— Мне нужно в Париж… Венера Милосская… — бормочет толстяк.

— Вы добьетесь того, что вас снова вышлют оттуда, но уже по приказу прусского коменданта… Все! Советую вам отправляться к вашей деве. Кстати, совершенно непонятны признаки, по которым вы установили, что она — дева.

— Нет! — визжит Берхгаузен. — Я дойду пешком, доползу до Лувра…

— Ну, это — ваше частное дело, — отвечает банкир. Фишер выходит на середину комнаты.

— Господа, — торжественно говорит он. — Господин Блейхрейдер привез нам радостную весть. Париж окружен нашими войсками!

Все встают. Военные вытягивают руки по швам.

Возбужденная, ликующая толпа поет прусский гимн. В эту минуту раздаются звуки вагнеровского «Кайзермарша». Все подходят к окнам. Мимо заставы проходит большая колонна немецкой пехоты. Зловещая дробь барабанов…

Маклай видит, как немецкий комендант подходит к вывешенной на стене карте Западной Европы и заключает Париж в черный круг. Комендант быстро чертит короткие стрелки, устремившиеся от краев круга к его центру. На карте появилось подобие черного паука…

Маклай стоит у окна, не замечая, что комната постепенно пустеет.

Капли дождя медленно скатываются по стеклу.

По пустырю, на который выходит именно это окно, проходят два солдата в передниках. Они тащат деревянный брус и начинают прибивать его между двумя близко стоящими друг к другу деревьями, потом пробуют крепость бруса, подтягиваясь к нему на руках. Особенно усердствует при этом высокий солдат.

Маклай вздрогнул. Он отвернулся от окна и увидел Фишера.

— До свиданья, коллега, — говорит Фишер. — Надеюсь, мы встретимся в Париже? Я не думал, что у вас такие плохие нервы, — продолжает Фишер, кивая на окно. — Ничего не поделаешь — расовая борьба. Ведь вы сами, кажется — поклонник Дарвина? Так до встречи в Париже?

— Нет, нам не по пути, доктор Фишер. Я, как и вы — тороплюсь.

— Ах да, — спохватывается Фишер. — Я считал нескромным спрашивать вас… Куда вы едете?

— В Новую Гвинею, — спокойно отвечает Маклай. — В бухту Астролябия, о которой вы упоминаете в своем кабинетном труде.

Фишер растерянно смотрит на Маклая.

Воздух сотрясается от звуков «Кайзермарша».

— Не думайте, господин Маклай, что вы одиноки среди этого зверья! — неожиданно раздался чей-то голос.

Маклай как бы очнулся от забытья.

Фишер уже ушел.

Перед Маклаем стоит высокий молодой человек в шляпе и плаще.

— Я все слышал и видел, — говорит он. — Чем могу быть полезным вам? Я преклоняюсь перед вашим решением. Я еду в Париж. Моя личность неприкосновенна. Я — корреспондент влиятельной европейской газеты.

Маклай быстро оглядывает незнакомца. Выражение доверия появляется на лице Маклая.

— Я совсем не знаю вас, — говорит он незнакомцу. — Но вы должны сделать следующее. Вряд ли я смогу проникнуть в осажденный Париж. А вы… вы найдете Поля Брока и передадите ему, что я отправляюсь в Новую Гвинею с целью изучить человека в его первобытном состоянии. Это — не кабинетные исследования. Брока должен знать о моем отправлении в Океанию. Если я останусь жив — я сообщу творцу науки о человеке об итогах своих исследований… Почему вы решили помочь мне?

— Я дрался под знаменами Гарибальди! — просто ответил незнакомец. — В добрый путь! А если я увижусь с Тургеневым — я передам ему поклон от вас.

Маклай отвечает незнакомцу крепким рукопожатием.

Хижина Маклая на берегу Новой Гвинеи. На полу дощатой веранды сидит с копьем в руках друг Маклая — старый папуас Туй.

Дверь хижины отворена. Видна часть комнаты: письменный стол, над столом на стене висит портрет Дарвина. Уже знакомая зрителю фотография Тургенева стоит на письменном столе.

Книги, рукописи, микроскоп, ланцеты, антропометрические инструменты.

