Оно и к лучшему, что мы с Лиз на неделе почти не виделись: домой я приходил уставший как собака, успевал только поужинать и развалиться на часок перед телеком, а там уже пора было спать. За это время как раз все успокоилось. Мы обо всем как будто забыли: некогда было скандалить. Вечером в пятницу мы с Полом и его женой договорились пойти куда-нибудь поужинать. В тот день мы закончили красить около двух, и я освободился раньше обычного, так что пришел домой первым. Поставил в вазу на кухне букетик фрезий – купил его по дороге. Это любимые цветы Лиз — ей нравится запах. Заскочил в душ, а потом решил прилечь. На меня вдруг навалилась страшная усталость… А когда я открыл глаза, увидел Энн Мари.
— Что такое?
— Уже пять часов, пап. Мама через полчаса будет дома.
— Пять часов! Я, похоже, проспал полдня.
— Ты храпел на весь дом. Вы идете в ресторан или нет?
— Идем, доча. Погоди, дай приду в себя. Терпеть не могу спать днем.
— Хочешь чаю? Я заварю. Потом я к бабушке, с ночевкой.
— Спасибо, доча.
Энн Мари принесла чашку чая, поставила ее на журнальный столик и ушла. Я попивал чай, приходя помаленьку в чувство, когда дверь открылась и в комнату заглянула Лиз.
— Посмотрите-ка: спящий красавец.
— Ты чего-то рано.
— Мистер Андерсон сегодня добрый, отпустил в полпятого, к тому же завтра выходной. А с тобой что стряслось?
— Да я вообще был никакой. Прилег на десять минут, а проснулся — и дочь говорит, что уже шестой час.
— Она ушла к бабушке?
— Ага. Когда надо за ними заехать?
— Энджи мне звонила на работу. Шован приболел, так что они сегодня никуда не пойдут.
— Сильно заболел?
— Нет, наверное. Температура чуть поднялась, может, в садике что подхватил. Ты ведь знаешь Энджи: ребенок раз чихнет — и она уже к врачу.
— Хочешь, сходим вдвоем?
— Пожалуй.
Лиз села на постель спиной ко мне. Подол юбки съехал вверх, обнажив колени. И снова я видел этот изгиб шеи, эту линию плеч сквозь пряди волос. Уже больше недели прошло. Я потянулся к ней, коснулся шеи. И придвинулся ближе.
— А хочешь, останемся дома. Закажем что-нибудь в китайском ресторане. В холодильнике бутылка вина.
— Ну…
— В конце концов, мы до завтра одни…
Она повернулась ко мне, и я по глазам понял, что можно.
Потом мы сидели в кровати и пили вино. Я обнимал ее свободной рукой.
— Так почему ты всю неделю торчал на работе допоздна? Вроде говорил, что надо покрасить всего пару комнат.
— Говорил, а потом эта девица начала крутить - то ей надо одно, то другое, то так покрасьте, то эдак. А стены в гостиной велела выкрасить в бледно-желтый, чтоб сочетались с ее новыми штанами от Версаче.
— Шутишь.
— Вовсе не шучу. Штаны кожаные, в обтяжку — видела бы ты, как пялился на них малыш Бобби — я думал, пора вызывать неотложку.
— Сколько же у людей денег! Ума только нет.
— Ну да, а нос везде надо сунуть. С другой стороны, и нам чего-то перепадает. Но канитель-то была по другому поводу.
— По какому?
— Выбрали подходящий колер, покрасили, все отлично, начинаем класть второй слой — и тут ее высочество передумали. Ей, видите ли, надоели те штаны, она купила новые, так что извольте перекрасить стены в лиловый цвет.
— Врешь!
— Честное слово. Нам так сказал ее парень. Он самолично принес штаны, чтобы мы подобрали цвет, — ей самой было некогда. В субботу у них вечеринка, так что все нужно было закончить. Он говорит: «Женщины, что с них возьмешь». А Бобби ему: «Точно, моя такая же. Купит себе новый топ в "Уот Эврис" и тут же ремонт на кухне затевает».
— Все ты врешь, Джимми.
— А ты видела, во что у них превратилась кухня, когда Айрин купила пятнистые лосины? Бобби неделю маялся, пока все пятна нарисовал.
Она захихикала и ткнула меня в бок.
— Эй, больно.
— Прости. Нет, чтоб гостиную — в лиловый цвет…
— Хочешь сказать, если б я такой же был богач, ты не велела бы красить стены в цвета твоих нарядов?
