Вместо матрасов  на досках лежала солома и кровавые тряпки. Машина оказалась сильно перегруженной: раненых было много.

 - Дождь что ли идёт?

 Сергей лежал на нижних нарах и, приходя в себя от толчков на ухабах, ощущал какой-то странный дождь, капавший на него сверху. При разгрузке в госпитале санитары ахнули:

 - Ты же весь в крови!

 - Это кровь не моя…

 Соседа сверху, с оторванной по локоть рукой, плохо перевязали, и он умер от потери крови. В госпитале Косиков быстро поправился и от царапины на руке и от дизентерии, которую, очевидно, подхватил, напившись из воронки. По мере выздоровления он всё больше мрачнел.

 - Что делать? – мучился он над неразрешимой проблемой. - Опять попаду в пехоту, тогда точно погибну!

 Спасение пришло с той стороны, откуда он никак не ожидал. Рядом с госпиталем стояла какая-то тыловая часть. Командир роты однажды подозвал рядового Косикова и строго приказал:

 - Возьми трёх солдат и оборудуй сортир для офицерской столовой!

 Солдаты оказались узбеками и ни бельмеса не понимали по-русски. Руководить ими было сущее наказание. Главное, они не понимали цели строительства.

 - Я показываю, вы делаете! – прикрикнул на них Сергей.

 Всё же часа через три чудо архитектуры было готово. Солдаты вырыли яму, положили настил с тремя отверстиями и оплели частокол еловыми ветвями для изоляции кабинета задумчивости. После чего он смог наглядно показать азиатам, что они сооружали.

 - Теперь поняли, басурмане?

 Узбеки радостно закивали. В благодарность за службу начальник столовой выдал им большой чан с объедками, оставшимися от офицерского завтрака. Узбеки сожрали их с восторгом, несмотря на окурки, изредка попадавшиеся в перловой каше.

 - Никогда такой вкусной каши не ел начальник… - признался самый щуплый из них.

 Когда офицер принимал у Сергея работу, то внимательно посмотрев на него и спросил:

 - Ты родом с Дона?

 - Так точно товарищ лейтенант!

 - То-то я слышу наш выговор…

  Командир посодействовал, и Сергея не направили на передовую. В августе 1943 года Косиков прибыл к новому месту службы на Ладожском озере, в роту охраны. Жили они в землянках, и их задачей было охранять Дорогу Жизни.

 - Летом у нас «лафа», - ввели новичка в курс дела ветераны, а зимой «вешалка».

 - До неё дожить надо…

 Впрочем, до зимы Сергей не дотянул. Промозглой осенью он тяжело заболел. Начался обширный фурункулёз, распухла нога, и он не мог даже встать с нар.

 - Поедешь в Ленинград! – обрадовал его санинструктор.

 - Для чего?

 - Там умеют лечить такие болезни, а у нас всё больше ранения…

 Утром с разбитого бомбами причала нескольких раненых благополучно погрузили на палубу старенького корабля, переделанного в канонерскую лодку. Переход через Ладогу получился спокойным: небо затянуло облаками.

 - Большая волна, шторм. – Скупо сказал капитан.

 - У моряков всё наоборот…

 Из-за плохой погоды немецкие самолёты не прилетали, но и раненые изрядно промёрзли на ветру. Сергей грелся, прижавшись к трубе на верхней палубе.

 - Может мои нарывы пройдут… - сказал он вслух.

 - Держи карман шире! 

 Со станции Ладожское озеро их повезли в товарных вагонах на Финляндский вокзал. Ночь они провели в вагоне, буквально лёжа друг на друге. И это было хорошо, так как на дворе стоял крепкий морозец.

 - Согреться можно только прижавшись к соседу. – Весело сказал статный красавец моряк.

 - Тебе бы лишь прижиматься…

 В ленинградском госпитале возле Смольного он пролежал больше месяца. Женщины приносили им цветы. Приходили стайки ленинградских пионеров, представители от рабочих различных предприятий и даже от интеллигенции.

