— Ладно, поживем — увидим. По машинам! Залезайте в силовую, — приказал мне и Щеглову лейтенант, — там только один боец, вам просторно будет. Поехали…

Когда тронулись, я припал к окошку, чтобы еще разок глянуть на Ириновку. Луна забежала за тучку. От дороги в сторону березнячка, окаймляющего деревенское кладбище, метнулась темная, на фоне снега, фигурка человека. Померещилось? Нет, точно видел.

— Ты спать будешь? — спросил Вовик Щеглов.

— Я хочу на ледовую дорогу посмотреть. Ведь по озеру поедем. — И подумал: «Не забыть бы доложить лейтенанту о человеке, который убежал в березняк. Осторожность не помешает. Ведь не зря нас предупреждают о бдительности каждый день!..»

Из дневника старшины Михаила Гаркуши:

«11. Февраль 1942 г.

Начали получать по 700 грамм хлеба. Блокада еще держится крепко, но все воспрянули духом. Через Дорогу жизни идет вся помощь. Прибыло в батальон 20 человек сибиряков. Как-то удивительно видеть перед собой здоровых, краснощеких людей. Буду учить их на радистов, комбат поручил».

В канун 24-й годовщины Красной Армии из штаба корпуса в батальон пришло две шифровки. В первой сообщалось, что на подходе, на этот раз уже с Большой земли, еще один «Редут». И с эвакуированного радиозавода, который в тылу уже развернул выпуск установок, вскоре поступит станция. Было решено «Редут-10» через Ладогу не переправлять, а разместить его в районе Соколий. Теперь нужны новые расчеты.

— Где же взять людей?! — озабоченно сказал Бондаренко. — Ведь и так в батальоне недоукомплектованы штаты…

— Придется все же прислушаться к совету корпусного начальства: призвать в батальон женщин, — улыбнулся Ермолин.

— Что-о?! Никогда не дам на это согласия! — отрезал Бондаренко. — Не хватало, чтобы у нас на «дозоре» любовь начали крутить. Обойдемся внутренними резервами.

— Как знаешь, — пожал плечами батальонный комиссар. — Во втором полку ВНОС уже служат девушки. Рано или поздно и нам девчат придется набирать.

— Лучше поздно. А сейчас не надо и говорить на эту тему… Что же делать? — Майор связался с дежурным по штабу: — Пригласите ко мне Осинина… Нет?.. Тогда Чер-вова. — Он положил трубку и сердито произнес: — Вечно этого Осинина на месте нет.

— Поэтому Червов и назначен вторым инженером батальона, — сказал Ермолин. — А Осинин, ты же знаешь, ламповую проблему решает. Пошел на «Светлану», вдруг в ее цехах после эвакуации завода остался кто-то из рабочих. Может быть, удастся ремонт ламп организовать.

— Неплохо было бы…

В кабинет вошли Червов и Осинин.

— О, когда ж это ты, Сергей Алексеевич, вернулся? — удивился батальонный комиссар.

— А что стряслось?..

Комбат пригласил инженеров сесть и протянул шифрограмму:

— Вот ознакомьтесь и доложите свои соображения.

— Это же здорово! — воскликнул Осинин, прочтя шифровку. — Одиннадцать «Редутов», а?!

Червов улыбнулся, добавил:

— С комплектованием расчетов предвижу сложности. На радиостанции-то мы найдем сибиряков. А кого операторами назначить?

— Видишь, инженер сразу сообразил, в чем загвоздка, — вздохнув, сказал комбату Ермолин. — И я про то же…

— Операторов подготовим из тех же сибиряков. Неделя сроку еще есть, сам засяду с ними, — заявил Осинин. — Двух старших операторов снимем с других «дозоров». А потом расчеты восполним…

— Когда потом? Легко же у тебя, Осинин, все получается, — покачал головой Червов.

Сергей вспыхнул. Хотел было что-то возразить, но в последний момент раздумал, махнув вяло рукой, отвернулся, насупившись. Вмешался комиссар:

— Легко? С виду только так кажется. Поработать придется много. Расскажи, Сергей Алексеевич, что там в цехах «Светланы» творится? Выкрутимся ли? Запасы ламп ведь иссякают, а Большая земля новых не шлет.

