— Сверкач?

— Смотри, возьмем тебя в ученицы.

На следующий день я помог повесить шторы, а потом она расставила по местам разные свои безделушки. Мне так нравилось красить карниз, а теперь, выкрашивая деревянные панели в прихожей, я даже заскучал. Хотя получалось здорово - Барбара выбрала очень удачный оттенок оранжевого. Вообще, у нее хорошее чувство цвета. Иные заказчики выбирают такие цвета, что получается тихий ужас, а она из тех, кто может предложить что-нибудь совсем дикое на первый-то взгляд, но когда все готово, понимаешь, что идея была хорошая.

Я докрасил входную дверь, и она вышла на площадку посмотреть.

— Чудесно. Как раз то, что надо. Красный цвет — это к удаче. Теперь чайку?

— Хорошо бы, только сперва умоюсь.

Я сидел на кухне напротив нее и думал, что теперь делать. Времени было только полчетвертого, и чай нельзя пить слишком долго, но как-то странно было просто взять и уехать домой. Мне не хотелось уходить. Я знаю, что сказал бы Джон, но дело вовсе не в этом. Ничего такого между нами не было: мне совсем не хотелось замутить с этой женщиной, и с ее стороны не было ни намека. Просто нас что-то связывало. И после всего, что было, мне хотелось, чтобы мы просто сели и вместе пообедали. Я не мог уехать вот так.

И тут она сказала:

— Джимми, можно тебя еще кое о чем попросить? Тебя это, может, немного удивит.

— Пожалуйста, проси.

— Дело в том, что благодаря тебе, благодаря твоему труду, я чувствую, что это мой дом, мне теперь в нем уютно, особенно в гостиной. И я хотела бы там помедитировать, чтобы энергетика в ней очистилась, чтобы там стало по-настоящему хорошо. Мне бы хотелось, чтобы ты помедитировал вместе со мной, там ведь столько сделано твоими руками. Потом, если у тебя есть время, мы можем вместе поужинать. Надеюсь, я не очень тебя задержу.

— Барбара, я только рад буду, честное слово.

И хотя я ни за что не догадался бы, о чем она хотела меня попросить, ничего лучше и придумать было нельзя.

Мы сели в гостиной лицом к Будде. Она достала сидения из поролона, как в Центре, и маленькие, похожие на детские, цветастые одеяльца, чтобы укрыть ноги. Потом зажгла свечи и какое-то благовоние из трав. Я тогда не знал, что это за трава, но теперь знаю: это шалфей, он был в чести еще у коренных жителей Америки - они верили, что шалфей прогоняет злых духов. И вот, мы сели в чистой, свежевыкрашенной комнате, а за окном опускались сумерки.

Барбара начала говорить:

— Я призываю Будду, бодхисатв и все благие силы быть свидетелями нашей благодарности за дары, которые мы получаем от жизни. Я хочу поблагодарить Джимми за его труд, за то, что мой дом стал чистым и уютным. Я благодарю его за усердие, с которым он работал, и за его дружелюбие. Я благодарю жизнь за то, что она свела нас. Пусть под крышей этого дома будет хорошо каждому, кто придет сюда.

Она остановилась.

— Джимми, ты хотел бы что-то сказать?

Я ничего не мог придумать и ответил:

— Нет.

Она позвонила в колокольчик, и мы закрыли глаза. Я сосредоточился на вдохах и выдохах, считая про себя, как учил лама. И на этот раз медитировать было очень легко, все было так естественно. Казалось, прошло совсем немного времени, и колокольчик прозвонил снова. Я открыл глаза. За окном теперь совсем стемнело, и несколько минут я смотрел на освещенные окна напротив, на деревья в жутковатом голубом свете уличных фонарей.

Потом мы пошли на кухню. Барбара занялась ужином, а я бездельничал, опершись на стойку. Мне было легко и спокойно.

— Я мог бы сгонять за бутылочкой вина, если хочешь. Чтоб по-праздничному все.

— Если ты сам будешь, Джимми. Если для меня, то не стоит.

— Ты уверена?

— Я не пью.

— Ах да.

— Но ты не обращай на меня внимания.

— Нет, все в порядке. Я ведь за рулем, больше одного бокала не выпью. Можно, я помогу накрыть на стол?

— Конечно. Салфетки и подставки в выдвижном ящике.

