Тальви бросился на врага. Его мозг перерабатывал миллионы операций в секунду, пытаясь найти правильную стратегию бою. Но в глубине души оружейник смирился с тем, что если в схватке и будет победитель, то сам вампир этого не увидит. Но он не собирался продавать свою жизнь так просто и дешево. Азарт поединка полностью захватил его разум, избавив от мыслей о самосохранении. Сейчас каинит мог думать только о том, что в случае своего чудесного спасения больше никогда не сможет взглянуть в глаза любому из собратьев. Так позорно он допустил гибель целого клана.

Искупить ошибку он мог только ценой собственной жизни. Несвоевременные мысли о сохранении чести окончательно вывели его из равновесия.

Фелиаг тем временем еще не пресытился ужасом устроенной им резни. Он хотел только одного — продолжать убивать до тех пор, пока ни одного вампира не останется на земле. Для этой цели у него были на руках все необходимые козыри. Такое жалкое недоразумение, как Тальви, его нисколько не беспокоило.

Он убивал каинита медленно, испытывая особенное удовольствие от процесса. Беспомощность сопротивления так забавляла Мага, что он решил растянуть действо, играя с жертвой, как ребенок с новой игрушкой. Его удары были точны и выверены, он не стремился поразить врага сразу, дозируя силу и вред повреждений.

Глаза Тальви застилал кровавый туман. Он почти ничего не соображал, изредка предпринимая беспомощные попытки сопротивляться и даже контратаковать. Фелиаг не утруждал себя парированием этих ударов, просто уворачиваясь от них. Зато его собственные удары всегда находили цель. Защита каинита была слаба и не имела дефицита в дырах и пробоинах. С каждой новой атакой Тальви обнаруживал у себя очередную рану или повреждение. В конце концов силы вытекали из него, как вода из треснувшего кувшина.

Маг резко отпрыгнул в сторону, пропуская мимо тело Тальви, пролетевшее вперед под действием собственного, не растраченного на несбывшийся удар ускорения. Когда каинит не удержал равновесия и рухнул вперед, Маг после короткого замаха ударил его ногой в спину, тяжелой ступней вдавливая вампира в грунт. Тальви закричал, но его кости выдержали. Монстр подпрыгнул вверх и всей своей массой рухнул на Тальви. Раздался глухой удар.

Одной лапой Фелиаг прижал плечевой пояс врага к земле, а другой схватил за складку кожи на затылке. Он оттянул голову оружейника назад и с силой вдавил ее вниз, ломая нос и скулы. Вмиг лицо Тальви, точнее, звериная морда, превратилось в кровавое месиво. Лопнули сосуды на лбу, из них тут же брызнула густая кровь.

Фелиаг поднялся на ноги. Поднял тело вампира и с силой швырнул его о стену. Чудом Тальви удалось хоть как-то сгруппироваться, чтобы встретиться с препятствием боком, а не плашмя. Сползая по стене вниз, каинит мог только мысленно молить своих богов о скором избавлении. Но его смерть медлила, отказывая ему в последнем милосердии.

Маг продолжил глумление над полуживым Тальви. Он методично бил его ногами, издавая при этом вопли, которые можно было принять за радостные возгласы.

Мы добились своей цели. Свершилось то, чего мы ждали все эти годы. Вот наш враг. Он повержен и раздавлен. И мы не будем милостивы к нему. Его смерть будет ужасной настолько, что само упоминание о ней будет будить в людях пещерный страх. Мы разорвем его на куски, переломаем все его кости и съедим его мозг.

Да, мы голодны. Мы много сил потратили на избавление мира от этой заразы. И мы жаждем достойного вознаграждения.

Маг поднял изуродованное тело Тальви в воздух и швырнул на землю. Шея вампира оказалась на одном уровне со вторым «лицом» твари. Сомкнутый до сего момента кожный сфинктер раскрылся, появилось на свет лицо, некоторыми чертами напоминавшее Влада, когда-то бывшего вампиром. Раскрылся гротескный рот, тускло блеснули острые клыки. Существо изогнуло шею, позволяя «лицу» вплотную приблизится к яремной вене Тальви, тихо пульсирующей голубым лучом на землисто-сером фоне кожи. Клыки сомкнулись, и Влад принялся судорожно глотать кровь, хлынувшую ему в рот.

