Шлиссельбургско-синявинский выступ фронта в полосе между железной дорогой Волхов — Ленинград и южным побережьем Ладожского озера гитлеровцы называли «Фляшенхальс» — бутылочное горло. Они сознавали, что это самый уязвимый участок блокадного кольца, и укрепляли его непрерывно. На этом небольшом лесисто-болотистом клочке земли было сосредоточено пять фашистских дивизий, сотни орудий, танков. Разветвленная система различных инженерных сооружений, противотанковые и противопехотные препятствия, сплошные минные поля, узлы сопротивления, связанные с тремя линиями траншей полного профиля, напичканных десятками огневых точек на каждый километр, а по плотности — войсками вдвое выше, чем предусматривалось немецкими уставами, — все это позволяло фашистам быть уверенными в том, что их позиции неуязвимы.
Но именно сюда нацеливали удар наши стратеги. Чуть больше десяти километров отделяло друг от друга войска Ленинградского и Волховского фронтов. Преодолеть их было очень нелегко, но жизненно необходимо. До этого все попытки наших войск пробиться через оборонительный заслон гитлеровцев в районе Невской Дубровки успеха не принесли. Ставка Верховного Главнокомандования направила директиву войскам двух фронтов о проведении операции по прорыву блокадного кольца под кодовым названием «Искра».
…Ближе к 9.00, к огорчению наших летчиков, повалил снег, и над землей нависли густые серые облака.
Но летчики взлетели. На мерцающих экранах «Редутов», к удивлению старших операторов (погода нелетная!), выплеснулись отраженные от самолетов сигналы. Пошел от «дозоров» на главный пост и командные пункты районов ПВО кодированный сигнал — две семерки.
9.30. Артиллерия и авиация Волховского и Ленинградского фронтов и Краснознаменного Балтийского флота обрушили удар страшной силы на позиции врага в шлиссельбургско-синявинском выступе. Отзвуки канонады, длившейся 2 часа 20 минут, вызвали ликование локаторщиков. Хотя они и понимали, что это лишь первая фаза наступления.
Старшину Калашникова охватил азарт. Он пеленговал цели, определял количество и тип самолетов, но самое интересное — вычислял и… высоты, на которых летали в зоне боевых действий!
Высотная приставка к антенне — чудо какое-то: легкая, сверкающая дюралюминиевыми трубками… Молодцы инженеры! Вот только слышал Калашников от Осинина, что не хватает этого самого дюралюминия. Поэтому были собраны пока лишь две приставки. Одну испытывает в Токсово на Карельском направлении военинженер Червов. Там самолет специально для этой цели выделен, чтобы кружить над установкой. А здесь, на «семерке», военинженер Осинин проверяет новшество в боевых условиях.
Трудно освоиться со второй прозрачной шкалой, укрепленной на экране осциллографа. Рассчитывали ее по высотам все те же Червов и Осинин, они сумели первоначальную ошибку в исчислении высоты плюс-минус восемьсот метров свести до трехсот! Теперь Калашников мог выдавать такие данные о целях, о которых раньше только мечтали.
Какой-то непонятный импульс появился у самой границы электронно-лучевой трубки. Калашников схватился за ручку реверса антенны. Так и есть: цель. Нет, он впервые видит такой рисунок. Обе прорезавшие развертку иголки почти слились. Но их две, значит, в цели не менее двух самолетов. Какого же они типа, чьи?..
Калашников привычно определил азимут и дальность: самолеты не наши, поднялись с территории, занятой врагом. Они быстро приближались к району, где барражировало звено «ястребков». Вот бы им сообщить!
— Товарищ инженер, взгляните, непонятная цель! — позвал Калашников Осинина, контролировавшего работу высотной приставки. Вполголоса сказал оператору Красновской: — Людок, передай на главный пост: две четверки, квадрат тридцать восемь — двенадцать. Пусть усилят бдительность.
— Конфигурация импульсов, прямо скажем, необычная, — посмотрел на экран Осинин. — Что думаешь, старшина?
— Это не «мессеры», товарищ инженер, но скорость их движения как у истребителей. Не могут ведь бомбардировщики так быстро двигаться?
