- Но посланные от василевса всего лишь выполняли его приказы.

- Верно… Но выполняя их, они действовали с крайней жестокостью. У этих людей, - Гасмаран показал на бродяг, - отцы и матери не просто были убиты, а разорваны на части, распяты на крестах и деревьях, живьём сожжены на кострах… Нет прощения зверям!

- Поэтому вы и хотите, как теперь я понял, помочь язычнику в осуществлении его мести. Я видел Дубыню среди вас…

- Ты прав… Я и затеял этот разговор с тобой потому, что надеюсь и на твоё содействие.

- Неужели?! - с усмешкой и долей презрения к предложению Гасмарана воскликнул я.

- Рус сказал, что ты однажды помогал им.

- Но это ещё ничего не значит…

- Леонтий, я не хотел бы тебе говорить, что за добро нужно платить добром. Но я сделал всё, как просила твоя сестра…

- Зачем тебе нужно моё содействие, Гасмаран, когда ты сам силой волшебства можешь сотворить многое?…

- Я - да. Но должны и мой братья на равных участвовать в этом деле…

- Хорошо, мне надо подумать.

Я понимал: Иктинос обречён на смерть - Гасмаран найдёт его и на дне моря… Но бродягам точно нужно знать, что Медный Бык является сыном Аргира, распявшего на деревьях их близких и отца Карбеаса. «И не от Гасмарана, который уже давно установил истину, - они хотят узнать её от меня. Почему им это нужно? - задал я себе вопрос и тут предположил: - Для полного вероятия… Хотя Дубыня, наверное, рассказал, что из себя представляет константинопольский регионарх… И приговор уже ему вынесен… Но если я поведаю ещё и о том, что Иктинос - сын Аргира!… Не зря ведь Гасмаран обмолвился, что и его братья должны участвовать на равных, не только за плату, которую, я думаю, пообещал им Дубыня. Тогда месть приобретёт иной оттенок…»

Но пока я не хотел ничего говорить Гасмарану, надо сперва повидать Дубыню.

- Я тебя зрил среди бездельников, готовых на любой поступок. Как ты с ними познакомился? - спросил язычника.

- Они подошли ко мне сами, когда приметили Бука. Слово за слово… - Чернобородый хитренько взглянул в моё лицо.

«Правды я от него вряд ли сейчас добьюсь… Попробую-ка выведать её через Максимиллу…»

При разговоре с сестрой выяснилось: я оказался прав - Дубыня решил осуществить месть, не дожидаясь Доброслава, с помощью бродяг… В лице моей сестры он тоже нашёл тайного сообщника, потому что Максимилла очень привязалась к нему: язычник ей не просто нравится, она, кажется, влюбилась в него… Устои павликианства о возможном безбрачии - одно дело, другое - человеческая, а тем более женская природа… Над этим стоит поразмыслить, а в дальнейшем и потрудиться, чтобы склонить Дубыню и Максимиллу к христианству… Главное - увезти сестру отсюда… Только через принятие ими новой веры я могу в законном браке, освящённом церковью, соединить два любящих сердца.

Подумав так, у меня будто с плеч свалилась гора. Дальновидно, но вместе с тем и решительно надо устраивать дела… Я скажу Гасмарану, кто есть на самом деле Иктинос… Лучше, чтобы с ним расправились в Тефрике. Останется меньше следов… Сам я вмешиваться ни во что больше не стану. И пусть будет всё так, как будет…

Я позвал руса и сказал ему напрямик:

- Ты должен передать предводителю шайки бродяг Гасмарану, что Иктинос - сын Аргира.

- А это важно, отче? - удивлённо спросил Дубыня.

- Важно, и очень… И скажи Гасмарану, что я отплатил ему добром за добро.

Карбеас нервно ходил из угла в угол комнаты, обставленной с аскетической строгостью, и возбуждённо ударял кулаком о кулак: он всё никак не мог придумать казнь Иктиносу… Перед глазами ересиарха стоял многовековой ветвистый дуб, на стволе которого висел прибитый железными костылями человек. В нём бы сейчас никто не узнал отца Карбеаса, - судороги боли исказили его лицо. Но кровь всё ещё сочилась из ладоней и ступней; как только Карбеас приблизился к отцу, тот открыл глаза, и в них отразилось столько страданий и мук, что сын не выдержал и громко зарыдал…

Но отца позволили снять с дуба, когда он умер, - уже черви ползали по его закрытым векам и перекошенному рту.

