— Итак, Он создал материю, но только достигнув результата, осознал, что именно у Него получилось?

— Да. Материю и энергию, которые, как тебе известно, вечно остаются неизменными. Он создал их, и я полагаю, что ключевым словом к пониманию Его служит именно слово «энергия». Если когда-нибудь человеческая анатомия достигнет той стадии развития, на уровне которой можно будет дать в достаточной мере удовлетворительное объяснение сущности Бога и ангелов на языке и с точки зрения человечества, то ключевым словом будет «энергия».

— Значит, Бог — это энергия. И в процессе сотворения мира Он сделал так, что энергия превратилась в материю? — уточнил я.

— Верно. И к тому же создал независимую от Него самого систему их постоянного взаимообмена и последовательного чередования. Естественно, поначалу никто нам об этом не сказал. В том числе и Он. Подозреваю, Он и сам оставался в неведении. А мы тем более. Мы сознавали лишь одно: Его творения ослепили и оглушили нас всех. Мы были поражены способностью чувствовать, ощущать вкус, тепло, плотность и притягательную силу материи в ее битве с энергией. Мы знали только то, что видели, чему явились свидетелями.

— Значит, вы стали свидетелями возникновения и развития вселенной, свидетелями «большого взрыва»?

 — Я бы на твоем месте не слишком доверял такой терминологии. Да, действительно, мы видели, как возникла вселенная, видели, как пришел в движение весь механизм Мы не испытывали при этом ничего, кроме благоговейного страха. Вот почему практически все ранние религии земли превозносят могущество и величие гениального Создателя, грандиозность Его замысла Вот почему древнейшие, облеченные в слова гимны воспевают и прославляют Бога. Мы были восхищены и потрясены не в меньшей степени, чем впоследствии было восхищено и потрясено все человечество. Задолго до появления первых людей мы своим ангельским разумом воспринимали Господа нашего как высшее существо — Бога Всемогущего, творящего чудеса и не поддающегося ни пониманию, ни объяснению.

И вот еще что: здесь, в таком волшебном саду, вспомнить об этом будет особенно уместно. Молекулы неорганических веществ существовали на земле задолго до возникновения на ней так называемой «жизни». Эти вещества участвовали во многих процессах, свидетелями которых нам довелось быть,— а на наших глазах происходили миллионы взрывов, химических трансформаций, извержений...

— А горные хребты уже стояли?

— Да.

— И дожди шли?

— Ливень за ливнем.

— И вулканы извергались?

— Без конца. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени нас все это завораживало. Мы наблюдали, как сгущается и расширяется атмосфера, как изменяется ее состав.

А потом... А потом произошло то, что я бы определил для тебя как «тринадцать откровений физической эволюции». Под словом «откровение» я в данном случае подразумеваю то, что открывалось нашим глазам в ходе происходивших вокруг процессов, то, что видели ангелы, по крайней мере те, кто умел наблюдать, то есть мы.

Я мог бы посвятить тебя в малейшие детали, продемонстрировать внутреннее строение любого организма, когда-либо жившего на земле. Но ты не в состоянии все запомнить. Поэтому я расскажу тебе столько, сколько ты сможешь удержать в памяти, и этого будет достаточно, чтобы принять решение, пока ты еще жив.

— А я еще жив?

— Конечно. Твоя душа никогда физически не умирала, она никогда не покидала землю, за исключением путешествия вместе со мной по специальному разрешению. Ты и сам знаешь, что остаешься живым. Ты по-прежнему Лестат де Лионкур, несмотря на то что тело твое видоизменилось по вине чуждого духа алхимика, скорбную повесть о котором ты сам поведал миру.

— Но если я пойду... если решусь последовать за тобой... Скажи, мне придется умереть?

— Конечно.

Я остановился и, прижав ладони к вискам, долго вглядывался в траву под ногами. Я слышал гул насекомых, роившихся в лучах солнца. Подняв взгляд на Мемноха, я увидел в его глазах отражение яркой зелени леса.

Он медленно поднял руку, словно давая возможность уйти, покинуть его навсегда, а потом так же неспешно опустил ее на мое плечо. В этом жесте чувствовалось уважение, и это мне понравилось. Я и сам не раз пытался делать подобные жесты.

— Помни, у тебя есть выбор,— сказал Мемнох.— Ты можешь вернуться в свое нынешнее состояние.