 - Я бы с удовольствием пролежал бы здесь до конца войны…

 Хотя и в госпитале смерть настигала своих должников. Умер на соседней койке политрук-блокадник от сердечного приступа. Ночами, особенно от палаты «животиков», доносились стоны и истошные крики…

 - От голода люди истощены и ослаблены! – будто извиняясь, сетовали врачи.

 - Блокада…

 После выздоровления Сергея отправили в 864-й стрелковый полк 189-й стрелковой дивизии, которая в начале войны была сформирована из добровольцев Октябрьского района города. Так он стал бойцом восьмой роты третьего батальона.

 - Опять пехота! – огорчился он.

 Дивизия обороняла Пулковские высоты, участок от Киевского шоссе до Витебской железной дороги вдоль южных склонов этих высот. С них очень хорошо просматривалась вся местность перед южными окраинами Ленинграда. Поэтому в планах фашистского командования захват этих высот занимал одно из ведущих мест.

 - Не одно, так другое! – матюгнулся Косиков, поняв что снова вляпался в передрягу. 

 Пополнения шли сюда как в Капище, непрерывным потоком. Большинство оставалось лежать тут навсегда и только немногим удавалось вырваться ранеными.

 - Добро пожаловать в «аппендицит»! – мрачно сказал ротный старшина.

 - А почему «аппендицит»?

 - Такое анатомическое название он получил потому, что участок немецкой обороны вдавался в территорию, находящуюся в наших руках.

 - А захватить нельзя?

 - Неоднократно мы врывались туда, но каждый раз нас выбивали.

 Полоска земли на стыке Пулковской высоты с насыпью Витебской железной дороги, вдавилась в оборону советских войск подковообразным выступом. Оттуда немцы просматривали всю оборону противника... 

 - Лучших наших ребят отнял «аппендицит», вся война сосредоточилась на этом проклятом выступе…

 - По-другому нужно попробовать!

 - Как только не пытались, - махнул рукой седой старшина. - Штрафники иногда скрытно, бесшумно, под покровом темноты подбирались как можно ближе к объекту атаки и без всякого шума, без артподготовки, без криков "ура" врывались в расположение противника и, орудуя, главным образом, кинжалом, ножом и прикладом, захватывали "аппендицит" и закреплялись на нём. Но ненадолго…

 Дальше он поведал что, как только начинало рассветать, немцы разворачивали орудийные стволы Александровской и Пушкинской группировок артиллерии, частично стволы крупных калибров с Урицкого направления и мощным длительным артналётом всё находящееся на "аппендиците" смешивали с землёй. После такой артподготовки немцы занимали этот весьма важный для них участок, без боя. Через несколько дней операция повторялась в том же духе.

 - Чёрт ти шо, а не война! – недоумевали выжившие солдаты.

 - Ерунда на постном масле…

 Траншейные стратеги не одобряли такую тактику:

 - Только людей изводят, – говорили между собой служивые.

 - Когда нас жалели?

 - Разве можно всё время бить в лоб, в одну точку?.. Нужно ударить широким фронтом и рассредоточить внимание и огневые средства противника, – рассуждали бойцы.

 - И продвинуться как можно дальше, чтобы окончательно «срезать аппендицит».

 … По ночам регулярно подходили новые советские части. Косиков видел, что в чахлом леске расположились присланные на подмогу танки. Мимо тащили пушки для стрельбы прямой наводкой. В долинке устанавливали серию ящиков с «Иванами» - громадными головастыми ракетами, которые летят прямо из ящиков и поражают большие площади.

 - Взрыв их круглой головы, весящей сто килограммов, делает воронку метров десять в диаметре. – Глубокомысленно пояснил старшина.

 - Ничего себе!

 - А ты думал…

 По всем признакам наступление вот-вот должно было начаться. Для непосредственного штурма «аппендицита» предназначался штрафной батальон. 

 - Им, как "провинившимся", досталась самая трудная задача - они пойдут первыми и своими телами пробьют путь для следующей за ними дивизии.

 - Ясно. 

 На этот раз в батальоне были не профессиональные уголовники, дезертиры или самострелы, а разжалованные, проворовавшиеся интенданты, хозяйственники и прочая тыловая сволочь. Они получили по десять-пятнадцать лет тюрьмы, заменённой штрафным батальоном.