— Надо кого-то отправлять в Москву. За генераторными колбами. Без этого не обойтись, — ответил Осинин. — А на заводе жизнь теплится. Удивляюсь я ленинградским рабочим. Есть нечего, света нет, да и самого завода, можно сказать, нет! А они копошатся, возятся… С ремонтной бригадой договорился, что часть ламп она нам восстановит.

— Спасибо тебе, товарищ инженер, — сказал Бондаренко. Он смутился: видно, понял, что напрасно за глаза ругал Осинина. — А кого послать в Москву? — тихо спросил комбат.

— Думаю, Купрявичюса, — не задумываясь, ответил Осинин. — Он ведь специалист по лампам.

— Как же я сниму инженера с «шестерки», которая одна только и следит за воздухом над Дорогой жизни? Нет, ищи другого, — покачал головой Бондаренко. — Купрявичюса из Ириновки никуда ни на шаг не отпущу! Есть еще причина для этого.

Бондаренко выдвинул ящик стола и достал листок. Озабоченно зачитал:

— «Совершенно секретно тчк Соловьев Бондаренко тчк В районе Ириновки запеленгована работа вражеского передатчика тчк Есть предположение зпт что радист информировал противника о «Редуте-6» тчк На дозор направлен наш сотрудник тчк Примите меры по усилению бдительности зпт охраны дозора тчк О мероприятиях информируйте тчк».

— «Девятка» тоже сообщила, что, когда двигалась от Ириновки, один из операторов заметил подозрительного человека. Придется, видимо, менять дислокацию «шестерки», — добавил Бондаренко.

— Больно место хорошее. И линию специально тянули, — вздохнул Осинин. — А может, повременим? Вдруг все это случайность или ошибка.

— Враг мог уже передать сведения о местонахождении «Редута». Что тогда? — спросил комбат.

— Если так, то налет наверняка бы уже состоялся. Немцы не станут ждать, тут же забросают «дозор» бомбами, — не сдавался Осинин.

— А если передвинуть «Редут»? — предложил Ермолин..

— Конечно, лучше его перебросить, — согласился Червов. — Метров на пятьдесят в сторону от церкви. И хорошо замаскировать. Технические характеристики станции вряд ли изменятся. А прежнюю позицию сохраним — как бутафорию. По-прежнему охранять будем…

— Правильно, Георгий Николаевич. Так и сделаем! — завершил разговор комбат.

После бессонной ночи Купрявичюс еле волочил ноги. Оборудование и подготовка запасной позиции для «Редута» вымотали и инженера, и всех свободных от дежурства. Обессилевшие бойцы отдыхали в землянках. Альгису тоже хотелось спать, но он вспомнил, что договорился встретиться сегодня с главным инженером торфоразработок. По нынешним временам «шестерка» забирала много энергии, которой и раньше-то не хватало ириновским торфоразработчикам, добывавшим для Ленинграда топливо. Начальник установки Ульчев сам хотел сходить в контору. Но Купрявичюс сослался на то, что Ульчеву надо поговорить с прибывшими на «дозор» капитаном из особого отдела и помощником нач-штаба батальона Юрьевым.

Уже почти рассвело. Купрявичюс наклонился и растер снегом лицо. У входа в контору обмахнул валенки. Главный инженер, распахнув дверь кабинета, напутствовал какого-то крепыша с бородкой…

— А-а, пожаловал! Входи, входи, коллега, жду тебя! — обрадовался главный инженер, протягивая Купрявичюсу руку. — Через порог не здороваются, — добавил он и мимоходом бросил бородачу: — Ну, будь, Платоныч, помогай, как договорились…

Тот, надвинув на лоб шапку, посторонился, пропуская Купрявичюса, и юркнул мимо него в коридор. У Альгиса отчего-то тревожно засаднило сердце.

— Кто это? — спросил он главного инженера, оглядываясь на дверь.

— О, добрая душа! Хозяйственник с Большой земли, перевозками занимается. Отвоевал свое, списали вчистую после ранения. Но все одно рвется на передний край…

— Фамилия как, фамилия! — нетерпеливо перебил Купрявичюс.

— Читко… Иван Платонович. Я документы смотрел. Никак, знакомы? — удивился главный инженер.

— Читко… Читко… — поморщился Купрявичюс. — Нет, ни о чем не говорит… Фу-ты, напасть какая! Но я же видел его, и не раз, нутром чувствую!