Он отвернулся и уставился в переднее стекло. Обещание, данное им Сиди Бею, чувство долга Ахмеду — вот веские причины докопаться, чего же так боялся Вадон. А утреннее нападение прибавило еще и личную ненависть, усилило его решимость расправиться с Вадоном.

Если же наемники Вадона сейчас устроят ему новую западню, то нужно постараться не попасть в нее.

— Рвите на красный свет и получите пятьсот франков, — произнес он, обращаясь к затылку таксиста.

Машина уже ехала по улице Бобур. Впереди, с правой стороны, высилось здание Центра Помпиду. Своими внешними опорами и стальными конструкциями оно всегда чем-то напоминало ему запущенное машинное отделение супертанкера.

Таксист повернул голову и искоса глянул на Билла.

— За кого вы меня принимаете? — усмехнулся он. — Здесь полно фараонов, — он показал подбородком на группу вооруженных до зубов полицейских, которые от нечего делать болтали с водителями туристских автобусов, стоявших возле Центра.

— Даю тысячу. Поворачивайте налево и езжайте по улице Рамбюто. Их интересуют отряды фундаменталистов-камикадзе, а не слишком услужливые таксисты. До них дойдет, что вы нарушили правила, когда мы будем в конце следующего квартала, — уговаривал Билл таксиста, доставая из кармана деньги и помахивая ими.

Таксист скосил глаза на банкноты, по его лицу разлилась глуповатая улыбка.

— Полторы тысячи?

Билл вытянул из кармана еще несколько бумажек и бросил их на сиденье рядом с водителем.

— Возьмите, они ваши. Плата за проезд и за услугу.

Таксист посмотрел на деньги и ухмыльнулся.

— Чуть притормозите, чтобы подъехать к перекрестку, как только загорится красный свет. Рванете по моему сигналу. Потом быстро повернете налево. Там, сразу же за поворотом, на левой стороне, находится супермаркет. Я выйду возле него, а вы помчитесь как бешеный до конца квартала.

— А потом что я должен делать?

— Что вам заблагорассудится.

Таксист обалдело вытаращился на него. Казалось, он хотел что-то сказать, но лишь пожал плечами, снял ногу с педали газа и спустил машину под уклон к перекрестку.

Билл посмотрел назад и улыбнулся. «Ситроен» прятался за автобусом. Зажегся красный свет, такси остановилось. Билл выждал, пока не остановились все следовавшие за ними машины.

— Гоните!

Таксист чуть отпустил сцепление и так резко повернул налево, что завизжали шины. Перепуганные пешеходы шарахнулись с перехода назад, на тротуар.

— Отлично. Остановитесь! — приказал Билл, когда машина отъехала на почтительное расстояние от возмущенной толпы и свернула налево.

Таксист выжал тормоз. Билл выскочил из машины и вбежал в распахнутую дверь захудалого круглосуточного супермаркета, улыбнулся про себя, услышав визг шин, — это таксист спешил убраться, прежде чем какой-нибудь полицейский успеет записать номер машины.

Остановившись в глубине магазина, он выглянул на улицу. «Ситроен» появился только через десять или двенадцать секунд и промчался вслед за такси. Вместе с покупателями Билл прошел мимо араба-контролера, помахав ему рукой, выскочил из магазина, перебежал дорогу и смешался с толпой все еще негодующих пешеходов. Застекленная стена кафе с террасой надежно укрывала его от глаз обитателей «ситроена», и Билл побежал.

Пробежав несколько шагов, он нырнул в гущу туристских автобусов, прыгнул на поднимающийся эскалатор, локтями проложил себе дорогу в толпе водителей и полицейских и влетел в здание Центра через черный ход. Замедлив шаг, он спустился по лестнице в главный вестибюль и устремился, расталкивая экскурсантов, к главному входу.

Он бежал не останавливаясь, пока, наконец, на Севастопольском бульваре не подвернулось свободное такси, ехавшее в потоке машин в северном направлении. Едва отдышавшись, он велел таксисту ехать на улицу Золотой Капли, откинулся на спинку сиденья и задумался. В каком положении он оказался? Что делать дальше?

