- Я оглох. – Закричал он и начал слепо шарить руками.

 Оказалось, что снарядом его выбросило из окопа у входа в бывший немецкий блиндаж, где примостилось трое пулемётчиков на завтрак. Все погибли, а блиндаж завалило. 

 - Ведь я приказывал не занимать немецкие блиндажи, они все пристреляны. – Кошевой жестикулируя, приказал Градобоеву, оглохшему окончательно. - Беги к Бабичеву в санвзвод!

 Через минуту снова чувственный вздох «кривой пушки», как бойцы прозвали сверхтяжёлую мортиру-чудовище. Вскоре снаряд, резко снижаясь победно завыл.

 - Наш! – прошептал Кошевой и обхватил столб, что подпирал кровлю. - Ложись! Кто выживет, отпишите домой!..

 Снаряд врезался с недолётом в десяток метров по обрезу воронки, блиндаж перекосило как бы «ромбом». На головы с потолка и стен посыпалась земля, будто из дырявого мешка.

 - Надо скорей бежать вниз по логу к Северному Донцу под обрыв, - предложил Лисинчук.  – Там не достанут.

 Однако люди, словно парализованные пережитыми страшными секундами, не сдвинулись с места. Последовал ещё «вздох». Снаряд с шорохом приблизился и взорвался, сделав перелёт тоже метров десять!

 - Бегом наружу! – закричал Кошевой и первым бросился к выходу.   Накат из сосновых брёвен подозрительно заваливался в одну сторону, грозя сделать настоящую ловушку.

 - Может, здесь переждём?

 - Немцы увидели взлетевшие вверх доски и обязательно добьют нас.

 Следующий снаряд немецкой мортиры вошёл в землю, пробил боковую подпорную стенку, завертелся в дыму от горящего дерева и… не взорвался!

 - Ни хрена себе.

 Люди в один момент просто оцепенели от дикого страха. Сидели, смотрели на снаряд, помирая от мысли, что он может взорваться в любую секунду. Со всех ног, разбросав бревна, все ринулись наверх. Встали, тяжело дыша на краю огромной воронки, куда попал предыдущий снаряд.

 - Дом - пятистенок войдёт! – Определил на глаз опытный Лисинчук.

 Обойдя воронку, они логом побежали к реке. Из подполья, разобранного на накаты дома, выползали по одному артиллеристы «сорокапятки», лица у всех были мертвенно-зелёные. Михаил увидел   командира орудия лейтенанта Молчанова, который после уничтожения из пулемёта орудия немцев додумался выдвинуть свою пушчонку и сделать несколько выстрелов по металлолому, тем обнаружив свою позицию. Злорадно он крикнул Молчанову:

 - Это тебе за белые перчатки!

 - Пошёл ты…

 - Моли Всевышнего, что обошлось!

 При стрельбе Молчанов взмахивал рукой в парадной белой перчатке, театрально выставив блестящий сапог...

 - Пижон.

 Через день после памятного обстрела солдаты лопатами рыли котлован для нового блиндажа, врезаясь в обрыв к реке, место, куда по наблюдениям, не доставали снаряды противника и тем более пулемёты.

 - Это вам подарок от третьей роты! – со стороны леса появился командир упомянутой роты Столяров, неся на плечах брус.

 Он улыбался оттого, что товарищи так легко отделались от очередной смерти. Вдруг от леса за ручьем вылетела пулемётная трасса, единственная и короткая. Она попала прямо в цель.

 Столяров свалился убитый наповал, у Кошевого около лба и затылка прошли две, задев за каску так, что она слетела с головы.

 - У Градобоева булькает кровь! – прислушался он к звукам справа.

 Михаил лежал, боясь тронуть голову. Повернул головой туда-сюда, шея на месте. Бедолаге старшине пуля прошила нижнюю челюсть навылет.

 - Вот что значит увлечься какими-то планами, да на открытом опаснейшем месте. – Запоздало подумал ротный.

 Спустя короткое время вернулся в роту Градобоев с обезображенным пулей ртом. Кошевой его по-товарищески пожурил:

 - Зачем тебя сюда принесло?

 - Не захотел эвакуироваться в тыл.

 - Зря, — скривился Кошевой. - Мы рано или поздно погибнем тут, как пить дать.

