— Ты действительно на грани безумия.

— Ничего подобного. Взгляни на меня. Я в состоянии самостоятельно завязать шнурки на ботинках. И галстук;. А ведь это требует определенного навыка: нужно правильно повязать его на шею, заправить под воротничок рубашки... чтобы не выглядеть как обмотанный шарфом лунатик. Я вполне в своем уме, как любят выражаться смертные. Так ты поищешь для нас подходящие апартаменты?

Он кивнул.

— Неподалеку от собора есть какая-то стеклянная башня. Чудовищное сооружение.

— Да, знаю, Олимпийская башня.

— Вот-вот. Может быть, ты снимешь номер там? Откровенно говоря, у меня для этого есть специальные агенты из числа смертных Сам не знаю, почему занимаюсь всеми этими глупостями и ною здесь, как последний дурак, да еще и тебя заставляю заниматься такими мелочами.

— Я обо всем позабочусь. Сегодня уже, наверное, слишком поздно, но завтра вечером я сниму номер на имя Дэвида Тальбота.

— И еще. Моя одежда. Так, небольшой запас — пара чемоданов и несколько пальто. Номер снят на имя Исаака Руммеля. Ведь на дворе как-никак зима.

Я дал Дэвиду ключ от номера, стыдясь унизительности своего поручения. Я превращал его едва ли не в своего слугу. Кто знает, быть может, он изменит решение и снимет номер на имя Ренфилда.

— Не беспокойся. Об этом я тоже позабочусь,— сказал он.— Завтра вечером у нас будет роскошное убежище. Ключи для тебя будут оставлены у портье. Но что ты сам намерен делать?

Я помолчал и прислушался, чем занята моя жертва. Он все еще разговаривал с Дорой. Утром она собиралась уехать.

— Убить этого мерзавца.— Я указал наверх.— Думаю, что сделаю это завтра же вечером, сразу после заката. Если только мне удастся быстро установить его местонахождение. Дора к тому времени уедет. Ты даже не представляешь, как я проголодался. Ну почему бы ей было не улететь сегодня, полуночным рейсом? Ах, Дора, Дора...

— Тебе действительно нравится эта девушка, да?

— Да. Посмотри как-нибудь ее выступление по телевизору, и сам все поймешь. Ее проповеднический дар довольно-таки впечатляющ, а эмоциональная манера выступления просто захватывает. Иногда это даже пугает.

— Она и вправду так талантлива?

— Она девушка богато одаренная во всех отношениях. Очень белая кожа, короткие черные вьющиеся волосы, длинные стройные ноги, замечательной красоты фигура. А танцует она с таким самозабвением, что кажется, будто перед тобой кружится в экстазе какой-нибудь дервиш, и речь ее отнюдь не похожа на бессмысленное бормотание — она исполнена искреннего восторга и доброжелательности.

— Не сомневаюсь, что все так и есть.

— Видишь ли, дело здесь не только в религии. То есть я имею и виду, что ее проповеди — это не бесконечные напоминания о грядущем Апокалипсисе или угрозы, что за вами придет дьявол, если вы немедленно не вышлете ей чек...

Дэвид какое-то время размышлял над моими словами, потом многозначительно произнес:

— Представляю, как обстоит дело...

— Нет, не представляешь. Я люблю ее, но вскоре совершенно о ней забуду. Просто... ну-у... есть в ее проповедях нечто очень убедительное, и при этом их отличает какая-то изысканность, утонченность, что ли... Она искренне верит в то, что Христос и правда существовал, что он странствовал по земле. Она думает, что все это происходило в действительности.

— А это существо, которое наблюдает за тобой... Ты уверен, что оно никак не связано с твоим выбором жертвы, с тем, что это ее отец?

—  А вот это можно выяснить.

— Каким образом?

— Убить сукина сына сегодня же ночью. Возможно, я так и сделаю. Как только он выйдет от нее. В отеле он не останется. Он слишком боится навлечь на нее неприятности и подвергнуть ее хоть малейшей опасности. И потому никогда не останавливается в том же отеле, что и она. В этом городе у него есть три квартиры. Меня, откровенно говоря, удивляет, что он провел сегодня с ней так много времени.

— Я останусь с тобой.

