Пока Порфир приходил в себя, дневальщик сделал несколько больших шагов и оказался рядом. Он поднял Порфира над землей и припечатал к стене.

— Тебе, червь, вряд ли известно, почему мне дали такое странное имя? Не так ли?

Порфир промычал нечто нечленораздельное. Стальные пальцы дневальщика так сжали ему горло, что дыхание давалось с огромным трудом.

— Так вот, машрушами звали древних ассирийских демонов, имеющих способность к полетам. Понял?

Ренегат что-то пытался произнести, но дневальщик крепко держал хватку.

— Ты своими идиотскими расспросами чуть было не угробил нас обоих. Падение с такой высоты не убило бы меня сразу, но регенерационный процесс не успел бы за объемом поражений. Я бы долго корчился от боли. А ты бы, сученок, конечно же, сдох бы сразу.

— Почему? — едва удалось произнести Порфиру. — Почему нельзя спрашивать?

— Потому что такой закон есть для левитирующих на таких высотах. Простая способность подняться на несколько метров и передвигаться по воздуху на незначительной высоте не представляет труда для освоения. «Туман Мардука» требует полной концентрации. Плюс к этому ни в коем случае нельзя разговаривать. А для предупреждения бесконтрольных полетов у использующих секрет «тумана» просто язык чешется что-нибудь взболтнуть. А тут еще ты мне на голову свалился.

— Я не просил об этом.

— Не просил? Может, и спасать тебя не стоило? Червь, на твое счастье, ты кому-то очень нужен. Так что у меня просто нет выбора. Вот и приходится нянчиться со смертными.

Машруш сплюнул.

Когда Порфир пришел в себя, он все же задал еще один вопрос:

— Ты что-то говорил о демонах?

— Ну…

— Ассирийские… это какие, я не понял?

Машруш посмотрел на человека с таким презрением, что у ренегата появилось неудержимое желание провалиться куда-нибудь поглубже.

— Не имеет значения. Меня просто так назвали…

Порфир понимающе кивнул. Черпать знания из запаса дневальщика ему очень быстро расхотелось.

Вдвоем они шли по темным улицам луксорского дна. Какое-то время Порфир был занят раздумьями, заново переживая последние несколько часов. То, что сохранилось в его памяти, зудело красными огнями, рисуя перед внутренним взором калейдоскоп размытых образов, не говоривших Порфиру ровным счетом ничего. Все тело ныло и болело. Разыскав во внутреннем кармане помятую пачку сигарет, юноша кое-как сумел закурить. Проклятый табак никак не хотел раскуриваться. Рассеянно оглядываясь по сторонам, ренегат искал, не мелькнет ли по близости какой-нибудь загулявший дилер. Тогда можно разжиться парой амфетаминовых марок или чем-нибудь более существенным. Но любой, кто замечал приближение Машруша, за большими шагами которого Порфир едва успевал, тут же старался скрыться. К тому же количество желающих общаться с человеком резко снижало присутствие мутанта, которого Машруш упрямо выдавал за собаку.

По ходу движения человек начал узнавать окрестность. Смутная догадка поселилась в его голове. С каждым шагом ее решение становилось более четким, отчего по спине Порфира пробежала капля холодного пота. Испуганно озираясь по сторонам, ренегат мудро рассудил, что язык лучше держать за зубами. Изредка он ловил на себе взгляды дневальщика, но оттого, что глаза Машруша не были человеческими, точно прочесть смысл этих взоров не представлялось возможным.

Первый нервный смешок вырвался у Порфира, когда он увидел дом, к которому привел их дневальщик. Тут ренегат проявил некоторое упрямство.

— Я дальше не пойду, — сказал он и демонстративно отвернулся.

— Интересно, по какой причине?

Дневальщик сложил руки на груди, манерно выставив одну из ног слегка в сторону. Тут же рядом сел его пес. Со стороны эта картина выглядела как плохо исполненный гротеск. Но желающих обсудить эту проблему не нашлось.