Стокер убил Ханта быстро, проявив таким образом свое почтение к тому, кто когда-то дал ему перерождение.

Генератор был отключен. В душной, тесной кабине ховера Александра тихо сидела на пассажирском кресле, боясь издать какой-нибудь шум. Отличная броня вездехода уже не казалась ей такой уж надежной. Больше всего на свете ей хотелось оказаться где-нибудь очень далеко отсюда. Но все это было бесполезно.

Она вспомнила отца. Его суровые глаза не выражали абсолютно никаких чувств в тот момент, когда она видела его в последний раз. Она понимала, что нечто очень важное осталось недосказанным. Но стоило ли думать об этом сейчас? Александра подтянула ноги к груди, обхватив колени руками. Поза эмбриона, самая естественная поза, которую принимает зародыш человеческого существа, находясь в утробе.

Еще ей очень сильно хотелось крови. Горячей, живой влаги, дарующей новые силы. Как она могла так долго жить без этого упоительного ощущения, когда чужая сила втекает в ее вены, даруя радость очередного микроперерождения. Когда на доли секунды сердце сжимает щемящая горечь утраты чего-то родного, но тут же на ее место приходит блаженство и радость. На мгновение она чувствует все, что было дано ее жертве, получает доступ к ее памяти, мечтам и мыслям. И эта сладкая боль и тоска, которую испытывает сама жертва, балансируя на грани между мирами.

Он видел ее. Сквозь толщу металла он мог различить контур ее тела, сжатого в комок приступом страха. Он мог почувствовать запах, исходящий от ее волос, смешанный с потом и ароматом пустыни, пропитавшим ее одежду. Он подумал, что мог бы любить ее, мог бы ненавидеть. С одинаковым успехом они стали бы друзьями или врагами. Но в данный момент это было абсолютно не важно.

Он видел ее насквозь. Это была отнюдь не метафора. Сквозь тонкую пленку кожи он различал сеть сосудов, мышечный покров, за которым, повиснув между ребер, не билось давно умершее сердце. В рисунке папилляров на коже он читал историю ее жизни и удивлялся тому, какое чудовище могло поселиться в такой оболочке. Но как свойственно вампиру, он не видел в ней предмет сладострастия и похоти. Поскольку, утратив способность чувствовать на уровне физиологии, он лишился чувств и на уровне эмоций и страстей.

Более всего остального его интересовало ее тело только лишь с функциональной точки. Ибо новому семени нужен был новый сосуд для созревания.

Он вскрыл скорлупу ховера голыми руками, разворотив лобовые плиты, закрывшие плексигласовый «фонарь» кокпита. Он вытащил Александру из кабины и положил на песок. Девушка прижалась телом к острому углу обтекателя на «крыле» ховера и закрыла лицо руками.

— Я голодна, — тихо прошептала она.

— Знаю. Ты открыта для меня, все твои желания я читаю как книгу. Я могу тебе предложить только это.

Стокер махнул рукой в сторону. Александра направила в ту сторону взгляд и увидела мертвое тело Ханта, лежащее на песке.

— Его не спасли ни знания, ни опыт, ни сила. Знаешь, он даже не пробовал сопротивляться. Все его жалкие фокусы так и не смогли остановить меня.

— Ты убил его… зачем?

— А зачем ему жить? С какой целью я мог сохранить ему жизнь?

— Я… я не знаю.

— Будешь пить его кровь?

— Нет.

— Правильно. — Стокер хихикнул. Получилось мерзко. Александру даже передернуло от нахлынувшего отвращения.

Стокер продолжил:

— Ты такая изнеженная, предпочитаешь только свежую кровь. А если речь пойдет о твоем выживании, ты будешь продолжать привередничать?

— Ничего тебе не скажу. Я ничего не знаю!

— Молчи, молчи, если тебе так будет проще. А вот на меня напало желание поговорить. Я так долго был вынужден молчать, что просто не знал, как скоро переполняющие меня знания разорвут голову на части. Но тебе, кажется, это по-прежнему неинтересно.