Я не в силах был что-либо ответить. В голове вертелись одни и те же слова: «Бессмертный, материальный, земной, вампир»,— но вслух я их не произнес. Возможно ли, чтобы кто-то смог отказаться от этого? Перед моими глазами вновь возникло Его лицо, и в ушах прозвучал Его голос: «Ты никогда не станешь моим врагом, Лестат, правда?»

— Ты прекрасно реагируешь на мои слова, Лестат,— очень мягко произнес Мемнох.— Я был уверен, что так и будет, и на то у меня имелось несколько причин.

— Какие? — спросил я.— Скажи, почему ты был так уверен? Я нуждаюсь в ободрении и утешении, потому что слезы и потрясения совершенно выбили меня из колеи. Хотя, признаюсь честно, разговоры о собственной персоне интересуют меня меньше всего.

Дорогу нам преградила гигантская паутина, сотканная из довольно-таки толстых сверкающих нитей. Вместо того чтобы разорвать ее, смахнуть с нашего пути, Мемнох опустил и плотно обернул вокруг себя крылья а потом согнулся и прошел под ней. Я последовал его примеру.

 — Прежде всего потому, что ты — часть того, что мы делаем,— вновь заговорил он.— Ты любопытен, и это тоже большой плюс. В тебе не угасла жажда знаний. То же самое говорил тебе когда-то древний Мариус. Помнишь? Это тысячелетнее... ну, почти что тысячелетнее существо с готовностью отвечало на вопросы юного вампира, поскольку эти вопросы были искренними. Ты действительно хотел многое знать. Эта же черта привлекла в тебе и меня.

При всем своем высокомерии, нахальстве и дерзости ты стремился к знаниям. Ты вел себя недопустимо, оскорблял и меня, и Бога — но в те времена это было свойственно практически всем. Поэтому в твоих поступках не было ничего удивительного, за исключением того факта, что за ними скрывались заложенные в тебе от природы невероятная любознательность, интерес к окружающему миру и привычка все подвергать сомнению. Ты предпочитал обследовать Сад Зла, дабы постичь его сущность, а не просто отыскать в нем свое место. Все это в совокупности и повлияло на мой выбор.

— Понятно,— со вздохом произнес я.

Конечно же, я помнил свои беседы с Мариусом и его откровенные признания — именно о них только что упомянул Мемнох. Знал я и то, что моя безграничная любовь к Дэвиду и Доре была отчасти вызвана примерно теми же чертами их характеров: пытливостью ума и бесстрашным стремлением найти ответы на неисчислимое множество вопросов.

— О Господи! Дора! Как она? Все ли у нее в порядке?

— Вот-вот. Это одно из свойств твоей натуры, которое не перестает меня удивлять,— легкость, с какой ты переключаешься с одного на другое и отвлекаешься от главного. В тот самый момент, когда я, казалось бы, сумел поразить и завоевать твое внимание, ты вдруг ускользаешь и требуешь, чтобы игра шла по твоим правилам.

— Ты хочешь сказать, что мне следует сейчас забыть о Доре?

— Я сделаю тебе доброе дело и скажу нечто более приятное. Тебе нет нужды беспокоиться. Твои друзья, Арман и Дэвид, разыскали Дору и присматривают за ней. Однако на глаза ей не показываются.

Мемнох ободряюще улыбнулся и слегка покачал головой — не то с сомнением, не то с укором.

—К тому же,'— добавил он,— твоя драгоценная Дора и сама обладает невероятно мощными запасами как физической, так и умственной энергии. Думаю, ты в полной мере выполнил то, о чем просил Роджер. Вера в Бога давно уже поставила Дору особняком от всех остальных, и то, что ты ей показал и рассказал, только укрепило ее приверженность прежним убеждениям. Все. Я не желаю больше говорить о Доре. Предпочитаю продолжить свое повествование о сотворении мира.

— Да, продолжай, пожалуйста.

— Итак, на чем мы остановились? На том, что существовал Бог и мы находились рядом с Ним. Мы обладали человекоподобной внешностью, однако не употребляли ни это слово, ни слово «антропоморфный», ибо никогда не видели своего материального воплощения. Мы знали, что у каждого из нас есть конечности, голова, лицо, туловище определенной формы, что мы умеем совершать целый ряд движений, свойственных лишь небожителям и способствующих объединению всех частей нашего существа в единое целое. Но ни о Материи, ни о материальной форме мы не знали ничего. А потом Бог создал вселенную и время.