У крымских язычников есть такая игра: из предварительно очищенных от листьев веток вяжутся кольца, ставятся где-нибудь на пригорке друг за другом на приличном расстоянии, и самые лучшие лучники должны навылет пронзать их стрелами. Казалось бы, чего проще… Но не каждому это удавалось. У многих стрелы застревали на трети пути, на половине. Купало и есть тот праздник, который славянские племена, как кольца из веток, росших на разных деревьях, как бы нанизывал воедино, словно меткий стрелок …

И Купальницы, и Купало - хмельные весёлые дни и ночи; они приходятся на 24 и 29 июля месяца, на Руси он назывался червень или сенозорник, в Великоморавии - липец, за Карпатами - сечень, сербы величали его, как и венеды, серпаном.

Языческий Купало - начало жатвы!

У древних русов этот месяц по календарю считался пятым: в девятом столетии слово «иулий» наши предки ещё не произносили, оно пришло на Русь из Византии вместе с крещением[272]…

Настя убрала руку Доброслава со своей груди, выпростала ноги из-под одеяла и ступила на деревянный, прохладный пол мурьи, в которую только что проник первый робкий свет зари. Она тихонько подошла к стоящему в углу маленькому ложу, сколоченному верховным жрецом, встала, глядя на разметавшиеся черные кудри сынишки, и призадумалась: «Как же нам теперь звать-то его?.. По- гречески не годится…»

И тут зашевелился Клуд, приподнялся с лавки, и Настя, быстро взглянув на него, полусонного, чуть смешного, спросила:

- Доброслав, надо бы назвать его как русича…

- Дело говоришь… - Резким движением он скинул с себя одеяло и остатки сна, бодро подошёл к жене, обнял её, поцеловал в губы (греческая ласка так понравилась язычнику, что он и не думал её и впредь бросать). Ощутил теплоту податливого тела и, устремив взгляд на полугречаненка-полудревлянина, произнёс:

- Тебя он радует… И меня тоже… Значит, подходит ему имя Радован. Идёт?

- Идёт, - как эхо повторила Настя.

Она опять прижалась к нему, и страстное желание обладать им вспыхнуло в ней: такого сильного телесного чувства она не испытывала к мужу-греку, за что он её, случалось, упрекал… И Клуд, с удовольствием отдаваясь на волю и горячим позывам молодой красивой женщины, как пятилетний бык-олень во время гона, чующий половое влечение самки даже на расстоянии, кинулся снова в объятия, а потом перенёс древлянку на лавку, ещё хранившую их тепло.

Скинул с неё и себя белье, жарко проник в Настю, и та со стоном откинулась… В мурье, кроме сына её, никого не было - Родослав спал на капище, рядом с идолом бога Световида…

Доброславу и Насте никто не мешал, и она, счастливо удовлетворённая, прошептала на ухо Клуду:

- Я очень хотела понести… И, кажется, такое случилось. И будет у нас с тобой маленький, а назовём его Зорий в честь утренней зари… А если девочка, станет Зорянкой.

- Лучше всё-таки мальчик… - сказал с нежностью в голосе Клуд. - Но нам пора с Радованом за купальницей… Я обещал его взять с собой, а ты готовь пока обетную кашу… С праздником тебя, моя любимая! Купальницы сегодня.

- Знаю… Не забыла, живя в христианстве.

- Вставай, вставай, Радован! - затормошил Доброслав мальчишку.

Сынишка Насти протёр глаза и вдруг заявил серьёзно:

- А я не Радован, Клуд…

- Нет, нет, мы рады, что ты у нас есть, вот поэтому ты и Радован… - поспешно пояснила мать.

- Хорошо, мне нравится это имя… А Бук где?.. Он тоже пойдёт?

- Пёс на капище, где мы с тобой голубей приносили в жертву Световиду. Пусть Бук там побудет.

Доброслав и Радован оделись, поели отварного холодного мяса и выбрались из мурьи наружу.

Скоро и Настя оказалась наверху.