— А вдруг это пресловутые «вульфы», о которых в последнее время немцы трезвонят как о непобедимых? Давай-ка определим высоту цели, — предложил Осинин старшему оператору. — Идут примерно на четырех тысячах. А наши?.. — Он сделал несколько засечек на шкале. — Значительно ниже. Плохо. У фашистов более выгодное положение для атаки. Красновская, срочно соедините меня с командным пунктом летчиков!
…Пара новейших истребителей врага «Фокке-Вульф-190» спешила прикрыть свою автоколонну, следовавшую с подкреплением для терпящих поражение войск. Наша четверка самолетов под командованием капитана Литовкина сквозь дымку облаков заметила растянувшийся внизу обоз. Только Литовкин отжал ручку управления от себя, как услышал в наушниках:
— Внимание! Ноль семнадцатый! «Редут» сообщил, выше вас два фрица на машинах неизвестного типа!
Не успел капитан оглядеться, как «фокке-вульфы» открыли огонь. Самолет Литовкина чудом увернулся от них — вот что значит вовремя предупредили с командного пункта. На помощь командиру бросили свои истребители летчики его звена, и Литовкин первым вступил в бой.
«Вульфы» попытались воспользоваться своими хвалеными скоростными качествами на вертикалях. Они резко взмыли, чтобы снова оказаться в выгодном для атаки секторе. Но наши самолеты не отстали. Литовкин, стреляя, будто прилип на своем истребителе к хвосту одного из стервятников. «Непобедимый» «вульф» с воем закувыркался к земле. Он врезался неподалеку от фашистской автоколонны. Та остановилась: гитлеровцы, бросив машины, побежали от них врассыпную. «Ястребки», пустив несколько очередей по второму «фокке-вульфу», не стали его преследовать, а, сделав боевой разворот, спикировали на безропотно застывшие автомашины…
— Товарищ инженер, смотрите, одному фрицу капут пришел, а другой улепетывает! — радостно объявил Калашников.
— Проследи курс, старшина. А я его высотной приставкой прощупаю, — скомандовал Осинин. Через несколько минут инженер взволнованно сказал: — Он снижается, его наверняка подбили!
— К Ладожскому озеру летит, товарищ инженер, — недоуменно пожал плечами Калашников.
— Вот и я говорю, до аэродрома своего фриц не дотянет, на лед будет садиться. — Осинин довольно потер руки и добавил шутливо оператору Красновской, подражая Калашникову: — Людок, соедини опять с летчиками, а потом с главным постом…
Вскоре Осинин узнал, что, воспользовавшись их данными, наша аварийно-техническая команда ночью на льду Ладоги, вблизи от берега, тогда еще занятого фашистами, отыскала «фокке-вульф» и оттащила его в свое расположение. Фашистскую новинку отремонтировали, изучили, полетали на нем. Летчики пообещали: «Будем эти «вульфы» теперь бить со знанием дела!..»
Светлана Полынина
Басков переулок, главный пост
Теперь я знаю, что такое настоящая запарка. Удивляюсь, как оперативные дежурные и начальник поста из огромной пачки заполненных нами бланков по докладам «Редутов» выбирают нужные номера целей и ни на минуту не выпускают их из поля зрения. Спим мы урывками. Все время наготове, вдруг потребуется кому-то помощь.
Зато в курсе всех событий: недолго осталось ждать до прорыва блокады!
«Редуты» помогают в этом всеми силами. Днем работают на средства ПВО, которые обеспечивают проведение наступательной операции. Ночью охраняют город. Но немцы о бомбежках Ленинграда сейчас и не помышляют. Похоже, всю авиацию они бросили на поддержку своих отступающих «гренадеров»… Зенитчики, прикрывающие наступление, сбили больше тридцати «ворон». И летчики штук двадцать кокнули! Это по предварительным данным, поступающим на главный пост. Кое-что значим и мы, «редутчики». А я, дурочка, еще бежать отсюда хотела…
А Иванова с девчонками?.. Ох, уж эта Иванова! Меня поначалу она совсем не признавала. На связь выйдет и только цифрами шпарит, как заведенная дублирует донесение оперативной смены. Я ей намекала: мол, давай объяснимся, перекинемся парой слов. Она в ответ: «00», — и точка… А тут, ночью, вижу, замигала лампочка на пульте: ее «Редут» на связь просится. Обрадовалась, неужели, думаю, решила подруга переговорить со мной? Взяла трубку, слышу, Иванова кричит открытым текстом:
