Из Египта через пустыню Эт-Тих и Акабу пролегали пути паломников в Мекку. Южнее и восточнее, вдоль берегов залива Акабы, селились потомки Авраама и Хеттуры, пастушеские племена мадианитов, — еще пророк Исаия упоминает о множестве их верблюдов и быстроходных дромадеров. Интересно, каким богам поклонялся священник Мадиамский, на дочери которого женился Моисей?
Во времена исхода евреев вся география была другой: обильнее источники, богаче растительность, больше было зверей и птиц, иначе не могли эти шестьсот тысяч, не считая женщин и детей, пройти даже от Египта до Хорива, где Господь стал питать их манной из Своих рук. Некогда зеленела и эта долина. После набатеев бедуины пригоняли сюда стада на весенние пастбища, потом здесь селились монахи. Ушла вода — ушли люди, иссохли травы.
Пока все еще осматривают древнее поселение, в шутку предлагая отцу Илие богатый выбор, а потом в мой бинокль стараются рассмотреть за горами Тарфу, я поднимаюсь на верхушку горы.
Воздух сух, прокален, и несмотря на полуденный зной, дышится легко. Вздымаются вокруг пустынные охристые горы с лысыми макушками. Они кажутся монолитными, будто некогда поднялось волнами море лавы и застыло, и складчатые выступы похожи на сгустившиеся наплывы, стекающие к основаниям гор. Наша группка — монахи с седыми головами, в длинных черных одеждах и бедуин в белой накидке среди них — картинно смотрится на краю обрыва над этим пустынным безжизненным простором.
Что осталось от Аравийской Петры, роскоши и пряности давних веков? Что сохранилось живым от фараонов, жрецов и мистерий Древнего Египта? Все расплавило и испепелило время, напоминая, что так и небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят. Дивно и странно — только зеленеет Терновый Куст, опаленный божественным огнем, и живет монастырь, выросший вокруг этого куста.
Проезжаем вдоль склонов, по желтой известняковой поверхности которых проложены длинные ребристые полосы черного камня, будто строки с неразличимым издали текстом. Иногда эти жесткие ровные пласты вздымаются под более или менее крутым углом к горизонту, создавая причудливые чередующиеся геометрические узоры. Или тянутся поверху, повторяя хребты зубчатыми гребнями, и тогда горы похожи на залегших один за другим ощетинившихся зверей.
На месте схлынувших потоков и водопадов ниспадают лавины глыб, камни обкатаны, отполированы. В других местах породы снова раздроблены, измельчены, сверкают кварцевыми вкраплениями, и, когда мы выходим, я собираю золотистые, или сахарно-белые с золотым блеском, или совсем прозрачные кристаллические обломки, чтобы их рассмотреть.
Но основным цветом гор остается темно-багровый. Грандиозные панорамы багровых хребтов с острыми вершинами раскрываются на фоне синевы. Они надвигаются, окружают и снова расступаются, чтобы открыть другую величественную пустынную горную панораму. Торжественная красота есть в строгой монотонности этих пейзажей, в их очищенности от подробностей — такой может быть поверхность другой планеты.
И каждый раз заново поражают каменные строения, покинутые тысячелетия назад на развилке дорог или в глубине ущелья.
Часов около четырех машина остановилась на обрыве пересохшей реки, когда-то протекавшей в глубокой каменистой трещине. Теперь только трещина рассекает равнину. На западе она замкнута высокой горной цепью с пирамидальной вершиной, поднятой над общей ломаной линией хребтов. Солнце стоит за этой багровой обрывистой грядой, силуэт ее резко контрастирует с бледной желтизной песков, еще озаренных, и отбрасывает на них лиловые тени, сгустившиеся до фиолетовых в ущельях.
У истока река еще не иссякла — там ярко зеленеют купы нескольких пальм. По той стороне русла к оазису тянутся редкие дома бедуинов, почти не отличающиеся от древних построек. Стадо черных и рыжих длинноухих коз бредет между дымчатыми кустиками, кое-где разбросанными по песку. А возле домов мелькают фигурки детей в цветных рубашках.
Монахи разговаривают с нашим проводником, глядя в сторону пальм, — там можно построить дом. Оплетенные обручи на голове жителя пустыни поддерживают чистое покрывало, надетое, может быть, для поездки с Владыкой. Глаза, похожие на маслины, на полном смуглом лице и нос картошкой придают бедуину выражение одновременно хитроватое и простоватое, при общей готовности услужить.