Карбеас позвал Гасмарана. Вновь переживая смерть своего родителя, со скрипом зубовным произнёс:

- Страшной казни достоин Аргир… Если б он находился тут! Того же достоин и его сынок. Жестокость ему передалась по наследству. К тому же, он алчный предатель… Может, мы отдадим его на растерзание волку язычника?

- Нет, учитель… Мы сами свершим казнь, а я научу как… Мучения его будут несравнимы с мучениями в аду самых отъявленных грешников.

- Хорошо, Гасмаран. Доверяюсь тебе в этом деле.

Иктинос вместе с оптионом Астурием, назначенным в посольство василевсом, отыскали одно злачное место в Тефрике, в доме вдовы-ромейки. Дом стоял на отшибе на берегу реки. Раньше тут располагалась мельница. Мельник умер, детьми Господь не сподобил, - речка со временем обмелела, мельница стала. Чтобы как-то существовать, вдова занялась сводничеством, а то пускала на постой разных людишек, не спрашивая, кто такие и откуда, - лишь бы платили.

Внизу дома пили, веселились, а наверху, в специально устроенных полутёмных закутках, мужчины развратничали с женщинами лёгкого поведения.

Иктинос и Астурий сидели внизу за столом в углу низкого помещения, попивали вино и ждали своей очереди попасть наверх. Старались, чтобы в них не признали византийцев; кутались в паллии и тихо говорили между собой. По-видимому, разговор о золоте шёл давно, ибо оценивая его достоинство, Иктинос промолвил:

- Астурий, ты же знаешь, золото открыло Юпитеру бронзовые врата башни Данаи[214]…

- Что верно, то верно… Многие наши именитые просто купаются в нём. Знаешь притчу про одного философа, который зашёл к богачу?

- А ну, поведай! - оживился регионарх.

- Зашёл он в гости, видит в доме мраморный пол, двери из слоновой кости. Подали философу еду в серебряной посуде на подносах из золота… Поел он, попил, долго смотрел, куда бы плюнуть, но не нашёл такого места и плюнул в бороду хозяина…

Иктинос громко захохотал, забывшись, и тем самым привлёк внимание других посетителей.

- Тише! Ты же сидишь не у богача и не у себя дома… Ведь ты тоже не бедный, - сдержанно улыбнулся Астурий.

Но тут их позвали наверх. Преодолев узкую лестницу, они оказались в коридоре, довольно широком. Проходя мимо ряда дощатых дверей, слышали то игривый смех, то скрип деревянных лож, то сладострастные стоны, доносившиеся из комнат…

Служитель показал рукой Астурию, а Иктиноса повёл дальше. Коридор заканчивался несколькими ступеньками, ведущими чуть вниз, - маленький спуск, и они очутились возле боковой двери. Толкнув её, служитель странно засмеялся…

Как только регионарх переступил порог, на него набросились люди, скрутили ему руки. От стены отделился человек с тёмными горящими глазами, представился:

- Меня зовут Гасмаран… Я поведу тебя, Иктинос, через чёрный ход на свидание к двум жаждущим тебя увидеть…

- Кто такие?! - гневно воскликнул регионарх.

- Гнев твой праведен и объясним… Скоро узнаешь. Пошли, - и Гасмаран тихо ударил в плечо связанного по рукам Иктиноса.

Вскоре регионарх предстал перед Карбеасом и Дубыней. Увидев их, он подумал, что недоразумение должно сейчас разрешиться. Дёрнув головой, Иктинос воскликнул:

- Я ничего не понимаю…

Бук, положив морду на передние лапы, вдруг оскалил пасть.

- Лежи, лежи… - успокоил пса Дубыня.

- Я бы мог отдать тебя на растерзание волку… - не отвечая напрямую на вопрос регионарха, начал говорить Карбеас, кивнув на Бука. Иктинос поразился выражению глаз ересиарха: они полыхали огнём ненависти, который пронизывал пленника. Теперь уже, под испепеляющим взглядом, Иктинос понял, что он действительно пленник в руках беспощадных людей, и стал ждать окончания речи Карбеаса, скорее похожей на приговор.