— И после этого ты будешь меня уверять, будто в Интернете информация обновляется каждые несколько часов? — насмешливо сказал он.

— Зато в Сети есть цветная фотография, а в газете нет даже черно-белой, — парировал Джереми.

— Вот как? Дай-ка посмотреть. — И Карл, наклонившись через плечо сына, заглянул в компьютер. — Этот брюхан, наверное, и есть детектив Такер? — заметил он, показывая на полного мужчину в штатском, который, гордо выпятив живот, стоял в окружении нескольких полицейских чинов. Карл уже собирался отвернуться, когда что-то привлекло его внимание.

— Эй, постой… Дай-ка мне эту штуку!.. — Выхватив планшет из рук Джереми, Карл некоторое время вглядывался в экран. — Как мне увеличить фото?

— Вот так… — Джереми показал, и фотография заполнила весь экран. Движением пальца Карл сдвинул ее немного вниз и вправо и впился взглядом в лицо человека на заднем плане. Его частично загораживала огромная ковбойская шляпа Такера, однако Карл мгновенно его узнал. Не в силах справиться с острым приступом ярости, он отшвырнул от себя компьютер.

— Эй, ты что делаешь?! — возмутился Джереми. — Что случилось?

— Я так и знал! Я чувствовал!!! Помнишь, я говорил тебе — здесь что-то не так?

— Ну, помню. А компьютер-то зачем швырять? — проворчал Джереми, но Карл его не слышал.

— Вот все и разъяснилось, — добавил он с мрачным удовлетворением.

— Что разъяснилось? Кого ты там увидел?

— Специального агента ФБР Гэри Хедли, вот кого! — с ненавистью прошипел Карл в ответ.

ДНЕВНИК ФЛОРЫ ШТИММЕЛЬ

1993 г., Рождество

Мне так грустно, что я едва сдерживаюсь. Вчера мы ограбили церковь, а это значит, что я, скорее всего, попаду прямо в ад!.. Впрочем, я и раньше это знала, ведь в жизни мне чего только не приходилось делать, даже людей убивать. Правда, сама я никого не застрелила и не зарезала — убивал Карл, но я всегда была рядом, а значит, я участвовала в убийствах.

Все началось с того, что Карл велел мне отправиться в церковь перед началом праздничной ночной службы. В церкви я села в уголке и смотрела на входящих. Все были такие радостные и счастливые! Я видела матерей и отцов с детьми, бабушек и дедушек с внуками, совсем молодых девушек и юношей. Многие малыши спали на руках у матерей, потому что служба началась в 23:15, то есть довольно поздно, зато остальные дети были очень возбуждены и не могли усидеть на месте. Наверное, им хотелось поскорее оказаться дома и лечь в постель, чтобы Санта-Клаус мог принести им подарки.

При мысли об этом у меня даже сердце заныло. Я ни разу не встречала рождественский Сочельник вместе с Джереми, не поджидала с ним Санта-Клауса, который дарит детям игрушки и сладости, а теперь он уже вырос. Мой Джереми учится в старшей школе, и он уже почти взрослый! Я очень горжусь им, и в то же время ужасно жалею, что ни разу не видела (и уже не увижу), как рождественским утром мой малыш бежит к елке, чтобы открыть свои подарки.

Впрочем, я знаю, что Джереми уже давно не верит в Санту. Если он в кого-то и верит, так это в своего отца. По-моему, Джереми уверен, что именно Карл заставляет солнце каждый день вставать над миром.

Рэнди и Триша позаботились о том, чтобы познакомить мальчика с идеями Карла. Они рассказали Джереми о том, как умные люди вроде Карла подмечают все, что в нашей стране устроено неправильно и несправедливо, и как правительство и полиция ненавидят их за это и стремятся посадить в тюрьму. Джереми это понравилось. Я бы даже сказала — он восхитился! Конечно, я этому рада. Но с другой стороны, меня это очень беспокоит. Что, если Джереми изберет тот же путь, что и его отец?!

Но я отвлеклась. Я часто отвлекаюсь, когда пишу что-нибудь в своем дневнике. Бывает, напишешь слово, и начинаешь вспоминать что-то, что случилось когда-то давно, и пошло-поехало… Ну вот, опять я думаю не о том.