— Я хочу услышать, что же происходит со мной. И как ты нашел это место.

Дневальщик лениво склонил голову набок. Красный глаз максимально расширился, заняв все пространство глазницы. После чего Машруш молча повернулся и вошел в здание.

Шаги на лестнице первым услышал 100. В отличие от брата он не тратил время на медитации, сосредоточив все свои ощущения на окружающей реальности. Затянувшееся безделье тяготило его. Отсутствие информации раздражало. А голод… нет, голод становился с каждой секундой все сильнее и мучительнее.

Обостренные сенсоры вампира уловили едва заметное колебание воздуха, когда в объем здания попал предмет весьма внушительных размеров. По тому, как начал вибрировать пол, можно было определить направление, в котором двигался незнакомец.

А по тому, какой фон был отмечен ментально, 100 без сомнений определил в пришельце вампира.

Очнулся и 99. Сигналом, выведшим его из транса, послужило волнение брата. Каиниты переглянулись. Им не нужны были слова или жесты, чтобы действовать скоординированно. Все было ясно без лишней болтовни. Оставалось только дождаться момента, когда ситуация сама даст о себе знать, и принять единственно правильное направление действий. В данном случае оба каинита склонялись к вооруженной разборке. Никто не должен был знать об их присутствии в Луксоре. А если этот факт становился кому бы то ни было известным, то такое существо необходимо было уничтожить.

100 обходился без подручных средств уничтожения, с презрением относясь к оружию в любой форме. Единственное, на что он уповал в бою, была его природная сила. 99 был менее легкомысленен, с легкостью манипулируя многими видами оружия. Кстати, наставал час, когда он мог проверить эффективность лазерного излучателя, купленного у Порфира.

Шаги становились все ближе. По их характеру пришелец не был готов к опасности. Слишком легко ступала нога. Каиниты напряглись. 100 прибег к одной из своих способностей — звуковому видению. В лобной части его мозга был вырезан фрагмент натуральной коры, которая была заменена на соответствующий фрагмент мозга летучей мыши. Направляя нейронный сигнал в эту часть мозга, 100 видел мир как отражения звука от предметов и живых существ. Это давало более четкую и панорамную картину, нежели обычное зрение. Что, в свою очередь, способствовало увеличению и без того молниеносной скорости реакций вампира, делая его абсолютно непредсказуемым и неуязвимым противником.

Человеческий силуэт, очерченный звуковой волной с каллиграфической четкостью, остановился в непосредственной близи от двери. Рука потянулся к рукояти замка…

Машруш медленно открывает дверь и делает первый шаг. Порфир, смутно подозревающий о том, что может произойти нечто непоправимое, поворачивается лицом к дневальщику и окликает его:

— Послушай, мне, собственно, плевать… я просто хочу узнать, что со мной происходит.

— Спроси у своих постояльцев. — Машруш кивает в сторону здания.

— Они не должны знать о тебе. Не понимаю, почему я говорю тебе это. Но вы не должны пересекаться.

— Не важно. Их миссия больше не имеет значения. Теперь это тебя не касается.

— Стой! Что я делал у Шерхана?! Как я оказался в той дыре?

— Слишком много вопросов.

— Я пойду с тобой, подожди.

Порфир быстро подходит к двери и втискивается в узкий промежуток между проемом и телом Машруша. Тот сперва пытается удержать человека, но потом передумывает.

Порфир обгоняет дневальщика и бегом мчится по лестнице.

Машруш колеблется несколько секунд, потом выходит на улицу и обходит дом с одной из боковых сторон.

Его пес, до этого мирно лежащий у подножия входного портала, поднимается, трясет головой. Его окутывает «туман Мардука», и пес воспаряет.

Порфир большими прыжками преодолевает лестничные пролеты.

Он ждал его появления. И хотя болезнь отняла почти все силы, разум его оставался светлым и готовым принимать решения. Рано или поздно, но пришедший должен был сказать свое последнее слово. Жаль только, что так мало оставалось до роковой черты.