных районов нашей страны.

Сейчас из Польши нами получено пять зубров в обмен на большую партию белок, медведей, лосей, верблюдов и бобров. Четыре из них, беловежские, направлены в центральный зубровый парк Серпуховского заповедника под Москвой, а пятый, кавказский, — в зубровый парк Кавказского заповедника.

Как говорят наши научные сотрудники, уже видевшие его, это могучий, красивый бурый бык, по всему обличию горный зубр. Он имеет крайне интересную родословную. Сорок лет назад, весной, егерь Кубанской охоты Телеусов поймал на территории нынешнего Кавказского заповедника, на склоне Пшекиша, в пихтах, только что родившегося зубренка-бычка и выкормил его. Подросший зубренок был потом привезен в Гатчину. Отсюда он попал в Германию к известному торговцу дикими зверями Гагенбеку, а из Германии в Польшу.

От этого бычка и беловежских зубриц и произошли зубры кавказской крови. Наиболее породистый из них, правнук пойманного Телеусовым, снова вернется в родные горы Кавказа, в тот самый район, где родился его прадед.

В заповеднике появились новые виды животных.

В 1948 году в Загедане, на границе Восточного отдела Кавказского заповедника, лесником была убита белка, проникшая сюда из соседней Теберды. Зимняя пепельно-серая шкурка ее хранится у нас в научном отделе. Сотрудник заповедника Таширев видел летом того же года, в районе Хаджоха, белку, раздавленную колесом автомашины. Можно предполагать, что белки прошли уже всю территорию заповедника, хотя и встречаются пока единицами.

Восемнадцатого августа этого же года начальник охраны Малашенко и старший наблюдатель Кишинского кордона Шеховцев, идя по берегу Киши, увидели метрах в двухстах выше кордона, на речке Беланке, впадающей в Кишу, енотовидную собаку. Енот ловил рыбу. Бывшие с Шеховцевым подростки побежали за енотом, настигли его и принесли начальнику охраны. Это, видимо, был старый енот, тяжелый на ноги, невысокий, с выпяченным животом, с длинной шерстью темнобурого цвета, и хвостом, как у волка. Малашенко снова выпустил его в лес. Несомненно, этот зверь проник сюда также из района Теберды. Как и белка, он прошел от Восточного до крайней точки Северного отдела, то есть через весь Кавказский заповедник.

Так за последние восемь лет к фауне заповедника добавилось четыре новых вида: зубро-бизон, зубр и уссурийская енотовидная собака и алтайская белка, выпущенные и очень размножившиеся в Тебердинском заповеднике до войны. Успешная акклиматизация и быстрое распространение этих животных говорит о громадной роли человека в направленном изменении природы.

Наблюдатель Гузарипльского кордона Алексей Федотович Циркунов подтверждает появление в Кавказском заповеднике также барса. Осенью 1947 года Циркунов слышал его рев на горе Джуге.

…Сеется мелкий дождь. Вскоре он зачастил, и мы надели плащи. Заповедник обязательно встречает меня дождем!

Сквозь дождевую сетку синеют ущелья, встают все выше зелено-коричневые хребты. Дождь прекращается, и миллионы сверкающих капель дрожат на хвое и листве столетних деревьев. Гремит, роя каменные теснины, река Белая. Грохот ее кажется весенним громом и воздух влажен и свеж, как весной.

Мы проезжаем мимо кордона Лагерная. Рядом с пепелищем прежнего дома наблюдателей, сожженного фашистами, возвышается срубленный из еще белых, слезящихся смолой стволов новый просторный дом. Раны войны залечиваются. Большинство кордонов, превращенных в черные головни и золу, уже отстроено. Через Белую, Кишу и другие реки переброшены новые мосты. Расчищены подорванные, минированные, перекрытые завалами и ставшие непроходимыми горные тропы. С календаря слетают осенние листки, но в жизни заповедника сейчас весна, возрождение освобожденной природы и творческого труда.