Сквозь слезы я видела собравшихся в церкви – лица знакомые, незнакомые – и все пели. Вдруг на заднем ряду я увидела лам. Они будто с Марса свалились – бритоголовые, в пурпурных облачениях, - и тоже пели, глядя в листочки с текстами гимнов. На мгновение во мне шевельнулась злость, я ощутила какую-то горечь – по какому праву они пришли? Они с мамой даже не были знакомы. Но через миг я успокоилась. Они просто выражали сочувствие.

Казалось бы, похоронил человека – и все закончилось, а на самом деле, все только начинается. Мама умерла так внезапно, что мне казалось, с того вечера в пятницу до похорон в среду прошли годы. Похороны были той чертой, к которой все устремлялось: переговоры, подготовка, прием гостей; и когда все закончилось, я вымоталась окончательно. В среду я упала в постель в семь часов вечера и проспала до девяти утра следующего дня. Сама не поверила, что проспала так долго. Энн Мари без меня собралась и ушла в школу, я осталась дома одна.

Жаль, что она ушла. Я ей предлагала еще денек отдохнуть – мы бы выбрались куда-нибудь в город, пообедали вместе, постарались бы как-то вернуться в колею, - но она хотела в школу.

— Сегодня контрольная по математике.

— Для меня в твоем возрасте это был хороший повод прогулять. Но ты права, надо браться за ум, чем быстрей – тем лучше.

На работу я собиралась выйти на следующий день. Мистер Андерсон страшно меня выручил, сказал, что если нужно, могу не выходить всю неделю, но я подумала, что начинать с понедельника труднее. И потом, мне, наверно, придется взять отпуск еще на несколько дней, чтобы разобраться у мамы в квартире, так что дел на работе лучше не запускать.

Я совсем не знала, чем заняться. Дом за неделю зарос пылью, поэтому я убралась, постирала, развесила белье. Думала пойти на мамину квартиру и начать разбираться, но поняла, что на это просто нет сил. Выбираться в центр без Энн Мари как-то не было смысла, а одной слоняться по магазинам, разглядывать витрины – это было бы совсем бестолково. Так что я решила пойти на Байерс-Роуд, пообедать и купить кое-что в «Сэйфвэй» - в том числе открытки, чтобы поблагодарить всех, кто прислал цветы. А на Байерс-Роуд я наткнулась на Дэвида. Чуть мимо не прошла, настолько была погружена в себя, - и вдруг осознала, что вот он стоит передо мной, машет рукой у меня перед носом.

— Э-эй…. есть кто живой?

— Ой, привет… Прости, я задумалась.

— Бывает. Рад, что тебя отловил. Я боялся, что опоздаю.

— Опоздаешь? Куда-то на лекцию?

Он посмотрел на меня озадаченно.

— Вообще-то я шел на встречу с тобой. За чашечкой кофе. Сегодня вроде четверг?

— Да, конечно… а мы на это время договаривались?

Я напрочь забыла, что мы должны были встретиться.

— Так как насчет кофе, идем?

— Идем, но я вообще-то навернула бы тарелочку супа.

— Хорошо. Тогда в «Гросвенор»?

— Давай, там вкусный суп.

В кафе «Гросвенор» всегда полно народу, но его недавно расширили за счет пристройки в задней части, где нам и удалось найти столик.

— Как неделя прошла, хорошо?

Я не знала, что ответить. Неужели прошла всего неделя, с тех пор как мы виделись?

— Честно сказать, не очень… Не знаю даже, с чего начать.

Он отложил меню.

— Прости. Мне можешь сказать, или…?

— У меня мама умерла.

Не знаю, от чего – от его голоса, в котором было столько искреннего сочувствия, или от того, что вновь это все осознала, - но я начала рыдать прямо там, в кафе, где было полно народу: слезы лились по щекам, меня трясло.

— Боже мой. — Он подошел ко мне и обнял крепко – ему пришлось почти встать на колени. Я ощутила его запах, тот же приятный аромат ванили - наверно, шампунь или крем после бритья, - сладковатый, сильный запах. И тепло его тела, совсем рядом. — Лиз, я так тебе сочувствую… — Он гладил меня по голове.