 Это было великое счастье, опять редкостный случай! Ещё раз костлявая только взмахнула косой над нами...На другой день, закончив строительство, организовали праздничный обед.

 - Теперь нам обстрел не страшен.

 Заместитель по строевой части Голосуев, сидя у передней стены нового погреба, травил очередной анекдот, которыми он был будто напичкан. Свет проникал от входа через оставленную щель сверх поворота окопа-входа. Снаряд с воем пронесся высоко в небе.

 - Мазилы, - Голосуев прервался на мгновение. – Видите заряд взорвался далеко за Донцом.

 Вдруг крупный осколок влетел в щель-просвет и по касательной врезался в лоб рассказчику.

 - Твою мать! – только и сказал он.

 Кровь ручейками хлынула по его щекам. Голосуев быстро вырвал горячий осколок и его тут же перевязали. 

 - Бывает же такое! – никто не верил, что осколок мог случайно попасть в узкую щель.

 Внизу, под крутым береговым склоном, у самой реки, КП устроили прямо по-барски. Обили стены рейкой с дебаркадера,  старшина даже повесил на стену спасательный круг.

 - Красота! – восхищался Лисинчук. - Топчаны, вместо земляных, сделаны из досок. Стол дощатый, воюй, не хочу.

 Накатов сверху пять-шесть, отчего в этом убежище стало значительно тише, особенно от пулемётных трасс и взрывов снарядов. От лога вскоре выкопали ход сообщения глубиной в два метра, а сверху накрыли дощатой решёткой с дёрном для маскировки с воздуха.

 - Можно ходить не пригибаясь.

 Ход вёл к левому пулемётному дзоту. Оттуда ко второму, перекрывавшему стык с соседями огнём пулемётов в три ствола «Максимов» и двух МГ.

 - Теперь фрицам на этом стыке не пройти! – успокоился, наконец, Кошевой. – Можно спокойно жить.

 Этот ход-траншея с полами из досок стал как бы эталоном для всех, у пулемётчиков потери в людях прекратились.

 - Всего-то надо было поработать головой и руками, - поучал довольный ротный. – Воевать надо уметь.

 Снег незаметно сошёл полностью и открылся безрадостный пейзаж.

 После осенних боёв осталось поле, изрытое воронками глубиной до пяти-шести метров от тяжёлых снарядов. Поле казалось будто лунным. Ни кустика, ни травинки лишь голая, изрытая глина, напичканная осколками, костями и отравленная толом.

 - Надо бы всё же зарыть немцев, - посоветовал командиру Лисинчук. – Воняют, сил нет.

 Кошевой приказал закопать трупы бывших врагов там, где они лежали, в ямы от снарядных разрывов. Весь остаток весны, прозрачными лунными ночами они светились каким-то мерцающим светом и пугали верующих солдат…

Пока 33-я стрелковая дивизия стояла на переформировании в Пятигорске в неё постоянно вливались новые резервы, с целью пополнить изрядно поредевшие ряды.

 - Сплошной молодняк набирают! – ворчал сержант Захаров, критически рассматривая неровный строй новобранцев.

 Среди новоприбывших было довольно много юнцов, некоторые на два-три года моложе самых младших солдат, остатков довоенной кадровой армии. Большинство из них прибыли сразу после того, как прошли краткий курс подготовки.

 - Неужто всех мужиков в России уже призвали?

 - Погодь малёхо, – успокаивал сослуживца Григорий. - Как зачнут на передовую  гнать сибирские дивизии, тогда и посмотрим, чья сила переборет…

 - Думаешь?

 - Под Москвой они немца здорово шуганули.

 - Скорее бы!

 Молодёжь обращалась к ветеранам уважительно, будто те офицеры. Сначала они не верили своим ушам, но некоторые парни напускали на себя начальственный вид и нещадно гоняли молодых бедолаг. Когда один из старослужащих ефрейтор Колосов стал крепко донимать  наивного новичка и практически сделал из него своего слугу, Григорий и Захаров остановили наглеца:

 - Снимай сапоги!

 - Зачем?- спросил Колосов.

 - Хочу начистить их.

 - Ты шутишь? – удивился кривоногий ефрейтор. - Не пойму тебя Шелехов.

 - Что ж тут непонятного, Ваше благородие? – Обманчиво мягким голосом сказал Григорий. - Ты, видать, захотел себе вестового завести…

 - Что ты несёшь?