Я открыл ящик и стал вынимать ложки, ножи и прочее. Но мне очень хотелось расспросить ее, почему она не пьет. Я знаю непьющих ребят, но то алкоголики, которые решили завязать.

— Ты просто не любишь спиртное или…

Она помешала что-то в кастрюле, накрыла крышкой и села за стол.

— Я отказалась от спиртного несколько лет назад, когда втянулась в медитацию. Странно это: стремишься к просветлению, с одной стороны, а потом пьешь, и в голове снова мутно. Я много-то не пила - так, пару бокалов вина за едой, - но это сказывалось определенно, туман какой-то появлялся.

— Бросать тяжело?

— Не так чтобы очень. Поначалу я еще пила немножко, на вечеринках или если очень уставала за день, но потом научилась расслабляться по-другому… например, занялась йогой.

— Понятно. Я-то сам ничего никогда не бросал. Лиз, давно еще, бросала курить, и это был тихий ужас. Мы все мучились — вид у нее такой был несчастный. Но я не курил никогда, так что не знаю, что чувствуешь, когда бросаешь.

— Я бросила курить десять лет назад. Это потруднее, чем бросить пить. От курения зависимость куда сильнее.

— То есть, выходит, буддизм помог тебе бросить… Это все часть образа жизни, да? Наверно, ты и мясо есть перестала?

— Я бы не сказала, что бросать - это главное. Просто начинаешь стремиться к чему-то еще. Когда не употребляешь алкоголь, сознание становится более ясным, а когда ешь овощи вместо мяса, просто чувствуешь себя бодрее, вот и все. И это всего лишь мой личный выбор… То есть я не стала бы его никому навязывать.

— Значит, ты не хочешь, чтобы твой парень был вегетарианцем?

— Мой парень?

— Ну, если бы у тебя был парень… или муж там, в этом смысле?

— Нет, мне все равно. Хотя не думаю, что он у меня появится.

— Извини, это не мое дело.

— Ничего. Я просто хотела сказать, что в настоящий момент мне не хочется завязывать подобные отношения.

— Рассталась с кем-то? Переживаешь?

— Нет, это как отказ от спиртного. Просто мое сознание более ясное, если я… воздерживаюсь от этого.

— Понятно.

— Прости. Наверно, я жуткая зануда. Просто… мне кажется, что сейчас так для меня лучше.

— Я понял. Прости, Барбара, не хотел совать нос в твою личную жизнь. Не мое это дело. Просто мы вот тут общаемся, и медитировали, и все такое, и мне кажется… может, мы и не друзья, но я полагаю, что друзья.

— Я надеюсь, ты считаешь меня другом, Джимми. Мне бы очень этого хотелось.

— Вот и славно.

— Ну, а твои как успехи?

— Мои успехи?

— Я про медитацию. Как она влияет на твою обычную жизнь?

Я так и замер, не донеся вилку до рта.

— Знаешь, я просто медитирую. И слабо понимаю, как и на что это влияет. Разве что доводит всех до ручки.

— Твоя жена и родные не одобряют?

— Энн Мари любопытно, она не прочь узнать, в чем тут соль. Джон думает, что я псих какой-то - но он же мой брат, и, вообще, он всегда так считал. А Лиз… Лиз, думаю, все это очень не нравится.

— Не нравится буддизм? Или не нравится, что ты меняешься?

— Знаешь, Барбара, на самом деле я понятия не имею, что она там себе думает.

Домой я летел как на крыльях: до чего все вокруг было здорово. Даже в темноте ощущалась прозрачность ночи, а потом, уже на подъезде к Глазго, стал накрапывать дождь, и я включил дворники. Домой под дождем. Я улыбался сам себе. Домой под дождем. Размытые огни фар неслись по встречной полосе. Слева проплыла большая стальная лошадь. Затем газовый завод и синие буквы на стене: «Глазго, вперед!» . Я чуть не расхохотался. Эдинбург — славный город, там хорошо провести выходной, просто развеяться, но дом — это Глазго.

У калитки меня поджидал Джон.

— Вот, хотел узнать, не желаешь ли пропустить кружечку в честь именинника.

— Погоди, у тебя день рождения завтра.

— Верно, но в жизни раз бывает сорок лет — я хочу оттянуться по полной программе. Мы с Тришей собирались в ресторан, но она себя неважно чувствует.

— Что стряслось?