- Пожевать бы чего? – размечтался не евший ничего второй день Петька. – Сейчас бы мамкиных драников…

 Голодные и заросшие красноармейцы, в когда-то зелёных, а теперь выгоревших на солнце гимнастёрках вяло переставляли уставшие ноги.

 - Скажешь тоже, драников! – начал дразнить друга Генка. - А пельмешек в сметане не хочешь?

 - Пошёл ты!

 - Как видишь, иду!

 - Боже Всемогущий! - пробормотал Петя. - Представь, как хорошо вернуться домой, в мягкую постель, и спать.

 - Просто спать сутками!

 - Ей-богу, это так, - сказал Шелехов, ясно представляя себе эту потрясающую картину. - А когда проснёшься, тебя ждут хрустящие оладушки с маслом и вареньем.  

 - С абрикосовым вареньем.

 - С абрикосовым, если хочешь… И чай.

 - Обжигающе горячий.

 - И утренние газеты. И ласкающая слух музыка по радио.

 - А вечером кино или посиделки с гитарой.

 - Конечно, во всем гражданском...

 - Наденем ли мы когда-нибудь снова гражданскую одежду? – по- настоящему расстроился Шелехов.

 - Заткнитесь оба! – раздражённо велел Яровец. – Нашли время мечтать…

 Шахов весело оглянулся на товарищей, которые понуро брели, натянув от яркого солнца на самые глаза помятые пилотки и фуражки со звёздами.

 - Вы хотя бы смотрите куда прётесь, - пошутил он. – Так и в Германию можно забраться…

 Никто не ответил на шутку. Хотя из-за спин солдат торчали стволы винтовок и карабинов с трехгранными и плоскими штыками, а у офицеров из кобур виднелись пистолеты, ни у кого не было даже мыслей о сопротивлении.

 - Гляньте, какие нынче созрели необычайно крупные и яркие вишни. – Восхищённо сказал Петя. – Я хочу нарвать их.

 - Смотри Петька! – остановил его Шахов. - Если ты вырвешься из колонны, то рискуешь туда не вернуться.

 Они как раз проходили через небольшой степной хутор и около выбеленных хат краснели соблазнительные вишни. Не смотря на жару под сорок градусов, на улицу высыпали дородные казачки, которые молча провожали взглядами проходящих солдат. Иногда раздавались     причитания:

 - Господи, исстари казаки никогда не допускали врага на Дон, и как же вы, сынки, его пропустили?

 - Немец у нас разрешения не спросил.

 - Аль не видели супостата? Не желаете сразиться с ним?

 - Да уж нагляделись, будь здоров! – не выдержал упрёков Шахов. – Вовек не забудешь его атак…

 Гигантские столбы чёрного дыма, с заревами пожарищ, застилали горизонт позади уходящих в степь войск. То пылали разбомбленные деревни, станицы и машинотракторные станции.

 - Какая беда, - горевал Шахов, живший до войны в деревне. - Сгорают на корню бесчисленные гектары пшеницы и ржи.

 - Нашёл о чём горевать. 

 Ближайшей летней ночью, он опустился для сна на нагретую, пахнущую терпкой полынью и сухой травой землю. Такую близкую и родную ему, крестьянскому сыну. Попискивали сонные степные суслики. Вдалеке полыхала страшным заревом степь.

 - Труда-то сколько людского вложено и всё добро пропадает! Какое же лютое время!

 Засунув руки под голову, Гена глядел в звездное небо, скинув дырявые сапоги, давая отдых натруженным за день ногам.

 - Давай лучше спать! – засыпая, ответил Петя. – Что теперь жалеть, дальше больше потеряем…

 Весь следующий день солдаты проходили фермы с мычащим скотом, колхозные пшеничные и подсолнечные поля, сады с невиданно обильными плодами. На краю очередного хутора им встретился глубокий старик, который остановил идущих позади колонны Шахова и Петю:

 - Тикаете хлопцы?

