- Расстрел - финальный акт трагедии, главная причина которой - неумение разговаривать с людьми. – Убеждённо сказала Александра. - Повышение цен вторично.

 - Может, разберутся и отпустят? – наивно спросила Лена и заглянула сокамернице в глаза.

 - Обязательно отпустят!

 … 14 августа в Новочеркасске под большой охраной милиции и войск МВД начался открытый судебный процесс над участниками волнений.

 Они были выявлены, благодаря агентам, которые специально, хладнокровно делали фотографии возмутившейся толпы. Тех, кто на этих снимках шёл в первых рядах и вёл себя наиболее активно, забирали. Людей арестовывали по сложившемуся обычаю ночью, чтобы было меньше свидетелей, никому ничего не объясняя.

 Суд был коротким, после него КГБ и Прокуратура СССР гордо заявили: «Если ранее часть людей не понимала происшедших событий, то теперь жители города Новочеркасска разобрались в их существе, поняли, что беспорядки были спровоцированы уголовно-хулиганствующими элементами, и с возмущением осуждают преступные действия бандитов и хулиганов».

 Рабочие Вячеслав Черных и Вячеслав Коротеев нарисовали знаменитый плакат, передававший суть протеста: «Мяса, масла… Повышение зарплаты!»

 За это народные "художники" получили по 12 лет лагерей. Долговязов снял со стены портрет Хрущёва – итог 8 лет... Александру и Безродную неоднократно возили на закрытые заседания суда.

 - Город тоже приговорён… - однажды по дороге сказала Александра. - К молчанию.

 - Не вернусь я к сыночку! – заплакала поникшая Елена. – Не увижу больше кровиночку…

 - Глупости не говори!

 Власти строго-настрого запретили людям рассказывать о случившемся, со свидетелей брали расписки о неразглашении. Подогнали в срочном порядке к окраинам Новочеркасска "глушилки", чтобы ни в коем случае никакая информация, в том числе переданная каким-нибудь радиолюбителем, не просочилась за пределы города.

 … На суде два свидетеля в военной форме утверждали, что женщина, похожая на Шелехову, пыталась нарушить связь, установленную для выступления Анастаса Микояна.

 - Чушь! – нервно выкрикнула Саша.

 - Вы оскорбляете Советский суд! – возмутился пожилой судья.

 - А вы весь советский народ…

 Следователи на допросах говорили, что будет условный срок, но Шелеховой и Безродной дали по 5 лет лагерей. Александра все-таки не сдержалась, спросила судью: 

 - Кто вам дал право применять оружие против мирного населения?

 - Зато мне дали право впаять вам на полную… - съязвил злопамятный судья.

 Когда Шелехову возили на судебные заседания, она познакомилась с другими осуждёнными по этому делу. Один даже оказался бывшим милиционером.

 - На второй-третий день разлагающиеся в лесополосе трупы, которые в спешке едва прикопали стали разрывать собаки. – Рассказывал он о том, что случилось после расстрела. - Надо было что-то предпринимать. Ответственное поручение дали областной милиции. Всё под расписку: «Я, милиционер Каменского ГОМ, даю настоящую расписку в том, что обязуюсь выполнить правительственное задание и выполнение его хранить как государственную тайну. Если я нарушу эту подписку, то буду привлечён к расстрелу». 

 Люди, ехавшие в машине для перевозки заключённых, зашумели, всех коснулась эта трагедия.

 - А дальше?

 - Вывозили и закапывали трупы, завернутые в брезент, ночами, тайком на заброшенных кладбищах Ростовской области.

 - Всех вместе?

 - В каждой яме по четыре человека. – Закончил исповедь участник последнего акта трагедии: - Такое вот правительственное задание.

 - А ты как здесь оказался?

 - Сдуру рассказал куму, а он передал, кому следует…

 - Верно, говорят, - сказал рыжий серьёзный мужчина, - не болтай лишнего!

 - Язык мой – враг мой! – засмеялся бывший милиционер и надолго замолчал. 

 Уже через неделю после оглашения приговора Шелехова оказалась в исправительно-трудовой колонии в автономной республике Коми.

