Однажды Яну посчастливилось бывать в краях своего детства. Замок был давно разрушен, лишь несколько валунов да остатки некоторых строений чернели среди буйных зарослей травы. Он походил между ними, присел на один из обломков и заплакал. Было это ночью, потому что тогда вампир еще боялся солнечного света. А потом, когда глаза высохли, он спустился в долину и убивал каждого, кто попадался у него на пути.

На собственную беду, местные жители не верили старым сказкам о проснувшихся мертвецах, питающихся человеческой кровью. Опомниться никто не успел, и вампир безнаказанно вершил кровавую тризну по собственному прошлому.

Образ цепей всплыл в памяти Шерхана не случайно. Любой дом, становившийся его пристанищем на долгий период, перенимал некоторые черты родного замка. А значит, все, что или кто, покушавшееся на целостность и покой дома, подлежало немедленному уничтожению.

Посланец, не отбрасывающий тени и не имеющий отражения, кто бы он ни был и зачем послан, не должен оставаться в живых. Это было законом. И разделаться с ним Шерхан должен был своими собственными руками. Поэтому он окружил Порфира магической сетью, сквозь которую ренегат был не виден простому глазу. А значит, никто не смог бы остановить его раньше Ватека.

Шерхан позволил Порфиру дойти до самой вершины. Он уже почувствовал, что ищет человек. Осталось выяснить, почему это так важно для посланника Патриархов.

Надо отдать должное Ватеку: сейчас он не собирался идти на поводу у собственной ярости и убивать Порфира без лишних слов. Сперва надо было вытянуть из смертного всю возможную информацию. В спокойствии дожидаясь встречи, Ян уже успел обдумать весь набор пыток, которые предстояло вытерпеть ренегату.

В свою очередь, Порфир успел добраться до верхних ярусов кондо. Он точно представил себе топографию места, в которое стремился, и все задачи, которые ему надо было выполнить. Тело почувствовало приток сил, до этого момента не свойственных человеку. Разум очистился от лишних переживаний. Цель была намечена.

Дверь лифта бесшумно раскрылась. Порфир сделал уверенный шаг вперед. И замер, натолкнувшись на невидимую преграду. Он напрягся, слегка отойдя назад, повторил попытку пройти. И вновь что-то преградило ему путь. Порфир мотнул головой, стараясь избавиться от наваждения. Руками уперся в кажущееся пустым пространство перед собой и надавил. Послышался треск. Синтетический материал на руках Порфира был точно подогнан под его габариты. Когда мускулы человека увеличились многократно, ткань не выдержала и лопнула. Спортивная куртка, бывшая повседневной одеждой Порфира, разошлась, как мокрая бумага.

Когда пропавшее втуне усилие сошло на нет, фигура Порфира вернулась к первозданному виду. Мутным взором человек огляделся по сторонам и заметил тень, скрывшуюся во мраке одного из выступов, сформированных двумя стенами. Порфир склонил голову набок и протянул руку в просящем жесте. Словно обратился к неожиданному собеседнику.

На свет из до поры скрывавшей его мглы вышел Ватек.

— Ты явно не ожидал столкнуться с трудностями, червь?

— Да, — сипло проговорил Порфир, — я не ждал тебя… уйди. Ты мне не нужен.

— Слишком много людей сразу отвернулись от меня. Наверное, забыли, кто я есть на самом деле. Ты — червь! И ты не сможешь пройти дальше, пока я здесь.

— Ты не знаешь меня, вампир. Я тебе не по зубам.

— Ты — тварь. И этого мне достаточно. Никто на земле не может противиться воле истинного каинита. Даже тот, чьи мозги пусты до такой степени, что любой может взлезть в них беспрепятственно.

— Я пришел не к тебе, — упрямо продолжил Порфир.

— Да? Я удивлен. Казалось, что я главный в разыгрываемом спектакле. Неужели же Патриархи так боятся меня, что вмешиваются в жизнь второстепенных актеров, в упор не замечая главной угрозы? Так кто же теперь обязан таким высокими визитом? Моя дочь? Мои слуги? Мои пленники?

Порфир дернулся, словно коснулся раскаленной поверхности. Секунду он колебался, раздираемый внутренней борьбой между различными сущностями, нашедшими пристанище в его теле. Словно между ними произошел разлад. На разные голоса кто-то начал спорить внутри головы. От этой муки Порфир сжал череп руками и надавил, стараясь физическим усилием избавить себя от боли.

