Карьера продвигалась не настолько быстро, как хотелось Риду, и чувство неудовлетворенности нарастало. В конце 60-х произошел такой эпизод. Джонни Розенберг находился в их комнате в доме Эберхарда, когда Рид ворвался внутрь. Он зло хлопнул дверью и в гневе стал швырять свои вещи в кучу на кровать. «Я так и не узнал причины, но он вернулся домой в бешенстве, — вспоминал Розенберг. — Он сказал: "Я убираюсь отсюда. У тебя есть талант, у меня есть талант, но никто из нас никуда не продвинется с таким менеджером. Я ухожу". Я подумал, что он наполовину спятил. Но как оказалось, извилины между его ушами, вероятно, работали немного лучше, чем мои. Не думаю, что Рой сделал бы для него достаточно. Дин был сам себе менеджер, и точка. Никто не верил в Дина Рида больше, чем сам Дин Рид».[77]

Позже Рид объяснит, что гнев его был направлен и на Эберхарда, и на «синдикат талантов». Эберхард, получив от синдиката предложение о покупке контракта для дальнейшего представления интересов юного исполнителя и видя старания Рида, не упустил шанса быстро подработать наличности. Он продал контракт.

«Покупатели представляли организацию в Голливуде, которая занималась всем, что касалось шоу-бизнеса, и являлась чем-то наподобие синдиката, — объяснял Рид. — Так что однажды двое мужчин появились у меня на пороге и рассказали мне, что именно — по мнению их организации — я делаю не так. Они сказали, какие рубашки мне следует носить, с какими женщинами следует появиться перед фотографами в битком набитых ресторанах на бульваре Сансет, и посоветовали устроить небольшой публичный скандал с мисс такой-то. Я отказался. Я не хотел быть рабом. Я предпочел остаться совсем без менеджера».[78]

Рид упаковал вещи и переехал жить к Прайсу и его жене, Тили. Кроме обретения нового адреса и потери менеджера, в его жизни почти ничего не изменилось. Хотя одно интригующее событие все-таки произошло. И «Кэпитол Рекордз», и Рид получали отчеты о том, что что-то необычайное происходит в Чили. «Наш летний роман», едва пробившийся в списки популярных песен в США, настойчиво взбирался к верхним строчкам в Чили и других странах Южной Америки. К концу года эта композиция станет по сути дела самой продаваемой записью на английском языке в Бразилии, Аргентине, Чили, Уругвае и Перу. «Я занял 1200 долларов у друга и отправился на юг, посмотреть, что же там происходит», — скажет позднее Рид журналисту.[79]

Другом, без сомнения, был Прайс. Несмотря на то, что менеджеры «Кэпитол» понимали, что личное явление певца тамошней публике помогло бы компании компенсировать вложения в колорадского трубадура, они не посчитали нужным потратить на это дело какие-то деньги или усилия. При участии Прайса документы были переданы в Государственный департамент, Рид подал заявление о получении своего первого паспорта. В заявлении он написал, что проведет 17 дней в Бразилии, Аргентине, Чили, Перу и Уругвае[80]. 9 марта 1961 года Рид вылетел из нью-йоркского аэропорта «Ла Гуардиа», направляясь на юг, к бурному приветствию, которое изменит его жизнь.

Патриция Энн Хоббз (Patricia Ann Hobbs) была великолепна; это утверждение не вызывало разногласий. Голубоглазая блондинка, при 170-сантиметровом росте и весе в 52 килограмма, она побеждала на местных конкурсах красоты примерно так же, как знаменитая Крис Эверт выигрывала теннисные турниры. Она выросла на побережье Тихого океана в Оушнсайде, неподалеку от Сан-Диего, куда ее привезли практически сразу же после рождения в Алабаме 29 апреля 1939 года. Ее жизнь в Оушнсайде могла бы служить иллюстрацией к песням популярной группы 60-х «Бич-Бойз» («Beach Boys»). Серфингистка, преданная своей школе чирлидер ^{10} и изредка модель. Она была третьей «Мисс Калифорния», оказавшейся в финале конкурса красоты «Мисс Вселенная».