Итак, я сидела в церкви — со свечой, как и остальные. Когда пробило двенадцать, все запели «Cвятую ночь»[35]. Люди слева и справа от меня понятия не имели, что рядом с ними сидит известная преступница и террористка. Интересно, что бы они сказали, если бы узнали?.. Небось рты бы поразевали от удивления. Примерно через час служба закончилась. Прихожане стали расходиться, но я задержалась. Вместо того чтобы вместе со всеми выйти на улицу, я отправилась в женский туалет, который отыскала еще до того, как занять место на скамье.

Кроме меня в туалете была только одна женщина, но она быстро сделала свои дела и сразу ушла. Наверное, снаружи ее ждали родные. Оставшись одна, я зашла в кабинку и встала на унитаз, чтобы служитель или любой другой человек, который проверяет, все ли ушли, не догадался, что внутри кто-то есть. Но никто не пришел. В конце концов свет под потолком погас, и я осталась одна.

Балансируя на краешке стульчака, я выждала еще минут десять, как велел мне Карл, потом достала фонарик и вышла из туалета. Внутреннее убранство церкви, которое казалось таким красивым при свете свечей, сейчас выглядело пугающим — я имею в виду все эти статуи святых в натуральную величину, огромное распятие и прочее. Я старалась не смотреть по сторонам, сосредоточившись только на небольшом участке пола перед собой, куда падал луч моего фонаря.

Наконец я нашла и открыла боковую дверцу, впустив Карла и Генри. При этом никакая сигнализация не сработала, но Карл сказал — может быть, у них тут стоит современная система, которая передает сигнал прямо в полицию. А Генри посмеялся, мол, даже если так, в рождественскую ночь все легавые пьянствуют и слышит нас только бог. Это он так шутил, но мне его слова вовсе не казались смешными. Карл тоже не отреагировал — он был занят, подбирал ключи к двери комнаты, которая служила чем-то вроде офиса. Замок скоро поддался, и мы вошли. В комнате стояли мешки, куда служители, которые во время мессы ходили по рядам с подносами, высыпали деньги. Это было очень удачно — мы просто схватили эти мешки и бросились к выходу.

Должно быть, в церкви действительно стояла бесшумная сигнализация, потому что, как только мы выбежали наружу, к церкви подъехала полицейская машина. Увидев нас, полисмен выскочил из кабины и, выхватив пистолет, крикнул, чтобы мы не двигались с места и подняли руки. Карл и Генри выстрелили в него почти одновременно, Карл попал полисмену в грудь, а Генри — в голову.

Когда мы уже бежали к своей машине, Генри зачем-то выстрелил по фигурам в вертепе, который был выставлен на лужайке перед церковью, но, кажется, не попал. Он всегда говорил, что не верит ни в Иисуса, ни в Аллаха и вообще ни в каких богов, потому что их нет. Но теперь я поняла, что он лгал. Ведь если он выстрелил в изображение Христа, значит, он его ненавидит. А как можно ненавидеть то, чего не существует?

Больше нам никто не встретился, так что с места преступления мы ушли без помех и с большой суммой денег. Несмотря на это, я все равно чувствовала себя подавленной и, в отличие от Карла и Генри, совсем не радовалась и не ликовала, когда мы погрузились на катер и поплыли на юг. Еще я молилась, чтобы капитан (я не знаю точно, как называется человек, который управляет катером) смог справиться со своей работой, даже будучи в стельку пьян. Я подумала об этом потому, что, как только катер отошел от пристани, мужчины достали виски и начали праздновать и вскоре основательно нарезались.

(Именно поэтому я решила, что могу без опаски достать дневник и сделать эти записи.)

Хорошо бы Джереми понравился его рождественский подарок! Я не видела моего мальчика с прошлого лета, когда мы все вместе ездили в Ванкувер. Он очень вырос и выглядел почти как взрослый мужчина. Когда он меня обнял и поцеловал, то уколол своей щетиной, и это меня просто потрясло. У моего сына растет настоящая борода!

Даже не знаю, когда я теперь его снова увижу. Этой весной Джереми заканчивает школу, и я несколько раз сказала при Карле, как бы мне хотелось побывать на его выпускном вечере. Но вождь делает вид, будто ничего не слышит. Но, быть может, он еще передумает.