— Всевышний тебе, командир, спишет сто сорок грехов, если мы в этом году «чёртам» рога наставим, — сказал дед.

— Не знаю, братцы, не знаю, — еще печальнее вздохнул Джеламан. — Не знаю, может, и накажет всевышний... но так уж мне хочется выскочить вперед, так хочется утереть нос «чёртам», что... для них и берег сегодняшний фокус. Целый год жду сегодняшнего дня. И они сегодня, точнее, завтра, как узнают на капчасе, сколько мы поймали, кулаки об стол будут калечить. Я им покажу, где раки зимуют! Я им... пока они за эти три дня, что остались до конца квартала, будут возиться с одним грузом, мы шуранем грузов пять-шесть. И хорошо, что туманчик... а течения там нету, работать можно и в тумане. В крайнем случае «жук» наладим. Я им покажу кузькину мать!

— Командир! Твою руку! — Джеламановский восторг передался и деду. — Выскочим вперед, а там уже не страшно, кварталу конец. Там уже...

— Именно, дед, именно! — Джеламан трахнул по столу ладонью. — Главное, во втором квартале потянуть, он самый рыбный, а там... в конце путины на «напасти» шибко не разбежишься. Главное, сейчас. И они будут кусать локти!

— Ты, командир, гений.

Джеламан задумался.

— Ну а то, что я утаил ото всех эту находку, пуст парни простят меня. Мы ведь и сами тогда только один груз взяли. Эх, хе-хе, хе-хе! Как она, жизнь, по-дурацки устроена... А теперь, чиф, — это относилось ко мне уже, — давай проложим курс на «птичку». Ошибки должны быть исключены до абсолютности.

Мы с ним тщательно — дед, кстати, наблюдал наш работу и то таблицу подаст, то вместе с нами подсчитывать начнет, — до десятых долей градуса выбрал из таблиц поправки к курсу на девиацию и склонение, взяли упреждение на течение. На руль поставили самого Казю Базю. Потом проверяли невод — дед тоже помогал. До последней ячеи — а вдруг где дырочка — уложили его и приготовили к замету тоже красиво: наплав к наплаву, грузило к грузилу. Потом дед ушел к Марковичу в машину, и они там тоже просматривали да проверяли все. Женя с Есениным торчали в трюме и прилаживали новые сепарации.

К месту лова, на эту «птичку» подходили в пять часов утра; парни перед работой, как Обычно, отдыхали, спали в кубрике, только Джеламан себе места не находил всю ночь: он то опять шел к неводу, просматривал его еще раз, то спускался к Марковичу в машину, то рассматривал свою «особливую» карту. И напевал: «Не надейся, рыбак, на погоду, а надейся на парус тугой...»

Я не знаю, как в это утро чувствовали себя наши соперники — «чёрты», — что творилось у них на бортах, но у нас... за полчаса до работы парни были уже одетые и толпились в рубке.

А море было тихое в это утро, теплое, с теплым реденьким туманом. И этот реденький туманчик нас радовал, потому что он бывает устойчив. На несколько дней. И барометр показывал тихую погоду. Ну что нам еще надо было? Парни удобно расселись в рубке, пили «фирменный» Бесов кофе. Райское наслаждение, когда в одной руке папироса или сигарета, а в другой — кофе. Дед, разомлевший от хорошего настроения, начал было вспоминать Дерибасовскую, Женя — вспоминать свои сенсационные победы на соревнованиях, Есенин — про Ангару и про сплавщиков, Бес — уже и сногсшибательную историю начал... а вот Джеламан то и дело:

— А я, братцы, думал... целый год думал, ну как надуть этих супостатов, как обставить их... Ведь эта дубинушка Сережа Николаев, он ведь носом чует рыбу, — и Джеламан вертел головой из стороны в сторону и сильно втягивал воздух ноздрями, — его ведь иначе не надуешь. А Сигай? Он же, черт... — Джеламан вдруг начинал вышагивать перед нами, мечтательно потирал руки. — Они, конечно, догадаются, откуда мы будем рыбку возить. Да и дьявол с ними! А весь флот меня простит... должен простить.

— Конечно, командир, парни поймут... хоть раз в жизни «чёртов» оставили в дураках.

— Ну-ка, Анатолий Корнеич, — повернулся Джеламан к Бесу, — особливое мне.

— Из пузырька капнуть?

— Трохи.

— Хорошо, командир.

— Не «хорошо», а «есть». Сколько вас надо учить? Прачки, прачки...

