Стражники не решались рассеять толпу, — ведь во главе ее шел Вишваджит. К тому же никто не творил беззакония. Раньше стража без колебаний и даже с охотой разгоняла подобные сборища, но сегодняшнее шествие было особым. Ни к чему ввязываться в спор со старым Вишваджитом, у него сейчас вид грозного бога Ахираджа. И стражники шли вместе с толпой.

Время от времени старик кричал:

— Идите сюда! Выходите! Выходите из своих домов ослы! На улице веет свежий ветер, а вы задыхаетесь в духоте своих тесных жилищ… Идите сюда!

Мелкие торговцы поспешно закрывали свои лавки и с неодобрением глядели на диковинное шествие. Особое беспокойство испытывали в эти дни чужеземные купцы. Они переселились в известный всему миру город, но все еще не могли в нем освоиться. Постоянно наблюдали они здесь множество любопытных и странных явлений, причин которых никак не могли уразуметь. И сейчас в растерянности смотрели они на шумную толпу.

Главная улица постепенно суживалась. Началась толкотня и давка, закричали те, кто был стиснут толпой. Шум усиливался. Особенно плохо приходилось детям. А сзади напирали новые толпы горожан, желавших знать, куда идет народ.

На повороте улицы к толпе присоединился стройный юноша. Это была Нилуфар. Она с удивлением смотрела вокруг, ничего не понимая. Почему так кричат дети?

— О великие горожане Мохенджо-Даро! — кричал старый Вишваджит. — Кто отнял у вас мужество? Кто так напугал вас?

Нилуфар была занята другим: она приглядывалась к корзине бананов стоящего вблизи торговца. Из-за спины какого-то горожанина она осторожно протянула руку и, схватив связку бананов, быстро удалилась. Горожанин увидел ее проделку и решил попытать счастья сам. Он запустил руку в корзину, но так как его никто не прикрывал, торговец сразу заметил вора. С бранью он вцепился в горожанина. Тот стал отбиваться. Оба упали, корзина опрокинулась, бананы рассыпались по земле. Дети с криком набросились на нежданное угощение. Видя такое беззаконие, остальные торговцы завопили: «Грабеж! Грабеж!» — и принялись с необычайным проворством закрывать лавки. Вишваджит закричал:

— Все вы грабители, дикари, воры!..

Теперь стражники имели право вмешаться, и они не замедлили врезаться в толпу. Нилуфар, ловко увернувшись от удара, выскользнула из этого скопища людей и побежала по улице. Но вскоре ее догнали преследуемые стражниками горожане. Чтобы избавится от них, Нилуфар свернула в узкий переулок. Там она наткнулась на слепого нищего.

— Господин! Дайте что-нибудь…

— Нет у меня ничего, — ответила Нилуфар, но тут же вспомнила о бананах. — Подожди-ка.

Достав спрятанный в одежде банан, она положила его в руку нищего. Слепой принялся громко восхвалять доброту господина, но Нилуфар уже свернула в другой переулок.

Было довольно темно, когда Нилуфар остановилась перед маленьким домиком. Оглянувшись по сторонам, тихонько постучала.

— Открыто, — ответил мужской голос.

Нилуфар вошла. Она тщательно заперла дверь и зажгла лампу. Поэт сидел на постели и о чем-то сосредоточенно размышлял. Улыбаясь, египтянка подсела к нему.

— О чем ты думаешь? — спросила она, выкладывая бананы.

— Ни о чем.

— Почему не зажег лампу?

Мне хорошо было в темноте.

— А дверь почему открыта?

— Тебя же не было.

— Разве ты не мог закрыть дверь? А если бы пришел кто-нибудь чужой? — рассердилась Нилуфар.

— Никто, кроме Нилуфар, не придет сюда, — спокойно ответил поэт.

Только сейчас он заметил бананы.

— Откуда ты их взяла? Хорошие бананы.

— Да нет, не очень хорошие.

— Зато наша Нилуфар очень хорошая. Она покупает на рынке товары, ничего не платя за них.

Нилуфар радостно засмеялась и рассказала поэту обо всем, что видела в городе. Потом они принялись уничтожать бананы.

Вдруг за дверью чей-то женский голос произнес:

— Мать!

Нилуфар и поэт переглянулись.

— Мать! — снова позвал голос.

— Кто там? — спросил Виллибхиттур.

— Подайте что-нибудь…

— Проходи, проходи, нет у нас ничего, — ответила Нилуфар, очищая банан.

За дверью застонали. Не выдержав, Виллибхиттур открыл дверь.

