— Конечно, не хотят, — говорит Арналдо. — Помнишь падре Кальери?

— Подожди, подожди, — оживляется Галон. — Какое сегодня число? Тридцатое, кажется. Так ведь сегодня или завтра исполняется ровно год...

Он был прав: в тот самый день, когда мы возвращались из Диауарума, исполнилась первая годовщина трагической истории, взволновавшей всю страну. Думаю, что о ней следует рассказать подробнее.

Атроари —индейское племя, насчитывающее несколько сот человек, обитает к северу от Манауса в районе слияния рек Алалау и Жауапери. Несколько лет назад оно попало на страницы газет в связи с полемикой, развернувшейся вокруг проекта строительства автострады Манаус — Боа-Виста, которую затем намечалось продлить до южных границ Венесуэлы. Последнее обстоятельство дало повод некоторым газетам квалифицировать ее как «интернациональную» и «трансконтинентальную». Поскольку трасса должна была пересечь территорию обитания атроари, перед строителями возникла нешуточная проблема. С одной стороны по конституции Бразилии земли, на которых живут индейцы, считались в то время их собственностью, поэтому появление землекопов и бульдозеров вблизи малок атроари формально могло быть истолковано как нарушение законодательства[1]. Впрочем, юридическая сторона вопроса меньше всего волновала инженеров департамента автомобильных дорог. Куда больше их смущала перспектива столкнуться с очевидным желанием индейцев защитить свои земли от вторжения «караибов».

Эксперты из ФУНАИ советовали найти компромиссный вариант, проложив трассу в стороне от деревень атроари и ваймири, напоминая о печальном опыте Сан-Пауло, где в прошлом веке строительство железной дороги было предпринято через земли индейцев кайнганге. Дорогу построили под грохот выстрелов, в результате чего некогда могущественное племя сократилось до двухсот человек, обитающих ныне в двух резервациях ФУНАИ.

Несмотря на сопротивление ученых мужей, энергичные инженеры, как это нередко бывает в таких случаях, побили их теоретические, гуманистические и прочие, столь же шаткие аргументы неумолимой логикой высших государственных интересов. В самом деле, разве можно допустить, чтобы какие-то там три сотни «бесштанных индейцев» помешали строительству столь важного объекта, как трансконтинентальная магистраль, имеющая к тому же «неоспоримое оборонное значение»?! Другое дело, если бы трасса проходила через владения какого-либо цивилизованного латифундиста. В этом случае понадобилось бы вести переговоры о покупке земли, о справедливой компенсации за урон, который был бы нанесен частной собственности. А индейцы?! Нет, тут не могло быть и речи о каких-то переменах маршрута!

Когда строительство было начато и первые десятки километров просеки прочертили сельву к северу от Манауса, руководители департамента путей сообщения решили принять меры к переселению атроари, чтобы они, когда строители подойдут вплотную к их деревням, не вздумали бы воспрепятствовать железной поступи прогресса. С этой целью и была организована экспедиция под руководством итальянского священника падре Кальери, в которой, кроме самого падре, приняли участие еще семь мужчин и две женщины. Падре намеревался завязать дружбу с атроари и попытаться убедить их в необходимости переселиться на новое место.

14 октября экспедиция отправилась из Манауса на вертолете, который доставил ее на берег реки Сан-Антонио, в 240 километрах севернее города, где находился передовой лагерь дорожников. К северу лежала земля атроари. Отсюда экспедиция и начала свой трудный путь, отправившись на поиски индейцев в моторной лодке.

22 октября они заметили первые признаки пребывания индейцев: заброшенную хижину с остатками пищи. Еще через сутки пути они были разбужены на рассвете криком петуха. Это означало, что деревня атроари находится где-то поблизости. Падре Кальери распорядился дать три выстрела в воздух, предупреждая туземцев о прибытии экспедиции. И через несколько часов состоялась первая встреча. Она была такой сердечной, что лучше и пожелать нельзя: индейцы приветственно махали руками, приглашали белых подойти поближе. Вышедший впереди соплеменников вождь первым подошел к падре и протянул ему мякоть банана. Падре поблагодарил, после чего вождь сунул палец себе в рот и, вытащив его оттуда, в знак дружбы намазал своей слюной губы падре Кальери.