— Есть, командир!

— Не «есть, командир», а просто «есть».

— Есть.

— Прачки, прачки... — будто возмущаясь, прохаживался Джеламан по мостику, а сам улыбался. — У меня все было рассчитано от и до: подождать конца квартала — и рывок на тысячу миль вперед!

— Гениально, командир!

— Конгениально!

— Ох и рожи же скривятся у этих чёртов, у этих дьяволов, у этих идолов, у этих тумгутумов, у этих...

— У этих омнибусов, — помог Бес Джеламану подыскать бранное слово.

— Омнибус? А что это?

— Это, командир, большая телега.

— Во-во! Николаев и похож на большую телегу. А зайдем мы, братцы, на эту «птичку» с восточной стороны. — Джеламан подошел к карте, взял измеритель. — И неводок потащим вот сюда! И будет самый номер. И начнем... и продержался бы туманчик.

— Да, все бы три денька до конца квартала, — добавил дед.

И вот настал этот торжественный момент. Подходим к «птичке», начнем сейчас рыбачить... парни давно уже торчали на своих рабочих местах, ждали команду. Джеламан же не отрывал взгляда от ленты эхолота, в руке держал секундомер... сейчас сейнер выйдет на нужную глубину.

— Как ты думаешь, чиф, мы точно курс рассчитали? — спросил он.

— Точнее некуда, командир.

— Дед, у тебя все в машине нормально?

— От и до, командир.

— Бес, готовь торжественный завтрак.

— Хорошо, командир.

— Что? Что?

— Есть, командир!

— Что? Что? Что?

— Есть!

— Прачки, прачки... Ох и будут же сегодня «чёрты» беситься, ох и будут же калечить кулаки об стол...

— Главное, командир, сделать рывок в этом квартале, — сказал дед.

— Именно! Именно! А об этой «птичке» ни кошка, ни собака не знают. Да и трудно предположить, чтоб здесь была рыба... Еще когда я лепил макет, даже сам не обратил внимания на эти места: кругом скалы, корма нет...

— Кажется, подошли, командир, — доложил я Джеламану, когда эхолот стал отбивать нужную глубину.

— По местам! — крикнул Джеламан. — Полный ход!

— Полундра-а-а! — заорал вдруг Женя с бака — он стоял там наготове с буем, должен был по команде Джеламана кидать буй. — Прямо по носу судно!

— Стой! Полный назад!

Выскочили из рубки — прямо по носу в туманчике вырисовывался силуэт судна, еще бы чуть — и мы бы врезались в него. Подходим ближе... «Два раза пятнадцать». Он сидел по самую марку в воде, корма так прямо совсем засела в море — так он был загружен рыбой.

Сигай, видимо, поставил свои запасные сепарации, на палубе рыба лежала кучами, горами, и даже нераздернутый кутец исполинским шаром лежал на этих кучах. Ну и Сигай! А сам он стоял с багорком, каким сортируют рыбу, на самой большой куче камбалы, в раскатанных до паха сапогах, в грубошерстном свитере. Белая шевелюра живописно всклокочена, выделяется черная пушистая бородка. Улыбался. Ну и картинка! Залюбуешься на флибустьера! Еще бы вместо багорка ему дымящийся пистолет или шпагу.

— Привет, Вова! — радостно крикнул он — зубы так и сверкнули, — подняв багорок.

— Уф! — Джеламан яростно сорвал шапку и трахнул ею о палубу. Потом подошел поближе к борту, на лице изобразил тоже горящую улыбку и тоже поднял руку. — Привет, Володя! Как она, родненькая, поймалась?

— Поймалась, Вова, поймалась! — еще радостнее улыбался Сигай.

— За один замет, Володя?

— За один, Вова.

— Молоди много?

— Да есть малость.

«Два раза пятнадцать» отходил, тая в тумане. Отходил он донельзя важно и торжественно.

— Пока, Вова-а-а! — донеслось из тумана.

— Пока, Володя-а-а! — крикнул Джеламан в туман и стал мрачнее тучи. — Ну и черт, ну и дьявол, ну и...

— Нет, командир, — вздохнул дед, — Сигая не пересигаешь.

— К замету! — рявкнул Джеламан. — Полный вперед!

Разметались прекрасно. Джеламан вывел сейнер к бую в тумане точнейше. Все делалось точно, быстро и без слов. И рыбы поймалось тоже много, больше, чем на груз.