— Нет, не т-ы… — забормотала нищенка, испуганно попятившись назад. — Нет, не ты… Ты тоже мужчина… Голодные волки!..

— Что с тобой? — спросила женщину Нилуфар. — Чего ты так испугалась?

— Ты? Ты женщина? — обрадовалась та.

Нилуфар поднесла лампу ближе, чтобы осветить лицо незнакомки.

— Чандра? — поразился Виллибхиттур.

Девушка опустилась на землю. Видимо, она не в силах была стоять.

— Кто ты?.

— Я Виллибхиттур, поэт.

— Виллибхиттур! — повторила она и потеряла сознание.

Юноша смотрел на нее в растерянности.

— Подними же ее! — сказала Нилуфар.

Виллибхиттур поднял царевну и внес в дом. Побрызгав водой на лицо, они привели ее в чувство. Выпив воды, Чандра схватилась за столб, подпирающий потолок, и с трудом приподнялась.

— Тебе лучше, царевна? — спросил поэт.

— Царевна? Не произноси этого слова, поэт. Я его ненавижу!

Чандра заплакала.

— Так это ты — царевна Киката? — засмеялась Нилуфар.

Ее смех задел Чандру. Она вытерла слезы.

— А почему ты боишься мужчин? — поинтересовалась Нилуфар.

— Они… Они очень дурные… И в городе…

Она замолчала.

— Но почему? Не все же плохие. Поэт очень хороший!

— Я просила у них еды, а они… — Чандра запнулась.

— А они требовали платы? — закончила за нее Нилуфар.

— Да.

— Ну и что же? Ведь и твой отец навязывал рабство тому, кто просил есть, не так ли? А сколько женщин было у него? Ты когда-нибудь сочувствовала им? Тебя тревожила только собственная судьба! До сих пор ты шла по пути, который расчищают другие, а теперь колючки вонзаются тебе в ноги… Ну, и ты уступала их желаниям?

— А что же делать?

Чандра опустила голову.

— Почему же ты не умерла?

Чандре не нравился этот разговор. Она сердито взглянула на Нилуфар и ничего не ответила. Но та но отступалась:

— Конечно, расстаться с жизнью — трудное дело… Скажи, а ты получала от этого удовольствие?

Поэт с укором воскликнул:

— Нилуфар!

— Тише! Нас могут услышать. Почему бы мне не спросить? Я-то ведь знаю, сколько времени нужно дать мужчине, чтобы самой получить удовольствие. И в какой момент требовать от него вознаграждения…

Засмеявшись, она принесла чашу с едой и поставила ее перед Чандрой.

— Ешь, царевна!

Девушка вопросительно взглянула на Виллибхиттура. Поэт понял ее состояние.

— Как ты жестока, Нилуфар! Ешь, Чандра! — ласково сказал он.

Та со страхом посмотрела на Нилуфар.

— Ну хорошо, хорошо, — засмеялась египтянка, — ты не царевна, ты Чандра. Так?

Чандра принялась за еду.

— Блюда у нас не очень изысканные, — сказала Нилуфар. — Чуточку риса да немного крокодильего мяса — вот и все, что мы достали. Мы слишком бедны для другого. Ешь, ешь! Ты, наверное, раньше и не знала, что можно есть такое? Ну ладно, ладно, оставим это… Было время, и я видела самые лучшие кушанья… А если тебе не будут подавать, ты что же — останешься голодной? Как же еще тебе кормиться? Где ты добудешь пищу? — Нилуфар снова стало смешно. Покачав головой, она презрительно сказала: — Каков мир! Царевне приходите продавать себя за два зернышка! Ну что Чандра? Наверное мужчины тебе говорят, что ты еще молода и красива? А?

Чандра, не поднимая глаз, продолжала есть. Поэт выразительно посмотрел на Нилуфар. Та ушла в глубь комнаты и стала переодеваться, чуть слышно напевая.

— Поэт! — позвала она. — Скажи Чандре, что я не юноша, а женщина. Пусть она этого не забывает…

— Виллибхиттур! Кто она тебе? — тихо спросила Чандра.

Поэт не успел ответить, как из глубины комнаты донеслось:

— А тебе что? Не хочешь ли ты стать его женой? Не сбивай его с пути. Ты же сама выгнала его из своей страны, не так ли? Я жена этого глупца, жена.

Поэт, рассерженный, направился к Нилуфар, чтобы унять ее. Она не старалась чем-нибудь прикрыться, и поэт увидел в слабом свете лампы сказочно прекрасное тело. Вся его решительность исчезла сама собой.