— Нет-нет, занимайся своими делами. А это дело позволь мне завершить самостоятельно. Ты мне нужен, Дэвид. Очень нужен, поверь. Мне необходимо было все тебе рассказать и побыть в твоем обществе — чисто человеческая потребность, издревле присущая смертным. Однако это вовсе не означает, что ты должен все время быть рядом. Ты голоден. Я знаю. И мне нет необходимости читать твои мысли, чтобы понять это, почувствовать твою жажду. Боясь меня разочаровать, ты голодаешь с самого приезда сюда.— Я улыбнулся.— Порыскай по городу, Дэвид, и отыщи что-нибудь подходящее для себя. Ведь ты еще не охотился в Нью-Йорке, правда?

Он отрицательно покачал головой. Однако взгляд его изменился. В глазах появился голодный блеск. Такое выражение появляется во взгляде кобеля, учуявшего поблизости неудовлетворенную суку. Это звериное выражение свойственно всем нам, без исключения, ибо на самом деле мы ничем не лучше диких зверей.

— Не забудь о номере в Олимпийской башне,— напомнил я, вставая из-за стола.—И пожалуйста, если это будет возможно, с окнами, выходящими на собор Святого Патрика. И не слишком высоко. Желательно поближе к его шпилям и колокольне.

— Нет, ты определенно утратил свой великолепный сверхъестественный разум.

— Ни в малейшей степени. Однако мне пора, хотя за окнами идет снег. Он собирается уходить и уже нежно целует ее на прощание. Возле отеля его ждет машина. Он, скорее всего, поедет в ту квартиру, где хранятся наиболее ценные из его сокровищ. Он думает, что о ней не знают ни его соперники в преступном бизнесе, ни власти — или что, по крайней мере, они полагают, будто это антикварный магазин, принадлежащий кому-то из его друзей. Однако мне известно все. И я знаю, как много значат для него спрятанные там произведения искусства. Если он сейчас направится прямо туда, я последую за ним. Времени больше нет, Дэвид, мне надо идти.

— Не знаю, как и поступить,— признался Дэвид.— Я в полном замешательстве и едва не сказал тебе на прощание «Бог в помощь».

Я рассмеялся и, наклонившись, поцеловал его в лоб. Это был мимолетный поцелуи, не способный вызвать ненужных подозрений, даже если кто-то его и заметил. После этого, подавив внезапно охвативший меня приступ безотчетного страха, я вышел из отеля.

Высоко надо мной плакала в своем номере Дора. Она сидела у окна, смотрела, как падают на землю снежинки, и сожалела о том, что отказалась принять его очередной подарок. Ах, если ты только... Прижавшись лбом к холодному стеклу, она молилась о своем отце.

Я пересек улицу. Снег не вызывал у меня неприятных ощущений. В конце концов, я все же монстр, а не человек.

Укрывшись позади собора Святого Патрика, я наблюдал, как моя симпатичная жертва покинула отель, прячась от снега, втянула голову в плечи и поспешно направилась к ожидавшему его дорогому черному автомобилю. Он плюхнулся на заднее сиденье и назвал шоферу адрес — совсем рядом с набитой антикварными вещами квартирой. Прекрасно! По крайней мере какое-то время он будет там один.

«Почему бы тебе наконец не исполнить задуманное, Лестат? — сказал я себе.— Почему бы не позволить дьяволу завладеть тобой? Вперед! Ты не должен испытывать страх, переступая порог ада. Так иди же!»

 До квартиры в Верхнем Ист-сайде я добрался раньше, чем он. Мне уже много раз доводилось тайно провожать его до самых дверей, и потому дорогу я знал хорошо. Как и обстановку вокруг. Жильцы верхнего и нижнего этажей едва ли имели представление о том, кто занимает эту квартиру. Обычно так же устраивались в своих обиталищах и вампиры. Длинный ряд окон на втором этаже был защищен решетками и скорее походил на тюрьму; попадал туда отец Доры исключительно через заднюю дверь.

Он никогда не позволял водителю подъезжать к самому дому, а останавливал машину на Мэдисон или на Пятой авеню и дальше добирался пешком. Несколько зданий в этих кварталах также принадлежали ему. Однако никто из его преследователей не знал о существовании тайной квартиры.