Потом начались работы по устройству лагеря экспедиции. Индейцы помогали расчищать участок на берегу реки, строить шалаши, таскали хворост для костра. Тут же произошло первое недоразумение: один из туземцев залез в кастрюлю с пищей. И падре, грозно прикрикнув, прогнал его. Этого делать не следовало бы. В особенности после того, как сам падре и его спутники отведали бананов и «бижу», предложенных им индейцами...

Целый день индейцы помогали экспедиции организовывать на берегу речного протока свой лагерь. А вечером падре стал распределять подарки. При этом он руководствовался какими-то одному ему понятными критериями: некоторые индейцы, работавшие, по мнению Кальери, лучше других, получили больше подарков. Те, кто, как полагал падре, ленился, должны были удовольствоваться более скромным вознаграждением. Один из них, недовольный тем, что ему досталось всего лишь две коробки спичек, пытался протестовать. Падре отобрал у него обе коробки. Отобрал в назидание! Впоследствии сертанист[2] Жоао Америко Пере, анализируя эти действия, заметил, что падре следовал принципам нашей психологии и педагогики. Нашей! Но ведь индейцы мыслят иначе и не читают брошюр о трудовом воспитании и научно организованной системе поощрений и наказаний...

Как могли атроари, боготворящие своих детей и никогда не наказывающие их даже за серьезные проступки, понять или оправдать поведение падре, силой вытащившего из лодки забравшегося туда подростка? Почему они должны были согласиться с принципом «оплаты по труду»?

А ведь Кальери был не новичок в сельве. Он, правда, приехал в Бразилию сравнительно недавно: в 1964 году. Однако уже участвовал в нескольких экспедициях по установлению контактов с индейцами. В частности, с племенем яноами, обитающим по правому берегу реки Рио-Бранко, неподалеку от бразильско-венесуэльской границы. Именно поэтому инженеры департамента автомобильных дорог и обратились к нему за помощью. Однако успешные результаты контактов с яноами вскружили, очевидно, ему голову. Он решил, что обладает особым влиянием на индейцев. Что их подавляет его представительный вид, громкий голос, властные жесты.

На следующий день падре Кальери вошел в одну из хижин, несмотря на то, что двое мужчин стояли у входа, показывая жестами, что сюда входить не следует. Падре отодвинул их в сторону, словно убирая с дороги препятствие. И, войдя в малоку, начал считать висящие в ней гамаки. А это не могло не насторожить индейцев: они вправе были подумать, что этот странный караиба пытается выяснить их численность.

Так одна ошибка следовала за другой. Ближайшим помощником падре Кальери был лесник Алваро Пауло да Сильва, проживший в сельве всю жизнь и хорошо разбиравшийся в обычаях и нравах индейцев. Он несколько раз пытался предупреждать падре о том, что их нельзя раздражать. Падре отмахивался от Алваро.

Спустя два дня индейцы стали проявлять первые признаки нервозности и недовольства. Несколько человек отказалось проводить экспедицию к месту прежней стоянки. А те, что в конце концов согласились стать проводниками, пройдя несколько километров, вдруг разъярились: принялись стучать зубами и хлопать руками по своим ягодицам, что означало сильнейшее волнение. Падре прикрикнул на них. И после этого Алваро окончательно впал в панику. Он хорошо знал, что ни в коем случае не следует кричать на индейцев. Он обратился к падре с мольбой немедленно прервать экспедицию и вернуться. Падре и сам понимал, что над его головой сгущаются тучи, но ему не хотелось отступать. Может быть, было стыдно? Или не хотелось терять гонорар, обещанный инженерами департамента автодорог? А может быть, он продолжал верить в свою власть над этими туземцами? В свою способность сломить их, убедить, подчинить себе? И лишь одна фраза последней радиограммы невольно выдала смятение, царившее в его душе: «...помолитесь за нас, сестра! И помолитесь прилежно: как мне кажется, скоро полетят стрелы».