Какой подарок Вольтеру! Этот любитель веселого, громкого смеха непременно расхохочется!

Жан-Жак старался не выдавать своих чувств. Он притворился, что ничего не заподозрил.

— Ваш медведь — больное животное, — ответил он. — Ну только представьте себе, что это будет за путешествие, если двум хворым придется ухаживать друг за другом в пути?

— Мне казалось, вы так горячо желали вернуться в Женеву… Ведь вы всегда мечтали о такой возможности, не правда ли?

— В любое другое время, — поспешил согласиться он. — Но сейчас, когда зима на носу? Боюсь, что я никогда так и не доберусь до места назначения.

— Прискорбно слышать от вас такое, — тихо промолвила мадам. Больше она к этой теме не возвращалась. Обсудив еще кое-что, они расстались.

Тереза, выслушав Жан-Жака, совсем обескуражила его:

— Значит, она выбрала Женеву, чтобы отделаться от своего отродья?

— Не хочешь ли ты сказать, что мадам д'Эпинэ беременна?

— В доме нет ни одного слуги, который не знал бы об этом, — ответила Тереза.

Ах эта сука! Притворяется больной! Собирается проконсультироваться у доктора Трончена по поводу состояния своих легких! А месье д'Эпинэ, конечно, слишком занят и не может ее сопровождать. «Только если вы, мой дорогой медведь, не окажете мне такую услугу и не составите мне компанию». А на самом деле эта блудница бежит в Женеву, чтобы скрыть рождение незаконного ребенка! От Гримма, от кого же еще! Вполне естественно, месье д'Эпинэ никуда не поедет.

Теперь Руссо был ясен смысл заговора. Чисто вольтеровский вариант. Опять мужа выставляют дураком. А ему, Жан-Жаку, была уготована роль шута и одновременно отца ребенка. А Вольтер, само собой, окажется тут как тут, чтобы вдоволь насладиться комедией, поставленной по его сценарию.

Руссо правильно смоделировал ситуацию, он в этом не сомневался. А письмо, полученное от Дидро, лишь подтвердило его мудрость.

«Что я слышу, мой дорогой Жан-Жак? — писал Дидро. — Мадам д'Эпинэ едет в Женеву, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье, а ты, судя по всему, не собираешься ее сопровождать? Почему ты не подумал о тех обязательствах, которые взял на себя перед этой щедрой женщиной? Тебе представилась прекрасная ситуация вернуть ей свой долг. Поразмысли над этим как следует, мой друг. Она на самом деле больна. Ей нужен человек, который смог бы скрасить долгое и утомительное путешествие. К тому же зима на носу…»

Кипя от негодования, Руссо тут же сел за стол, чтобы ответить. «Да, меня пригласили жить в коттедж мадам д'Эпинэ, по-моему, такая жертва была принесена ею во имя нашей дружбы. Должен ли я теперь приносить ответную — в знак благодарности? Может, заплатить ей вдвое за аренду? Ты говоришь об обязательствах. У тебя хоть есть представление о том, в каком месте, лишенном всяческих удобств, я живу? Мне выделено двадцать слуг, но нет ни одного, кто почистил бы мои башмаки. Мне приходится есть за тесным столом, и я с сожалением вспоминаю о той простой пище, которую ел дома. Я уж не говорю о каком-то обслуживании. Мне приходится здесь самому служить. От целой дюжины лакеев нет никакого толку — они меня намеренно не замечают, так как я не могу дать им «на чай». О каких обязательствах с моей стороны ты толкуешь? Кто кому должен?»

Снова полетели туда и обратно легкие письма. Дело дошло до того, что Дидро наконец написал Гримму: «Я дрожу при мысли, что когда-нибудь снова придется свидеться с Руссо!»

Гримм сочинил послание похлестче: «Если бы я когда-нибудь смог простить тебя за оскорбление, которое ты нанес мадам д'Эпинэ, я счел бы себя недостойным человеком. В отношении тебя я испытываю только одно желание: никогда в жизни больше тебя не видеть».

Только де Сен-Ламбер отказался порвать с Руссо. Может, потому, что открытый разрыв только подтвердил бы подозрения любовной связи мадам д'Удето и Руссо. Де Сен-Ламбер писал Жан-Жаку: «Ваша категоричность мне слишком хорошо известна, чтобы питать в отношении Вас недостойные подозрения».