В 1957 году Хоббз направилась на восток, в Денвер, для поступления в Женский колледж Колорадо, который успешно окончила, получив диплом специалиста в области гуманитарных наук и театра. Вернувшись домой в Калифорнию, она какое-то время работала в Сан-Диего на местном телевидении в качестве ведущей прогнозов погоды. В те дни местные выпуски новостей не были претенциозны. Работа ведущих прогнозов погоды заключалась в размещении на карте маленьких изображений солнца или дождевых облаков и чтении информации о погоде. Хотя от них — блондинок с длинными распущенными волосами — в основном требовалось мило улыбаться и соблазнительно выглядеть в коротеньких юбочках и тесных кофточках, в целях удержания мужской аудитории у экранов как можно дольше, по крайней мере, до следующего рекламного блока. Мужчины, как Рид, изучали метеорологию. Женщины, как Патриция Хоббз, изучали блузочки.

Хоббз обучалась в актерских классах Сэнди Мейснер в Лос-Анджелесе, время от времени снимаясь в телевизионной рекламе, эпизодах мыльных опер «Приключения Оззи и Гарриет» («The Adventures of Ozzie and Harriet»), «Святые и грешники» («Saints and Sinners») и в других шоу. Примерно через год она перебралась в Нью-Йорк, где поступила в Театральную студию. Патриция добилась роли в бродвейском мюзикле, но слава оказалась мимолетной, — шоу закрылось сразу после премьеры.[81]

В сентябре 1963 года Хоббз вернулась в Голливуд, к рекламным съемкам. Как-то она заглянула в офис своего агента, чтобы обсудить возможные роли. Одна из них в новой телевизионной детективной драме под названием «Шах и мат» («Checkmate»), для которой начался подбор актерского состава, была ей практически обещана. Подыскивали девушку на роль подружки главного героя в исполнении звезды Дага МакКлюра.

Хоббз сидела на стуле, сплетя под ним длинные ноги, сосредоточенно вела беседу с агентом и едва ли заметила, когда открылась дверь офиса. Вошел юноша, остановился в сторонке и сказал агенту — как оказалось, своему агенту, — что есть нечто такое, что можно подсократить. Агент представил Дина Рида Патриции Хоббз, и актриса, слегка раздосадованная вмешательством, расплела ножки и встала, чтобы пожать его руку. Рид задержал взгляд на ее длинных ногах, и, сказав, что ему очень приятно с ней познакомиться, извинился за вторжение и вышел. Но не мог забыть Дин тех стройных ножек. Целый час он висел на телефоне, изводя агента, пока, наконец, тот не сдался и не выдал номер телефона Хоббз. В тот день она то и дело входила и выходила из гостиничного номера, и только после примерно двадцати попыток Риду наконец удалось застать ее у телефона. Он напомнил, что сегодня чуть ранее они виделись в офисе агента, и ему пришлось реагировать быстро, чтобы удержать ее на линии.

— Он не должен раздавать телефонные номера клиентов, — сказала Риду Хоббз возмущенно. — Послушай, мне надо идти.

— Нет, пожалуйста, не уходи. Швартц на самом деле не виноват. Помимо того, что он мой агент, мы с ним еще добрые друзья. Он очень долго сопротивлялся. Мне пришлось около часа его уговаривать и пообещать поднять гонорар. Это, должно быть, самый дорогой телефонный звонок, который я когда-либо сделал.

Хоббз хихикнула.

— Ну, думаю, он не сильно навредил, если только ты не станешь первым из пятнадцати парней агентства, названивающих мне.

— Такого не будет. Это было еще одним условием, которое я заставил его принять. Только не тебе. Я просто хотел убедиться, что у меня нет других соперников, кроме тех, которые на улице сворачивают головы тебе вслед. Когда ты сказала, что тебе нужно идти, это действительно было так или ты просто хотела от меня избавиться?

— И то, и другое. Я только что вернулась с ужина с Лесом Брауном-младшим. Он выступает недалеко отсюда, и я собиралась на его следующее шоу. Но у тебя еще есть около получаса.