 - Мы ещё вернёмся дед!

 - Вот в газетах пишут и агитаторы говорят, что фашисты скоро потикают в свой Берлин швыдче, чем сюда подоспели, а?

 - Даже не сомневайся!

 - И я так кумекаю, - уверенно сказал дед. - Со временем погоните фашиста, как ту сидорову козу.

 - Спасибо отец!

 - Не дрейфь, хлопцы. – Дед перекрестил спины уходящих. - А кто пискнет об отходе, пусть пеняет на себя…

 Вовсю созревали золотистые хлеба, где-то раскатисто громыхали грозы и невидимые пушки. Доживающий последние дни на этом свете старик глядел им вслед и думал:

 - Эх, молодёжь-парубки, не было б проклятой войны, гуляли бы вы с девчатами аж до самой зари. Самые лучшие годы ваши здесь лягут, потом не вернёшь...

Войска победоносного Вермахта заняли родное село Ванюшки Захарова в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.

 - Ой, кто это? – увидев незнакомцев, мальчик на всякий случай шмыгнул в хату.

 Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Слажено и дружно растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток. 

 - О, Господи! - запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына. - Царица Небесная, спаси и сохрани...

 - Мамка, чего ты? - удивился малолетний Ванька. - Кто это?

 Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты деда Ваньки.

 Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.

 - Gut, - он удивительным образом напоминал Ваньке отца. - Sehr gut!

 То, что им в ту минуту было хорошо, Ванюшка смог понять без перевода. Сам же он чувствовал себя не очень, в неполные шесть лет отличался повышенной любознательностью и врождённой непоседливостью. Мамка очень строго приказала ему сидеть тихо, и он вынужденно забился в закуток за печкой, там, где зимой содержали новорождённых телят.

 - А что они делают? - Настойчиво спрашивал мальчик у взрослых. - Кто они такие...

 - Сиди смирно, не до тебя!

 Иногда Ваньке удавалось заглянуть в окно, выходящее во двор и посмотреть на действия незнакомых дядек. Страсть как интересно было понять, чем же они занимаются. В детстве всё непонятное интересует и пугает одновременно. Когда совсем молоденький парнишка, с закинутым за спину блестящим автоматом, вышел из сарая с парой несушек в руках, Ванька возмущённо задёргался. Вот сейчас точно, строгий и скорый на расправу дед даст прочухана наглецу...

 - Сиди Бога ради спокойно. - Мамка почему-то тихо плакала и даже не прикрикнула на него как следует. - Что делать-то? Что делать?

 - Ну, одним глазком можно?

 Сидевший тут же встревоженный дед только отмахнулся. Семья Захаровых не успела спрятаться в подвале, пришлось сидеть в хате и ждать неизвестно чего. К вечеру отдохнувшие штурмовики пообедали курятиной, на десерт съели все яблоки в небольшом саду и выехали на передовую.

  - Убрались антихристы! – В хату забежала любопытная соседка тётка Галя. – Все живы?

 - Все, - кряхтя, ответил дед. – А что кому-то досталось?

 - Горе такое случилось! – затараторила соседка. - Наши родственники Мамонтовы, еле успели вовремя забраться в подвал. Проходящий мимо погреба для хранения картошки, пугливый солдат услышал шум из-под земли.

 - Ну?

 - Я такого страха натерпелась, - тётка Галя вытерла быстрые слёзы. - Вижу, немец снимает с пояса ручную гранату с длинной ручкой, открывает деревянную крышку лаза и швыряет её в низ.

 - Ужас!

 Всю погибшую семью хоронили через два дня в одном большом гробу, невозможно было в каше останков понять кто где...

 - Деда, - Ванюшка растерянно стоял посредине разорённого двора, рядом с поникшим дедом. - Почему ты не прогнал их?

 - Нельзя, Ваня, зараз нельзя...

 Внук шмыгнул покрасневшим носом, осуждающе посмотрел на него и уверенно сказал: