Его рука сама собой поднялась вверх, пальцы через повязку ощупали рану на затылке. Вполне возможно, что незваные гости были вооружены, но даже если это было и так, все же не посмели напасть на человека с обрезом в его мастерской. Да они и проникли-то в салон не для того, чтобы убить Ахмеда. Они могли это сделать на улице, из машины. А в мастерской скорее всего искали какую-то информацию. Ну а если они намеревались выбить эту информацию из Ахмеда, то при виде обреза, конечно, передумали. И все же непонятно, почему они бросились преследовать Ахмеда, а не убрались подобру-поздорову. Может быть, Ахмед узнал их, и им пришлось заставить его замолчать? Или то, что они искали, было при нем?

Билл обдумывал эти вопросы, и вдруг его взгляд упал на серый «ситроен», стоявший у обочины в пятидесяти метрах от него. Он даже разглядел в салоне четыре силуэта. С чего бы это четверым мужчинам вдруг взбрело в голову задыхаться летним парижским днем в машине с поднятыми стеклами? Слежка? Билл мысленно обругал себя, что не подумал об этом раньше. Они, наверное, после нападения повсюду следовали за ним, проверяя, удалось ли выкурить его из Парижа.

Он все еще стоял на лестнице, соображая, что делать дальше, и в это время в двух кварталах от него из-за угла вынырнуло такси, остановилось, вышел пассажир. Машина тронулась и, набирая скорость, поехала вперед. Вот она приблизилась, Билл сбежал по ступеням на безлюдный тротуар, выскочил на дорогу и махнул рукой. Не успела машина остановиться, как он забрался в салон.

Проехав еще немного, таксист недовольно посмотрел на него в зеркало.

— Вы, должно быть, очень спешите? Куда вас отвезти?

Билл обернулся и посмотрел в заднее стекло. «Ситроен» медленно отъехал от обочины, влился в жидкий поток транспорта. Их разделяло всего несколько машин. Билл подумал мгновение и сказал:

— Улица Бобур. Самое начало.

Сидя в своей машине, в трехстах метрах от «ситроена», Саид наблюдал, как объект его слежки тронулся с места и влился в поток транспорта. Усмехнулся, сказал еще несколько слов в трубку радиотелефона и бросил ее на рычаг. Потом повернул зеркало заднего вида, вынул расческу, причесал седую гриву и пригладил ее рукой. Удовлетворенный тем, что увидел в зеркале, положил в карман расческу, поправил галстук и вылез из БМВ. Шел он медленной, неуклюжей походкой, наклонив вперед голову и чуть разведя в стороны руки, точно борец, готовый обрушиться на соперника. А направлялся Саид к салону Бенгана.

Десять минут спустя он уже поднимался по ступеням роскошного дома на проспекте Монтеня. Ответили ему только на четвертый звонок. Даже помехи в видеодомофоне не смогли скрыть удивления и отвращения в голосе хозяина.

— Ты! Какого черта тебе надо?

— Был здесь по соседству, — самодовольно ухмыльнулся Саид, глядя в объектив, — и дай, думаю, загляну к приятелю.

Блез де Медем был потрясен таким нахальством, его голос зазвучал жестко:

— Заглянуть? А поинтересней ничего не смог придумать? Убирайся отсюда, ты, идиот!

— Успокойтесь, уберусь. Но нам нужно потолковать. И немедленно. — Самодовольная ухмылка не сходила с лица Саида.

Де Медем помолчал несколько секунд, прикидывая, с чего это на него нашла такая дерзкая самоуверенность. Когда наконец снова заговорил, в его голосе все еще звучало пренебрежение.

— Вот как? Ну ладно, заходи. Да побыстрее!

Де Медем ожидал незваного гостя, стоя у открытой двери, в рубашке, трусах и носках, одна запонка вдета в манжету, другая зажата в руке.

— Чего это ты вообразил, что ко мне можно являться вот так — без звонка? Я ведь предупреждал тебя.

— Слышал, — ухмыльнулся Саид. — Да я всего лишь на пару минут… Проведал кое-что и подумал, что и вам это будет небезынтересно. Но мне кажется, такие новости нельзя обсуждать по телефону.

— Заходи, — нахмурился де Медем, посторонился, пропустил Саида вперед и вслед за ним вошел в гостиную. — Выпьешь? — Саид покачал головой, де Медем пожал плечами. — Так что там у тебя?

— Кое-что о вашем приятеле, американце.

— Что именно?

— Не подействовало на него. Понимаете?

— Что ты имеешь в виду? — прищурился де Медем.

— Я следовал за ним по пятам после той, э-э, утренней неприятности.

— Ну? Он убрался?

— Убрался? Восвояси, вы хотите сказать? В Америку? — покатился со смеху Саид. — Слушайте. После того как ребята отделали его, он отправился прямехонько к полицейскому, который назначил ему встречу.

— Это меня не слишком волнует. Им не о чем говорить.

— Ладно. Дело ваше. Но после полудня он объявился в салоне Бенгана и разговаривал с компаньоном.

— Ты уверен в этом?

— Разумеется, — осклабился Саид. — Как только американец ушел, я сам зашел к тому господину. Несколько минут назад.

— И что ты с ним сделал? — нахмурился де Медем.

— Пальцем не тронул, — искоса взглянул Саид на де Медема. — За кого вы меня принимаете? Что я вам — дешевый головорез? Просто побеседовал по душам. Вот и все. — Он расхохотался. — Думаю, что он наложил в штаны, прямо там, в демонстрационном зале! Оказалось, что американец расспрашивал его о самоубийстве этого паршивого гомосексуалиста.

— Какие вопросы он ему задавал?

— Всякие, — фыркнул Саид. — Что тот делал, прежде чем выбросился из кабинета Вадона, интересовалась ли этим делом полиция. И так далее и тому подобное. На нашего янки это, кажется, произвело большое впечатление, так что он, похоже, и не думает убираться отсюда.

— Не думает? — поморщился де Медем. Он поразмыслил несколько секунд, вертя в руке запонку, а потом подтолкнул Саида к дивану. — Садись. Я думаю, нам нужно все это хорошенько обсудить.

Погруженный в свои думы, Билл не отрываясь смотрел прямо перед собой и не вслушивался в бесконечные жалобы таксиста. Характер всей послевоенной политической жизни во Франции был выкован людьми, чьи идеалы формировались войной. Благовоспитанные, казалось бы, цивилизованные господа, почтенные столпы политической жизни, почувствовав угрозу, становятся жестокими и безжалостными, как корсиканские гангстеры. Приблизительно в те времена, когда генерал де Голль и его команда объявили войну оасовцам, возник сумеречный мир, в котором слились воедино гангстеры, полиция, секретные службы и политики. Мрачное темное царство, где правительственные учреждения не мараются в грязных делах, а поручают их профессиональным преступникам, а в благодарность за оказанные услуги закрывают глаза на их неблаговидные делишки. Те, кто напал на Билла, вполне могли оказаться и полицейскими, и профессиональными преступниками. А организовать избиение было парой пустяков, это мог сделать любой из высокопоставленных чиновников. Его телефонные разговоры явно прослушивались, и это не оставляло и тени сомнения, что здесь приложил руку Вадон.

Министру внутренних дел достаточно позвонить в центр прослушивания, расположенный глубоко под землей в районе Елисейских полей, и готово. Все телефоны прослушиваются, а их записи без промедления ложатся министру на стол. Точно так же заставили закрыть дело и Лантье. Никаких письменных приказов: просто позвонили его начальнику, пообещали ему какие-то блага — дело сделано.

Билл погладил рукой затылок. Вадон не хотел поднимать шума, но и церемониться с ним не собирался. Ударом по голове Билла запросто могли отправить на тот свет, но на этот раз он отделался лишь головной болью и шишкой величиной с лимон. Вряд ли эта альтернатива имела какое-то значение для Вадона. Если нужно, хватило бы одного телефонного звонка честолюбивому полицейскому начальнику, чтобы благополучно прикрыть и убийство.

Поморщившись от боли, Билл обернулся и посмотрел назад. «Ситроен» ехал метрах в ста от такси, их разделяло несколько легковых машин и автобус. Он уже давно догадался, что пассажирами «ситроена» были преступники, а не полицейские. А если это все же полицейские, то уж никак не при исполнении своих прямых служебных обязанностей, иначе они действовали бы поаккуратнее, используя для слежки несколько машин. Непонятно было только одно: собирались ли они снова напасть на него или всего лишь пугали.