Вадон не шутил. Нападение средь бела дня означало, что для него, Вадона, законы не писаны. Еще одной погоней, причем совершенно незамаскированной, он, возможно, давал понять Биллу, что уже знает о его встрече с Лантье и что из этой затеи ничего у него не выйдет. Он, Вадон, может делать все, что ему заблагорассудится, и плевать ему на последствия. С одной стороны, это было жутко, а с другой — молниеносность и непродуманная жестокость его реакции свидетельствовали, что он запаниковал. Министр хотел, чтобы Билл убрался из Франции, и как можно скорее. Но если ему доложили, что Билл не сдался и даже встретился с Бургосом, предсказать, как он среагирует на это, невозможно.

При этой мысли слабая дрожь пробежала по спине Билла. Не то чтобы ему стало страшно, нет, даже во Вьетнаме он почти ничего не боялся, было лишь странное ощущение, что в любой деревне, населенной улыбчивыми крестьянами, можно было войти в любую живописную хижину, где один из этих улыбающихся, приветливых поселян не задумываясь перережет тебе горло. Не в пример некоторым психам, Билл никогда не попадался в ловушку, и теперь он намеревался посчитаться с Вадоном за избиение, облегчить предсмертные страдания Сиди Бею и отдать последний долг Ахмеду. И при этом быть очень осторожным и предусмотрительным, чтобы не попасться в какую-нибудь западню.

Такси остановилось перед домом семейства Бенгана, Билл вылез из машины и настороженно огляделся. На мгновение его охватила тревога: невдалеке, возле кучки бедно одетых мужчин, стоял парень и смотрел на него в упор темными злыми глазами. Опасения рассеялись, когда парень, решив, видно, что он не полицейский, кивнул тощему негру, ошивавшемуся за перевернутой картонной коробкой. Негр сигнал понял и бросил на коробку рубашками вверх три измятые игральные карты. Когда игроки, зачарованные его скороговоркой, зажав в кулаках деньги, вытянули шеи, Билл пересек тротуар и вошел в магазин.

Парень, проученный Биллом в день похорон, склонился над жестяными банками. Билл весело помахал ему рукой, а тот мрачно проводил его глазами, в которых сверкала ненависть. Как только Билл поднялся по узкой лестнице, парень прошептал что-то приятелю и выскользнул из магазина, перешел дорогу и поспешил в унылое кафе с облупленным фасадом. Там он бросил на стойку монету и что-то тихо сказал хозяину, игравшему в кости с единственным посетителем. Хозяин, не отводя глаз от костей, взял монету, достал из-под стойки потрескавшийся телефон и поставил его перед парнем. Тот подтянул аппарат к себе, насколько позволил шнур, повернулся спиной к игрокам и, пригнувшись, набрал номер.

Из похожего на пещеру зрительного зала старого кинотеатра слышались тихие голоса детей. Они что-то декламировали. Под эти звуки имам Бухила вышел из бывшей проекторской, которую он переоборудовал в свой кабинет, и приблизился к перилам балкона. Засунув руки под мышки и прислонившись к перилам, он стоял и смотрел вниз на сцену.

Из зрительного зала уже давно вынесли все кресла и поделили его на небольшие комнаты перегородками — чуть выше человеческого роста, в эти клетушки постоянно поступал сверху свежий воздух. Почти все комнаты были заняты: в одних мужчины и женщины работали на компьютерах, в других бедно одетые мужчины сидели за столами, склонившись над раскрытыми книгами, а молодые, облаченные в халаты учителя писали мелками на старомодных школьных досках арабской вязью и подбадривали старательно читавших учеников. Женщины в национальных североафриканских одеждах занимались в отдельных классах, они сидели в одинаковых позах, и им преподавали молодые учительницы в серых халатах — униформе последовательниц Бухилы. А в самом конце зала располагались классы, в которых группами приблизительно по двадцать человек учились мальчики и девочки, все в одинаковых опрятных серых одеждах. Они сидели на низких скамейках или прямо на полу, поджав ноги «по-турецки». Им было всего лишь от четырех до семи лет, но обучались они тоже раздельно. Отлично воспитанные, дети внимательно слушали учительниц или нараспев усердно повторяли за ними арабские фразы.