— Да вы не промах, как я вижу, — склонил голову в легком поклоне Билл. — Кто знает, может быть, и у вас когда-нибудь будет такая же красавица. — Он улыбнулся. — А не собираетесь ли вы мне сообщить, что запомнили ее номер?

Парень ухмыльнулся, польщенный и очень довольный собой.

— Не весь, только часть запомнил. Не успел. Машина развернулась и быстро уехала. Буквы ERS, потом цифры: семьдесять пять. Это точно. Движение восстановилось, и я больше ничего не смог увидеть. Вы уж простите.

— Ну что вы, приятель, — пробормотал Билл, вытащил стофранковую бумажку из кармана и показал ее парню. — Сможете ли вы описать людей, гнавшихся за Ахмедом?

Парень пожал плечами, поедая глазами банкноту в руке Билла.

— Я видел их в основном со спины. Ничего особенного. — Он преданно посмотрел на Билла, его рука сама потянулась к банкноте. Билл отодвинул ее на несколько сантиметров.

— Высокие? Коротышки? Толстые? Худощавые?

— Как будто средние. — Парень поджал губы и нахмурился.

— А волосы какие у них? Темные? Светлые? — Билл обменялся взглядами с Кельтум.

— Темные, — рассмеялся парень, показав на свою гриву, — как у меня. Я же вам говорил, что они кабилы.

— Во что они были одеты?

— Джинсы. Тенниски. Я думаю, что они тренеры. Порядок? — прибавил он, не сводя глаз с бумажки.

Билл кивнул и сунул деньги парню в руку, тот мгновенно зажал их в кулаке.

— Более чем порядок. — Он вынул из кармана другую банкноту, пятьсот франков, и с улыбкой вложил парню в руку. — Первый взнос за вашу БМВ. Спасибо! — Он повернулся, взял Кельтум под руку и вывел ее из кафе. Глаза его светились торжеством.

Гидравлический механизм почти бесшумно затворил тяжелые стальные створки ворот посольства. Два солдата ОРБ, стоявшие по обеим сторонам ворот в защищенных мешками с песком караульных будках, расслабились и опустили стволы автоматов. Они лишь мельком взглянули на въехавший в посольство неказистый маленький «пежо». Пока ворота были открыты, все их внимание сосредоточилось на улице, каждую секунду они готовы были отразить внезапное нападение террористов.

Во дворе «пежо» остановился, и водитель, высокий, за метр восемьдесят, мужчина, но такой плечистый и широкогрудый, что казался почти коротышкой, выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Миниатюрный Даниил Брукнер вылез из машины, и не успел он подняться на крыльцо, как навстречу ему выпорхнули с приветствиями посол и блондинка.

Посол обхватил премьер-министра за плечи и расцеловал его в обе щеки. Брукнер в ответ небрежно хлопнул посла по спине.

— Привет, Ариэль. Рад встретиться с вами. И с вами, Рива, тоже, — прибавил он, посылая женщине воздушный поцелуй. — Паршивая была прогулка, кстати сказать.

— Но вы в Париже, Дан, живой и здоровый. По моему мнению, это — великолепная прогулка, — пожав плечами, улыбнулась женщина.

— Неужели так плохо обстоят дела? — спросил Брукнер, входя в двери из бронированного стекла.

— Хуже некуда. Мы здесь буквально в осаде. Вы же читали наши донесения. С одной стороны, почти каждую ночь на улицах буянят головорезы де Медема. Громят синагоги, еврейские кладбища, фирмы. Даже школы. А в последние дни нападают на евреев даже в их собственных домах.

— А фундаменталисты? — поморщился Брукнер. — По дороге сюда я приказал шоферу поездить по городу. — Рива в ужасе вздрогнула. — Простите, — рассмеялся премьер-министр, — но такова моя привычка, и ничего тут не поделаешь. Я верю только собственным глазам. Видел молодых мужчин и женщин в серых халатах. Это сторонники Бухилы?

Посол утвердительно кивнул и повел его в свой кабинет.

— Точно. И от них меня бросает в дрожь. Они вербуют совсем зеленую молодежь.

— Хватит, Ариэль. — Брукнер рассмеялся, откинув голову. — Не пытайтесь обмануть старого обманщика. Конечно, вербуют. Если бы Бухила был идиотом, он не был бы так опасен. Они завлекают в свои сети молодежь. Так же как католики и свидетели Иеговы. Так же как и наши собственные длинноволосые!