Ватек прищурился, внимательно вглядываясь в лицо ренегату.

— Я, кажется, разозлил тебя, — сказал он с усмешкой, — все еще хочешь пройти? Или ответишь мне, зачем ты пришел сюда?

Порфир упал на колени.

— Они говорят, что ты не должен мне помешать… Я не в силах бороться с этим…

— Жалкий червь. Падаль! — закричал Ватек. — Говори!

Порфир сжал зубы с таким усилием, что во рту тут же образовалось мелкое крошево. Кровь из изувеченных десен полилась сквозь губы.

— Я не должен убивать тебя сейчас, — прошамкал он, — но как же я хочу этого.

Ватек стал медленно, меряя каждый шаг, приближаться к человеку. В одной из рук блеснул в тусклом свете изогнутый клинок серпа.

— Тебе будет так больно, что завоют даже те, кто контролирует тебя сейчас.

По Порфир не собирался сдаваться без боя. Чего-чего, а становиться ягненком для заклания у него не было никакого желания даже тогда, когда собственное тело стало игрушкой в чужих руках.

Он рванулся в двери лифта и проломил ее сдвоенными ударом рук. В стороны брызнули осколки пластика. Вырвав из одной панели огромный фрагмент, Порфир метнул его в Ватека. Тот лишь спокойно уклонился от летящего в него куска.

Тем временем Порфир бросил свое тело внутрь кабины. Оказавшись внутри, он подпрыгнул, метя в потолочную панель. Распрямленной ладонью он пробил потолок и ухватился за элемент каркаса. Нечеловеческим усилием он подтянулся так, что голова и плечи врезались в пластик, завершая его разрушение. Протиснувшись в образовавшуюся брешь, ренегат оказался на крыше лифтовой кабины.

Затем, слегка присев и оттолкнувшись ногами, Порфир сделал еще один прыжок, стараясь зацепиться пальцами за полозья, по которым скользил лифт. Таким образом, прыжками и перехватами, он пробирался вверх, к крыше кондо. Когда шахта уперлась в плексобетон перекрытий, Порфир, удерживая себя на одной руке, принялся рвать его пальцами свободной конечности.

Снизу донесся голос Ватека, зашедшего в лифт:

— Беги, тварь, трусливо поджав хвост. Беги! Но помни, что я все равно доберусь до тебя!

Толщина перекрытий кондо составляла несколько метров, сквозь которые Порфир пробивался, словно крот, роющий свои проходы под землей. Наконец, когда ветер, бушующий на более чем километровой высоте, ударил ему в лицо, обжигая и пьяня одновременно, Порфир выбрался на свободу. Сюда, на вершину кондо, мало кто добирался таким экстравагантным способом. Были пути и короче и легче. Но сейчас человека это не интересовало. Едва удерживаясь на ногах, он доковылял до края крыши и посмотрел вниз. Ничего, кроме ночной мглы, он разглядеть не сумел. После этого Порфир отошел на несколько шагов назад, разбежался и прыгнул.

Но вместо того чтобы упасть вниз, он полетел, огромными крыльями опираясь на разреженный воздух. Сперва он спикировал, снижая высоту до более плотной консистенции атмосферы, потом выровнял свой курс и полетел прочь от кондо.

Ватек, выбравшийся на крышу тем же путем, который пробил себе Порфир, устало проводил взглядом человека, не отбрасывающего тени.

Очнулся Порфир в каком-то тупике, среди обломков, мусора и нечистот, разлитых по земле. Единственным, что напоминало ему о происшедшем, была разорванная одежда. Не было даже боли в мышцах, претерпевших столько метаморфоз.

Несколько бродяг грелись около костра, разведенного в старой цистерне. Сквозь ржавчину и налеты грязи еще можно было прочесть символы маркировки. Но Порфира это не интересовало. На ватных ногах он пошел к свету, то и дело опираясь на стену, когда ноги подкашивались и тело чуть было не падало.

Нищие смотрели на него с интересом. Они редко видели посторонних в своем квартале. Любой пришлый становился или угрозой их существованию, или легким способом заработать деньги. Для этого надо было не грабить чужака, который с легкостью мог оказаться таким же бедняком, а тихо пристукнуть его и сдать тело органлеггерам.