Но тем не менее мадам д'Удето попросила Руссо вернуть ее письма. С каким тяжелым сердцем Руссо отдавал их! Он хотел получить обратно свои послания, но мадам заявила: «Я сожгла все ваши письма».

Руссо, ничего не понимая, уставился на нее. Похоже, и она каким-то странным образом причастна к заговору? Может, она собиралась использовать его письма в каких-то неблаговидных целях? Нет, конечно нет. Просто она оставалась женщиной. Она играла. Руссо писал ей такие любовные письма, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что было в его романе о Сен-Прэ и Юлии д'Этанж. Ни одна женщина на свете не смогла бы бросить в печь признания в такой любви! У нее не поднялась бы рука. Она конечно же солгала. Солгала, чтобы сохранить эти письма у себя навсегда…

Очень скоро Руссо убедился, что и все остальные его друзья — участники направленного против него хитроумного заговора. И если у него еще оставались какие-то сомнения в своей правоте, теперь они рассеялись.

Главным зачинщиком, как оказалось, был д'Аламбер. Вышел седьмой том большой «Энциклопедии», подготовленный Дидро и д'Аламбером. В одной из статей речь шла о Женеве. Ее автором был главный редактор д’Аламбер. Уже в этом чувствовалось оскорбление. Разве Жан-Жак не принимал участие в подготовке «Энциклопедии»? Почему же тогда не ему, гражданину Женевы, поручили написать об этом городе?

Может, это и к лучшему. По крайней мере, было понятно, кто руководил заговорщиками. Так вот что писал д’Аламбер о Женеве: «Драматический театр запрещен в Женеве из опасений распространения пристрастия к пышному убранству, развлечению и легкомыслию. Но разве нельзя принять против этого строгие законы и тем самым добиться, чтобы женевцев не лишали того благоприятного влияния, которое оказывает театр на формирование утонченного общественного вкуса?»

Кто же мог вдохновить д’Аламбера на написание этих строк? Главными его специальностями были геометрия и философия, но никак не театр. Сам он до такого додуматься не мог.

Автор статьи обращался к женевцам с призывом построить в своем городе театр, чтобы можно было сказать, что Женева «соединила в себе добродетели Спарты с грациозностью и урбанистичностью Афин»[209].

Театр в Женеве! Можете себе представить? И чьи же пьесы там будут ставить? Не трудно догадаться. Весь город будет рукоплескать любимой актрисе, живо обсуждать понравившуюся пьесу и с нетерпением ждать следующей.

Разве не ясно? Его, Жан-Жака, нужно унизить перед всей Женевой, а Вольтера сделать триумфатором. Женеву они намереваются превратить в маленький Париж.

Руссо хорошенько все обдумал, прежде чем нанести ответный удар. Он медлил потому, что «Энциклопедии» и так угрожали закрытием — против великого издания ополчились богословы-католики, иезуиты, аристократы и подкупленные памфлетисты. Все ждали решающего слова короля. Если он присоединит свой голос к хору противников «Энциклопедии», д’Аламбер уйдет в отставку. Дидро будет тайно продолжать работу над оставшимися томами, собирая, возможно, в течение двадцати лет необходимые материалы. Он будет надеяться и ждать разрешения возобновить издание.

Болезнь Руссо не позволяла ему воевать с редакцией «Энциклопедии». Кроме того, ему предстояло съехать из коттеджа в имении д'Эпинэ. Мадам д'Удето умоляла его подождать до наступления весны, теплой погоды, но Руссо уже отправил письмо мадам д'Эпинэ в Женеву. (Она, как это ни странно, уехала туда со своим мужем, месье д'Эпинэ.) «Я понимаю, — писал Жан-Жак, — что мой долг освободить ваш коттедж. Но мой друг призывает меня остаться здесь до весны. Как мне поступить?»

Мадам д'Эпинэ холодно отвечала: «Когда я знаю, в чем состоит мой долг, я его исполняю и при этом не советуюсь с друзьями. Не собираюсь я и Вам подсказывать, должны Вы исполнять свой долг или не должны».

Руссо все понял и тут же начал собирать свои вещи. Один из почитателей Руссо, узнав о его трудностях, предложил свой домик в Монтлуи, возле Монморанси.