— Но эти — не безобидные шутники, — хмуро сказал посол. — Они фанатики. И многие из них готовы на все, только бы добраться до вас. Бухила обещает место на небесах тем, кто убьет вас, «мясника Газы».

— Так они меня называют? — вздрогнул Брукнер и задумался, но ненадолго. — Ну и как все это сказывается на делах де Медема? — повернулся он к Риве.

— Могу сказать только приблизительно. Его поддерживает более или менее постоянный контингент избирателей, около шестнадцати-семнадцати процентов. Каждый раз, когда фундаменталисты совершают очередную глупость, акции де Медема поднимаются на четверть процента.

— И этого почти достаточно, чтобы он смог выставить свою кандидатуру на ближайших выборах?

— Нет, если верить результатам социологических опросов. Но далеко не все избиратели говорят правду, когда их опрашивают. — Она улыбнулась. — Знаете, считается дурным тоном признаваться, что ты нацист. А вот избирательный бюллетень — совсем другое дело. По-моему, его шансы гораздо выше, чем ожидают.

Глаза Брукнера сверкнули за контактными линзами.

— А не остановить ли нам его? — Он улыбался, но взгляд его, словно стальное жало, впился в их лица.

Рива как-то через силу рассмеялась.

— Господи, Дан, это же Франция тысяча девятьсот девяносто четвертого года, а не Палестина сорок восьмого. Как бы то ни было, но, отправив его к праотцам, мы ничего не выиграем, можем только получить взамен гораздо худший вариант.

— Ммм. — Брукнер опустил глаза и неохотно кивнул. — Полагаю, что вы правы. Я живу в прошлом. Господи, да я уже и сам стал прошлым, поэтому и прилетел сюда праздновать это прошлое. Будущее принадлежит вам, молодым, а не старым развалинам вроде меня… — Его лицо вдруг озарилось улыбкой. — Попомните мое слово, наши старые добрые методы еще могут избавить всех нас от многих неприятностей!

Зазвонил телефон, Кельтум схватила трубку. Час назад они передали сообщение Лантье через его сестру, и теперь девушка ни на шаг не отходила от аппарата. Она некоторое время молча слушала, а потом попросила:

— Подождите минуточку.

Билл, лежавший на диване в тщетной надежде уснуть, вскочил на ноги, взял протянутую Кельтум трубку, вопросительно взглянул на нее. Девушка утвердительно кивнула.

— Лантье? — спросил Билл, прижимая трубку к уху. — Откуда вы звоните?

— Успокойтесь. Не из своего кабинета. Сестра передала мне, что вы хотите срочно поговорить со мной.

— Хочу! Сегодня утром мы были на Монмартре, расспрашивали людей и нашли одного парня, который видел, как двое мужчин выскочили из машины и погнались за Ахмедом.

— В самом деле? — спокойно спросил полицейский. — А откуда взял ваш свидетель, что они гнались именно за Ахмедом?

— Он слышал, как один из них сказал это.

— Что? При людях?

— Бандит сказал это по-кабильски. Наверное, думал, что, кроме приятеля, его никто не поймет.

— Ваш свидетель говорит по-кабильски? Вы уверены в этом?

— Абсолютно. Со мной ведь была переводчица, — заверил Билл полицейского, улыбаясь девушке. — Так что об ошибке не может быть и речи.

Короткая пауза, а затем Лантье снова заговорил, его голос звучал энергичнее, но тише. Похоже, он почти вплотную прижал трубку к губам.

— Не думаю, что он рассмотрел модель машины. И номер ее не заметил. А?

Билл подробно, ничего не упустив, пересказал ему сведения, полученные от парня. Когда он кончил, Лантье тихо присвистнул:

— Я потрясен. А водителя он не рассмотрел?

— Тонированные стекла помешали. А вот преследователей он видел. Им под тридцать, среднего телосложения, невысокого роста, темноволосые.

— Очень точное описание. — Полицейский насмешливо поцокал языком. — Три четверти миллиона парижан под него подходят. Но те двое говорят по-кабильски?

— Точно.

— Хорошо. Что еще?

— До чего же неблагодарны некоторые полицейские! Неужели этого мало, чтобы сдвинуть расследование с мертвой точки? Если очень захотеть?