 - Страх колючей проволокой окутал души людей. – Думала Александра по пути в лагерь. – Они отреклись от всего - от сказанного, от сделанного, от близких. Поразительно, но родственники даже боялись просить выдать им тела погибших - мужа, отца, сына...

 Она вспомнила, что когда оглашался приговор, то в зале суда неистово аплодировали. 

 - Поняли, что лезть на рожон не стоит. Хлебнули... Такое у нас не повторится.

 Однако вскоре в Ростове-на-Дону сотрудниками Комитета Государственной безопасности были обнаружены лозунги:

 - «Да здравствует Новочеркасское восстание!» и «Вива, Новочеркасск!».

 Уставший за наряжённую жизнь "Запорожец" деловито тарахтел по знакомому до последней ямы асфальту. Шаповаловы выехали рано утром, чтобы к ночи оказаться дома.

 - Ты поспи пока. – Сказал молодцеватый генерал жене. - Путь из Москвы до Ростова не близкий.

 - А ты как?

 - Мне нужно о многом подумать… - улыбнулся Иван Матвеевич. – Задремать не получится!

 Генерал Шаповалов, опережая дальнюю и тягучую дорогу, размышлял о грядущих ростовских делах и вспоминал недавние события.

 - Какая невероятная глупость! - то, что произошло на его глазах, не давало покоя.

 Солдатская совесть настойчиво взывала к действиям. Поскольку власти всячески замалчивали случившееся, он сразу предпринял попытки придать его гласности.

 - Пересмотрел накануне тома Ленина, в которых тот даёт оценку Ленскому расстрелу и Кровавому воскресенью. – Через месяц после трагедии он признался жене. – Очень похоже…

 - Ты бы Ваня вёл себя осторожнее!

 - Все мы боимся потерять свои должности, - буркнул он, - а в итоге теряем людей… Так и на войне было. 

 Шаповалов решил обратиться к писателям и направил несколько писем в Союз писателей СССР на улицу Воровского в Москве с подробным изложением Новочеркасской трагедии.

 - Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофёр, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. – Написал генерал. - Давно пора у этого шофёра отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу. 

 С женой Екатериной Сергеевной посоветовался, какую ставить подпись.

 - Боюсь я за тебя… - призналась женщина. – Подпишись псевдонимом…

 Она здраво рассудила, что если поставит свою – подвергнет риску всю семью, а дети – Нина и Володя – только становились на ноги.

 - Только ради вас, - Сказал Шаповалов, - тогда подпишусь "Неистовый Виссарион».

 - Это в честь Белинского?

 - И с намёком на отчество товарища Сталина…

 Вспомнив эти события, Иван Матвеевич улыбнулся, ему не было стыдно за свои действия. Отныне он внутренне был готов к любым неожиданностям.

 - Накажут тебя! – заплакала жена, когда ушло первое письмо. 

 - Я не боюсь резких колебаний! – твёрдо сказал супруг.

 - А детям как жить?

 - В конце концов, - заметил генерал, - у нас сейчас не 37 год…

 - В нашей стране он может начаться каждую минуту!

 И вот ровно через месяц Иван Матвеевич понял, что, похоже, амплитуда колебаний начала нарастать. На первом же посту ГАИ машину неожиданно остановили:

 - Куда следуете, товарищ генерал?

 - Домой еду сержант. - Шаповалов даже задохнулся от гнева.

 Его в генерал-лейтенантском мундире со звёздочкой Героя посмел остановить постовой милиционер и ещё с наглым вопросом суётся.

 - Какое твоё дело? – спросил покрасневший водитель. - Права у меня в кармане... Показать?

 - Счастливой дороги!

 Милиционер вежливо козырнул и, щурясь от солнца, отступил в сторону. Иван Матвеевич краем глаза увидел за спиной улыбающиеся физиономии молодцов в штатском.

 - Чего они так ухмыляются? – удивился он.

 "Божья коровка" небесного цвета покатила дальше. После отдыха на подмосковной даче Шаповаловы умиротворённо возвращались в Ростов к месту службы. Муж исполнял обязанности командующего Северо-Кавказским военным округом, поскольку предшественника генерала Плиева отправили советником на Кубу.