— Джимми, если б ты такой же был богач, ты женился бы не на мне, а на ком-нибудь из «Спайс Герлз».
— Вот славно было бы.
— Ты о деньгах или о женитьбе?
— Для меня и ты хороша. Но все равно, «Спайс Герлз» — это вчерашний день. Надо жениться на Бритни Спирс.
— Уж скорей Бритт Экланд тебе пара. Хотя, вообще, если у меня куча денег, зачем мне дом. Я тогда жила бы на природе, где-нибудь на необитаемом острове. Никакой одежды — носила бы только платья из шелка, типа сари…
— Ох, ну хватит, хватит. — Я поерзал. — Черт! Вино пролил!.. Чтоб меня!..
— Как — опять?
Я до того был рад, что мы с Лиз помирились, что про семинар и думать забыл, - но во вторник, когда пришел в Центр, пришлось о нем вспомнить. В начале занятий ринпоче говорил несколько слов и проводил медитацию, а потом мы усаживались кружком, пили чай и болтали о том, о сем. Можно было спросить о чем угодно, обсудить любые трудности, а если ты не хотел привлекать к себе внимание, то мог поговорить по-тихому.
В общем, пока мы медитировали, я подумал: до чего тут все иначе, не так, как было на семинаре. Едва я услышал голос ринпоче, как сразу успокоился и сосредоточился на вдохах и выдохах. Это просто. Я здесь как дома. Потом все хотел поговорить с ним об этом, только не при всех. А он будто знал — повернулся ко мне и спросил:
— Джимми, как прошел семинар?
— Со скрипом, ринпоче, — ответил я. — Многовато морковки.
Все рассмеялись.
— Значит, ты выбрал оранжевый путь к просветлению — тебя ждет светлое будущее.
— Похоже на то.
Он ничего больше не сказал, просто посмотрел на меня и улыбнулся. Все ждали, что я отвечу. Я поглядел на них и снова обратился к ринпоче:
— Я про медитацию. Мало что получалось. Я вот хотел узнать…
Он все смотрел на меня.
— Я вот думаю, почему здесь я могу медитировать — не хочу сказать, что совсем без труда, но хотя бы чувствую, что дело движется, — а там все без толку. Я всю дорогу ерзал на месте, не мог успокоиться, мысли так и скакали. В конце концов, просто стал слушать, как дождь стучит по крыше.
— Скажи, Джимми, что ты делал, когда слушал шум дождя?
— Говорю вам, ринпоче, ничего не делал, просто сидел, слушал, как по крыше стучат капли, — в голове было совсем пусто.
— Чудесно!
— Но я думал, надо следить за вдохами там и выдохами, осознавать дыхание.
— Джимми, может, ты вместо этого осознавал стук капель.
Он потянулся ко мне и слегка коснулся руки — всего на мгновение. Но у меня к горлу вдруг подкатил ком - я боялся, что разревусь. А он смотрел на меня и улыбался так тихо, волшебно, словно во всем мире только мы вдвоем остались.
По дороге домой я разглядывал капли дождя. Странно, тут через день льет дождь, не мудрено привыкнуть, но мне теперь казалось, что я раньше этих капель и не видел. Но где ж мне было увидеть. Разве станешь слоняться по городу, разглядывать капли — народ решит, что ты в уме повредился. Но вот теперь я стою у живой изгороди и разглядываю капельку на листе. Вижу на нем прожилки — маленькие такие прожилочки. Откуда они взялись? Понятия не имею. Не знаток я по части листьев и растений — просто не волновало меня все это. Но ринпоче был прав: это и впрямь чудесно.
Когда я вернулся, Лиз смотрела телевизор — какую-то передачу про дизайн помещений. Я чмокнул ее в макушку и обогнул диван, проходя в кухню.
— Будешь чай?
— Только что пила. Тебе звонили - какая-то Барбара, с семинара.
Она повернулась и посмотрела мне в глаза.
— А что хотела?
— Не сказала — она номер оставила, просила перезвонить. Судя по номеру, в Эдинбург.
— Ладно.
— Не знала, что ты кому-то давал свой телефон.
— Я не давал. Может, она по справочнику нашла. Или узнала у секретаря на семинаре.
Я вышел в прихожую и набрал номер.
— Это Барбара?
— Да. Джимми?
— Точно так.
— Как твоя рука?