Приказчик китайской фузы, получивший отказ от должности, если не находит достаточных причин к этому отказу, может искать суда у торговых старшин. Эти торговые старшины в Маймайтчине каждый год выбираются самим торговым обществом из своей среды; выбираются всегда десять старшин и на них лежит обязанность наблюдать за правильностью торговых дел; к ним обращаются для разрешения спорных вопросов. К ним может обратиться и приказчик, получивший отказ от места.

Эта апелляция к торговым старшинам очень важна для приказчика, потому что, если отказ его хозяина не имеет уважительных причин, то старшины или уговорят его хозяина взять приказчика назад, или дадут ему от себя удостоверение, что он перед хозяином своим ни в чем не виноват. С этим удостоверением приказчик всегда найдет себе место в другой торговой фузе. Если же отказ от службы имеет какую-нибудь уважительную причину, то приказчику бывает весьма трудно найти себе другое место: он должен или уехать на родину, или поселиться в предместье ынгороза и заняться какой-нибудь мелочной торговлей. Случаи такого рода бывают очень часто, но замечательный, по своей трагической развязке, факт, совершившийся в 1850 году, бросает яркий свет, как на китайскую жизнь вообще, так и на положение приказчика торговой фузы. Расскажем этот факт с некоторыми, незначительными, подробностями.

Одна маймайтчинская торговая фуза отказала, почему-то, своему приказчику от места. Приказчик, не считая себя виновным, тотчас же отправился к торговым старшинам искать себе защиты в их правосудии.

Старшины собрались у хозяина фузы и началось разбирательство дела. Сначала говорил обвинитель, отказавший от места своему приказчику. Старшины молча слушали и покуривали, по обыкновению, из своих маленьких трубочек. Хозяин закончил свои обвинения. Приказчик, во все время его речи молча стоявший посреди фузы, начал говорить в свое оправдание и доказывать свою невиновность. (Дело было очень сложное и запутанное, известно только, что в основании его был факт вот какой: от одного русского купца была выменена на чай партия горностаев, приказчик, принимавший эту партию, ошибочно или умышленно, принял несколько десятков шкур фальшивого горностая). Долго говорил приказчик, горячо размахивая руками и захлебываясь от торопливости речи. Старшины слушали молча.

Приказчик, наконец, окончил свою защитительную речь.

Старшины, видимо, затруднились решить дело. Начался спор и в тихой до того времени фузе поднялся ужасный шум. Кричал хозяин, кричали старшины, кричал сначала и обвиненный приказчик; но потом он, видя, что его поле сражения все более проигрывается, переменил тактику и стал просить у хозяина пощады, не ради его, а ради старых его родителей и малых детей. Хозяин не изменил своего решения; старшины же не оправдали приказчика и не обвинили хозяина: вопрос, как видит читатель, остался неразрешенным. Такое окончание дела нисколько не улучшает положения приказчика, потому что другой хозяин затруднится принять его на службу, зная о темном деле. Оставалось приказчику одно — вымаливать себе у хозяина милости: он долго кланялся ему в ноги, стукался головой о пол, плакал, рыдал… Но потеряв надежду на милость хозяина, он в виду всех присутствовавших схватил со стола нож, распорол себе живот и, свалившись на пол, в предсмертных судорогах начал выдергивать из себя кишки…

Это — мщение китайца за обиду!

Это самое страшное мщение, какое только мог он сделать, потому что он, во-первых, отнимал этим счастье у фузы и клал на нее дурную тень; во-вторых, — подвергал своего хозяина неизбежному суду и страшным последствиям этого суда: китайские чиновники, заслышав о таком событии, целого быка перед идолами положат, потому что такой счастливый случай дает им возможность содрать с хозяина фузы хорошую взятку.

Случилось мне слышать еще о нескольких несчастных случаях, бывших при торговых сношениях китайцев с русскими: два или три главных акционера каких-то китайских торговых фуз покончили свою жизнь самоубийством. Причиной этих несчастных случаев была неуплата русскими купцами долгов китайцам. Так как по прежнему трактату кредит между русскими и китайцами не дозволялся, то китайцы, лишенные возможности искать своих прав законным образом, не находили себе другого исхода, как только распороть свои желудки. В этом случае не жажда к деньгам и не скорбь по ним была поводом к самоубийству, а то, что, вследствие неуплаты долга русскими, китайцы не могли оправдать своего кредита: дела фузы рушились и на головы акционеров падали все последствия банкротства. Конечно и теперь, при новом трактате, дозволяющем кредит, возможна несостоятельность, а вместе с нею и неуплата долгов, но теперь китайцам может служить утешением то, что все делается «на законном основании».