Утро занималось, но из ещё тёмного леса, расположенного неподалёку, доносились неясные ночные звуки, скорее похожие на стоны пойманных жертв, - там пока царствовали хищники…

А на дальних холмах, застывших причудливыми черными исполинами правее леса, раздавался волчий вой. В реке, задёрнутой туманом, белым наверху, серо-грязным над самой водой, всплёскивала мелкая рыба, то вдруг крупно ударялись о поверхность щуки, бросавшиеся за добычей…

И вновь подумала Настя: «Как хорошо, что на моей дороге жизни попался такой человек, как Клуд… Он - сильный и телом, и духом… Научит моих детей быть не мелкими особями в этом мире, а я же дам им понятие доброты… Сильный не есть хищный… Сильный - это мудрый… Так должно значиться у людей!»

И вот за холмами небо высветлилось - наступило то время, когда Кола в зарю вошла, когда невидимые пока птицы в лесу, полях и лугах загомонили и защебетали, но ещё дует прохладный ветер, и от росной земли поднимаются влажные испарения.

Расторопная хозяйка в селении уже зачала топить печь возле своего дома; глядите, из следующего показалась и другая, следом - третья… Впрочем, сегодня обязательно нужно всем поторопиться, можно по спине и ремённой плёткой получить от мужа или свёкра, если вовремя у кого не поспеет обетная каша.

Купальница…

Ах, какой праздник!.. Праздник солнца, воды, человека!

Наконец-то светлые лучи брызнули во все стороны, река и озерцо возле капища заблестели легко и весело. С ощущением теплоты, веселья и лёгкости просыпаются люди. А Доброслав с Радованом уже давно рвут купальницу, называют ещё эту траву кошачьей дрёмой или лютыми кореньями.

- Радован, мы первыми на луг пришли. Значит, трава, собранная нами, будет целебнее, чем у других.

- А почему?

- Потому что на ней много росы… Видишь, какие крупные капли ещё держатся в жёлтых масляных чашках цветков… Потом мы положим всё в склянку, и я изготовлю снадобье.

- А от какой болезни? - снова спросил Радован.

- От всякой… Совсем маленьким был, не помнишь, а я лютыми кореньями и тебя лечил… По ночам ты не спал, плакал… Натру тельце настойкой, тогда и спишь целыми днями и ночами… Хворь и вышла. Так что рви купальницы больше… Из другой части травы мы наделаем банных веников и попаримся. Любишь париться?

- Нет, Клуд, не люблю…

- Сие потому, что жил среди греков… Я научу. А когда вырастешь да постареешь, баня с веником из купальницы - недаром её так зовут, Радован, - придаст молодости… Тебе ещё рано, а вот старики любят хлестаться в парной такою травою.

- Ты, Доброслав, и впрямь колдун - много чего знаешь…

- Эх, радость моя, послушал бы Родослава!.. Всему он же меня научил… Кажется, нарвали достаточно, пора, дружок! Наверное, и жрец с капища возвернулся, и мама твоя с кашей управилась.

Подойдя к мурье, побросали траву возле наружной печи, а Доброслав, вдруг напустив на себя свирепость, произнёс громко:

- Я иду, зверь лапист и горд, зверь горластый, волк зубастый, я есть волк, а вы волчата мои…

Затем сгрёб в охапку мальчишку и его молодую маму, расцеловал их.

- Слова сии, Настя, - заговор… На любовь к вам на всю жизнь…

- Спасибо, любый мой!

- А можно я тебя отцом буду звать? - неожиданно спросил Радован.

- Зови, малыш…

Верховный жрец с Буком с капища пришли чуть позже, и с ними пожаловал сменный костровой. Мальчуган хотел было взгромоздиться на спину пса, чтобы покататься, но укорил Клуд:

- Радован, Бук же голодный ещё…

Новое имя Настиного сынишки понравилось и Родославу… Понравилась на вид и каша обетная в румяной корочке.

- А почему кашу называют обетной?

- Настя, наш Радован или жрецом, вроде Родослава, или философом станет, как Константин из Византии… Про всё знать хочет. На лугу меня пытал и теперь…

- Кем станет - пока не ведомо, а ты и поучи его… Хотя я сама скажу, почему кашу обетной называют. Ты, сынок, - обратилась к Радовану, - вчера уже спал, а я с поселянками до полночи толкла в ступе ячмень… И песни разные мы пели да обеты давали.

- Какие же, мама?

- Ну, например, тебя любить, Доброслава, земные места, где родилась, где маленькой бегала, богов наших, жрецов… А теперь, мужчины, живо в баню! Вижу, и веники из купальницы сготовлены.