Не знаю, долго ли я плакала, но вдруг я поняла, что все смотрят на нас. Я отстранила Дэвида и полезла в сумочку за салфетками. Достала пачку, но открыть не сумела – так сильно тряслись руки. Он взял у меня салфетки, вынул одну и протянул мне.

Потом вернулся на свое место. Официантка принесла нам суп.

Я глаз не могла поднять.

— Ты будешь суп?

— Да, мне уже лучше. Прости, как-то вдруг накатило.

— Не говори глупостей, это естественно. Расскажешь, что случилось?

— Расскажу, одну минуту.

— Не спеши, сперва поешь.

Суп был вкусный. Кажется, впервые с прошлой пятницы я ощутила вкус пищи. Я доела, мы все молчали. Так странно было сидеть напротив человека, которого я совсем не знала, после того, как я перед ним расплакалась. Вскоре пришла официантка, убрала тарелки и принесла кофе.

— Хочешь еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Суп отличный был, я наелась.

Я помешала кофе, отгоняя пенку к краям чашки.

— Что же, - сказал он, - когда это все случилось?

— В пятницу. Совершенно внезапно.

— Наверно, как гром среди ясного неба.

— Именно. Я была у нее, вернулась домой - а она звонила Энн Мари. Я кинулась обратно, а когда пришла…

— Значит, ты первая узнала… — Он протянул руку через стол и коснулся моей руки. — Тяжко.

Я глотнула кофе и посмотрела на него.

— Но самое ужасное, что мы поссорились, перед тем, как я ушла – не сильно поссорились, на самом деле: просто она меня распекала, а я вышла из себя и хлопнула дверью. Такое чувство вины.

— Ни в чем ты не виновата.

— То же и врач говорит. Сказала, что это могло случиться когда угодно. Но почему же именно тогда?

— Просто так совпало. Мне кажется, у многих остается чувство вины, когда кто-то умирает.

— Наверно, только я хотела бы с ней попрощаться, сказать, что я люблю ее.

— Уверен, что она это знала. Ты ведь заботилась о ней?

— Ну да. Навещала почти каждый день.

— Тогда она точно знала.

— А твои родители живы?

— Отец жив, а мама умерла, когда мне было десять.

— Ужас.

— Да, это был ужас. Мне понятно, что ты говоришь про чувство вины. Я все думал, что это, должно быть, моя вина. Мама долго болела, я не знал, что с ней - разумеется, мне не говорили. А у нее был рак груди. Я вообще-то узнал об этом только в семнадцать лет. И мой папа, и тети твердили, что я должен быть умницей, что мама болеет и ей нельзя волноваться. А незадолго до того, как она умерла, я набедокурил в школе – ничего страшного, просто играл в футбол и разбил окно. Так уж совпало. Но я не мог избавиться от мысли, что она из-за меня умерла, потому что я вел себя плохо, и она волновалась. А когда тебе десять лет, задать вопросы некому. Папа был убит горем, ему было не до меня. К тому же я старший, и мне полагалось подавать пример брату и сестре. Все твердили: как ужасно в таком возрасте остаться без матери. Шону было всего пять, а Алисии три года, и наши родичи страшно вокруг них суетились. А мне полагалось держаться молодцом.

— Даже не знаю, что сказать. Я тут переживаю, что потеряла мать в тридцать три года, а тебе было всего десять. По крайней мере, мама столько лет была со мной.

— По-моему, неважно, сколько лет. Мама – это мама. И теряешь ее всегда слишком рано.

— А твой отец, как он это пережил? Тяжело ему было, наверно, растить вас троих в одиночку.

— Вообще-то он женился еще раз, через два года. Я так на него злился тогда… а теперь отношусь к ней даже очень неплохо.

— Два года — как-то он быстро.

— Забавно, в универе на социологии нам говорили, что, судя по всему, новый здоровый союз люди могут создать в период от одного до двух лет после смерти или развода. До этого срока они слишком подавлены, а после - привыкают жить самим по себе.

— Это социология? Похоже на статейку из журнала «New Woman» . Но мужчины, похоже, в новый брак вступают быстрее, чем женщины.

— А все потому, что они беспомощнее. Справедливости ради надо заметить, что у папы на шее было трое детей - вряд ли можно винить его в том, что он искал помощницу. Он не из тех, кто приспособлен к современной жизни.