Впрочем, в последнее время китайцы стали очень осторожны и большого кредита русским не делают.

Теперь Маймайтчин опустел и больше никогда ему не оживиться, хотя наши торговые дела с Китаем и развились. Маймайтчин — это наше прошлое и, как всякое прошлое, невозвратен: дела с Китаем, в таком виде, в каком они были в Кяхте, более не повторятся, потому что и отношения наши с Китаем теперь другие и купечество наше стало умнее и сообразительнее, чем прежде.

Но, начав нашу статью историческим очерком развития торговли, мы и окончим ее последовательным рассказом о падении Маймайтчина.

Во время перевода таможни в Иркутск был разрешен впуск кантонского чая через петербургскую таможню. Русские купцы, получив сбавку пошлины на чаи, сначала были довольны и надеялись на то, что будут в состоянии конкурировать с чаями, привозимыми в Россию морем. Китайцы, глядя на них, тоже потирали себе руки и ждали большого развития торговли. Но немного прошло времени, и на Кяхте вместо восторга была скорбь и стенание великое, китайцы крепко призадумались: во многих фузах были большие запасы чаев, которых продать было некому, потому что Нижегородская ярмарка огрела кяхтинцев и их доверителей двадцатью рублями убытка на каждый ящик чаю. Дела многих китайских фуз пошатнулись, чаи пришлось продать в убыток, кредит они свой внутри Китая оправдать к сроку не могли, — ну, словом, все пошло врозь. Так мало-помалу, в продолжение некоторого времени, китайцы вытряхивали из карманов часть барышей, приобретенных ими во время векового существования торговли. Они, хотя и находились в печальном положении, но все-таки не унывали, потому что надеялись на поправление дел в будущем: «перемелется, мол, все мука будет». Дело между тем перемололось действительно и муки для китайцев не вышло, а вышло то, что вследствие договора тяньдзинского, мы, русские, получили право ездить внутрь Китая и производить там торговлю.

Это было для маймайтчинских китайцев страшным ударом.

Несмотря на всевозможные хитрости и препятствия, которые они устраивали для того, чтобы помешать водворению русских внутри Китая, но все-таки не могли помешать этому, и русские караваны двинулись в неведомый до того времени Китай.

Маймайтчинские торговцы стали посылать гонцов к своим главным акционерам в Калган и Сань-син, писали им об опасности, которой подвергается маймайтчинское дело, и предлагали свои советы. Те, в свою очередь, хлопотали перед главными начальниками в Пекине и предлагали взятки за то, чтобы не дозволять русским ездить с товарами внутрь страны. Чиновники брали деньги, притесняли сначала русских, как только могли и как умели, но не могли открыто действовать и остановить движения караванов. В продолжение трех лет русские до того ознакомились с Китаем, что образовали там свои постоянные конторы.

Маймайтчинские китайцы совсем упали духом. Стали они понемногу выбираться из Маймайтчина, предчувствуя невозможность вести дело по-прежнему.

А по-прежнему дела идти не могли по следующим причинам:

С разрешением проезда внутрь Китая русским открылась возможность знать, какая цена существует на чай на месте его приготовления, какие цены на китайских рынках русским товарам, какие в Китае пошлины и сколько расходуется на провоз чая из Китая до русской границы. До открытия свободной торговли никто из русских не имел этих сведений, да никто о них и не заботился. Духовная пекинская миссия занималась своими делами в Пекине; кроме миссии никто не мог доставить какие-либо сведения о китайских торговых делах, а миссию об этом не просили, да, конечно, никому и в голову не приходило мысли разузнавать о китайских торговых делах, благо кяхтинская торговля шла хорошо, давала большие барыши, оставалось только радоваться, задавать лукулловские обеды и сидеть сложа руки.