Бедуины по-прежнему не христиане и не мусульмане. В древности они поклонялись утренней звезде и раз в год на празднике с дикими плясками приносили ей в жертву белого верблюда или красивого юношу. Удивительные истории сохраняет время: однажды, еще за полтора века до постройки монастыря, в такую жертву бедуины собирались принести уведенного в плен во время набега сына отшельника Нила Синайского; но по молитвам отца юноша был спасен, позже выкуплен сирийским епископом и вернулся на Синай. Веками бедуины грабили монастырь, убивали монахов, а теперь целыми селениями кормятся от него, работают на постройках и в садах — другой работы в пустыне нет. И, когда машина Владыки выезжает за территорию монастыря, они бегут, чтобы поднять цепь, преграждающую въезд, и поцеловать ему руку: это заменяет им благословение. Воистину не в силе Бог, а в правде.
Пока мы стоим, даль подернулась голубовато-лиловой дымкой, и это присутствие лилового придает благородную сдержанность чистым краскам долины, умиротворенность и тихую печаль.
Все неподвижно и в селении бедуинов. Какая-то неизвестная жизнь скрыта за каменными стенами, может быть, мало изменившаяся с давних времен. И я вдруг спрашиваю Владыку, нельзя ли посетить такое обитаемое жилище? «Почему нет?..» — отвечает он.
Где-то машина переехала обмелевшее сухое русло. Выходим у дома, ничем не огражденного, с раскрытой в долину дверью. Женщина в черных одеждах под черным покрывалом, со свернутыми в узел надо лбом волосами, встречает нас, широко улыбаясь. Сразу появляются дети разного возраста, кудрявые, черноглазые, неумытые, одетые в прямые одноцветные подряснички или пестрые платьица.
Принимают нас очень радушно — во всей пустыне Владыку знают в лицо. На песке перед домом хозяйка разложила свернутые одеяла — по числу гостей, и мы полукругом рассаживаемся. А она входит и выходит из пристройки то с охапкой колючих веток для растопки очага, то с чайником, споласкивает на глазах у нас стаканы, рассматривая их на свет, чтобы и мы не сомневались в их чистоте. Прибывает пестрая толпа ребятишек, тоже полукругом выстроившихся напротив и с мирным любопытством взирающих на нас черными глазами.
Взглянув через раскрытую дверь внутрь жилища, я не заметила там ничего, кроме таких же лохматых свернутых одеял, лежащих у стен — ни стола, ни стула, ни кровати, ни хоть какого-нибудь предмета, привычного в человеческом жилье. Единственное окно, без стекла и рамы, сквозит прямоугольником синевы, и только сверху прикручено веревкой брезентовое полотнище, — нижний край его перекидывают наружу во время песчаных вихрей или дождей. Стекла и не нужны летом, при пятидесятиградусной жаре в помещении, но зимой, когда в горах выпадает, снег, и туристам нравится фотографировать монастырь на снежном фоне, — чем согреваются бедуины?
На подносе в стаканчиках, скорее, рюмках без ножек, нам подали темный напиток: то ли жидкий сладкий кофе, то ли чай, — сахарная сладость забивает вкус самого напитка: говорят, бедуины очень любят сахар и явно им злоупотребляют: у многих взрослых и детей черные зубы. Весь стаканчик на три глотка, но пьем мы долго, изредка перебрасываясь словами; говорит, преимущественно, наш проводник — абуна, очень довольный своей ролью, поочередно обращаясь то к гостям, то к хозяйкам, которых теперь стало трое. Исполняется некий ритуал гостеприимства, в котором в данном случае пища не призвана играть какую-либо заметную роль.
Мать Арсения, молодая гречанка с высоким лбом и чистым лицом, оживленно рассказывает отцу Илие о своем монастыре, где она пока одна.
Мирно сидит у стены Владыка Дамианос, подносит к губам крохотный стаканчик, ничем не выделяясь в общем разговоре, кроме, разве что, внутренней тишины на фоне некоторого оживления. И эта непритязательность и простота удивительны в архиепископе древней автономной Церкви, простирающейся на шестьдесят тысяч квадратных километров, лице столь же значительном, как восточные патриархи.