Бледный, обросший бородой Маклай лежит в постели недалеко от стены. Над его головой на гвозде висят часы, золотой медальон и карманный компас. Три натянутых, как струны, цепочки светятся на солнце.

— Туй, ты здесь? — слабым голосом спрашивает Маклай, открывая глаза.

— Здесь, Маклай, — отвечает папуас. — Спи, я стерегу тебя.

Маклай поднимает руку и снимает со стены часы. Он считает звенья цепочки, сбиваясь со счета и начиная счет снова.

— Сколько же, сколько? — бормочет он про себя. — Пятнадцать… Помню, что на этой цепочке счет кончился. Пятнадцать приступов лихорадки. Этот приступ — шестнадцатый. Заведем новый счет!

Он берет золотой медальон и начинает пересчитывать звенья цепочки, к которой он прикреплен. Он как бы отделяет первое звено цепи, готовясь именно за него подвесить медальон на гвоздь.

Маклай уже поднимает руку с медальоном, но вдруг, видимо что-то вспомнив, сосредоточенно и медленно силится открыть при помощи ногтя крышку медальона.

Но оказалось, что усилия не нужно. Медальон не закрыт. Маклай рассматривает медальон. На его лице — выражение досады, сожаления, грусти. Портрет белокурой девушки, помещенный в овале медальона, испорчен. На его месте — неправильное пестрое пятно.

Маклай качает головой и кладет медальон на самодельный столик. На столике — неразрезанная книга. Сверху нее лежит нож с простой деревянной ручкой.

— Спаси, спаси его, Маклай! — раздается чей-то голос.

К веранде подбегает молодой папуас. Он задыхается от быстрой ходьбы. Вслед за ним бегут еще трое туземцев.

— Кабан ударил клыком охотника из нашей деревни, — быстро объясняет молодой папуас. — Вместе с кровью из него выходит жизнь… Помоги ему, Маклай!

Маклай приподнимается на постели.

— Давайте носилки! — громко говорит он. — Туй, ты останешься караулить дом. Быстрее.

Маклай с усилием встает. Он берет в руки клетчатый саквояж. Туй подходит к столу.

— Не забудь, Маклай! — говорит он.

В протянутой руке Туя — стетоскоп, который он взял со стола.

Обращаясь к молодому папуасу, Туй поясняет:

— Это — волшебная палочка Маклая. Он по ней узнает — не вышла ли жизнь из тела.

Клетчатый саквояж раскрыт. В нем — корпия, хирургические инструменты, флаконы с лекарствами. Папуасы берут прислоненные к стене носилки из пальмовых жердей, оплетенных зелеными ветвями. Маклая укладывают на них.

Он придерживает клетчатый саквояж.

Папуасы поднимают носилки.

Видно, как у молодого папуаса дрожат руки.

— Да не дрожи ты! — говорит ему Туй. — Ваш охотник будет жить. Смерть боится Маклая.

Опершись на копье, Туй смотрит с веранды за быстро удаляющимися в глубь леса людьми, мгновенно окружившими носилки Маклая.

Видно, как носилки плывут над головами толпы.

— Не будем терять времени, Каин, и займемся делом, — говорит Маклай пожилому папуасу с умным и энергичным лицом.

Маклай вынимает из сумки сложенный в несколько раз лист и развертывает его.

Маклай и Каин сидят на траве возле папуасской хижины.

Несколько папуасов-воинов, с копьями и щитами в руках, стоят на некотором расстоянии от беседующих, чтобы не мешать им.

Маклай старается расстелить как можно ровнее лист на земле.

Каин безмолвно подходит к одному из воинов и берет из его рук продолговатый щит — гладкий, покрытый пестрым узором. Он кладет его на землю и расстилает на щите бумажный лист.

— Молодец, Каин. Я бы не догадался, — говорит Маклай.

Каин обламывает колючки с ближайшего растения и при помощи их прикалывает лист к щиту.

— Чем не чертежная Адмиралтейства? — шутит Маклай. — …Ну, смотри, Каин, все ли здесь верно?

На щите — карта островов близ Берега Маклая.

Видны надписи:

Каин всматривается в карту. Огромная серьга, выточенная из черепаховой кости, качается в левом ухе Каина. Каин радостно улыбается.