Лавка опустела, торговка вином стала причесываться, затем достала склянку и, обмакнув в нее спицу, черной краской подвела ресницы. Считая себя укрытой от постороннего взора, поправила одежду на груди. Манибандха взволновал этот жест. Ему вдруг захотелось порвать все путы, связывающие его теперь, и вернуться к прежним своим привычкам… Но то было в Египте, в дни разгульной молодости, о которых здесь никто не знает. Сейчас он всеми уважаемый человек в Мохенджо-Даро…

Прочь все приличия и правила, если они мешают наслаждаться радостями жизни! Манибандху нужно так мало — непринужденно и весело поболтать с женщиной… Но потом эта торговка будет с гордостью всем рассказывать: «У меня был сам Манибандх…»

Что тогда скажут именитые люди? Манибандх был у простой гетеры! Они вправе осудить его. Разве ему недостает знатных женщин?

И все же Манибандх должен быть владыкой своих радостей! Он разорвет и отбросит сковывающие его цепи! Пусть кто-нибудь посмеет выступить против него, он раздавит наглеца… Сердце его учащенно забилось. Ведь было время — ему тогда миновало семнадцать лет — когда на грязных египетских базарах он знавал многих уличных женщин… И вряд ли хоть одна из них осталась недовольна им, не посылала за ним еще и еще раз…

К лавке подошел посетитель отвратительной внешности. Незнакомец был высок ростом и старался держаться прямо, выпячивая грудь, отчего его спина казалась вогнутой. Он говорил, скривив лицо, поминутно гримасничая и бросая вокруг недобрые взгляды. Манибандху казалось, что зверь невежества вселился в этого человека и свирепо пожирает его мозг. А торговка разговаривала с уродом, так же посмеиваясь и улыбаясь. Хлестнуть бы их обоих бичом!

Манибандх отступил назад в темноту. Посетитель приблизился к лампе, и купец увидел, что лицо его покрыто омерзительными пятнами, кожа на теле потрескалась. Манибандх почувствовал к нему дикую ненависть; его раздражали не столько эти отвратительные пятна, сколько самоуверенная и надменная осанка наглеца.

Урод ущипнул торговку за щеку. Она налила ему вина. Тот выпил, бросил медную монету и повернулся чтобы уйти.

— Эй, эй, — закричала торговка, — сначала заплати что положено!

— Что еще? Разве я не заплатил?

— Но разве ты только пил вино?

— А что еще? О чем ты говоришь, глупая?

Торговка вдруг завопила:

— Ай, ай, ограбили! Помогите! Помогите!

На ее крик из глубины лавки выбежал коренастый мужчина и схватил долговязого за горло. Манибандху даже показалось, будто в нем что-то хрустнуло. Получив пару затрещин, обманщик швырнул несколько монет. Верзила наградил его еще одним пинком и оставил в покое. Тот бросился бежать, а торговка визгливо захохотала. Коренастый подошел к ней и сел рядом. Манибандху стало весело, опять вспомнилось прошлое. Довольный развязкой этого маленького происшествия, он пошел к своей колеснице.

Негодяю досталось поделом. Будет знать, как строить из себя повесу! Но если б Манибандх подошел к этой женщине, не пришлось ли и ему бы испытать подобное? Нет, в таких местах не следует появляться без телохранителей. Он не напрасно остерегался. Он не труслив, а дальновиден и мудр. Манибандх поднялся на колесницу, и скоро ее колеса снова покатились по главной улице.

Взошла луна. Хочет ли кто-нибудь видеть сейчас Манибандха? Волнуется ли чье-либо сердце при мысли о нем? Является ли он для кого-нибудь желанным и милым? Все видят в нем только «высокочтимого», богатство и слава сделали его сильным. Весь город униженно ползает у его ног…

Какой холодный прием уготовила ему суровая правда жизни! Никто не любит в нем человека…

Колесница выехала на дорогу, кольцом опоясывающую город.

Будь он женат, супруга любила бы его, а сын сделал бы узы любви неразрывными…

…Но неужели счастье человека в этих узах? Разве его свобода — не благо? Он одинок сейчас и всегда останется одиноким. Но он одержит победу над всем вокруг, он встанет над миром единовластным владыкой!..

Вдруг что-то кольнуло Манибандха в самое сердце. Разве это не гордыня? Разве не меркнет вся его надменность перед подвигом аскета? Тщеславие томит знатного человека, как жажда, будя в нем желание действовать, но разве жажда — не признак слабости?..

Многое в этом мире достижимо для Манибандха. Так неужели единственное, чего он желает, — это любви женщины, равнодушной к нему? Ради чего хочет он замутить неукротимое течение своей жизни? Пусть женщина разыграет перед ним извечный фарс любовной страсти, пусть она готова отдать за него даже жизнь, — это ли венец его честолюбивых желаний?

Опечаленный, он повернул назад.

Ничего не нужно Манибандху. Зачем он родился на свет? Чтобы тяжело страдать? И зачем он был брошен в океан богатства, зачем барахтается в нем до сих нор? Ведь стоит сделать неверное движение, и он станет причиной собственной гибели! Взволнованный своими мыслями, Манибандх хлестнул мечом буйволов.

Великолепие главной улицы ужалило его в сердце, словно змея. Разве счастливы эти сластолюбивые горожане? А женщины, выставляющие напоказ свои высокие груди и пышные ягодицы? Разве знают они, что ждет их впереди? К чему вся эта спесь, это неистовое веселье, если им даже неизвестно, по какому пути шествуют они!

Вот он — великий город, вот они — пышность и великолепие, вот она — неодолимая мощь! Но ради чего существует все это? Великий удав времени одним дыханием заглатывает в свою страшную пасть и человека, и золотого оленя богатства.

Как он заблуждался! Он дерзнул осудить великого царя йогов! Он, который доныне бьется в жестоких руках судьбы, который свою слабость почитает за силу, которому поражение кажется торжеством.

Колесница остановилась. Манибандх вошел во дворец.

Он сел на ложе, прислонившись спиной к стене. Мышцы расслабились, но голова была тяжелой. Настала еще одна ночь, но разве эта ночь не растворится в свете дня? Ночь приходит и уходит — зачем? И трепещущий лунный свет! Как странно, даже эта ночная красавица, приносящая прохладу, напомнила ему нестерпимый дрожащий зной египетских пустынь и жаркие вздохи желаний!

Послышались шаги. Вошла рабыня.

— Господин! Прикажете принести еду?

— Что тебе? — очнулся от задумчивости Манибандх.

Рабыне показалось, что хозяин недоволен тем, что его потревожили. Она затрепетала.

— Господин! Управитель Акшай ждет вашего приказания, чтобы принести кушанья.

— Ах вот что! Я не хочу есть!

Рабыня склонила голову в покорном поклоне. Манибандх заметил, что она взволнована.

— Рабыня, как твое имя?

— Меня зовут Тара, господин!

— Тара![17]

Глаза Манибандха сами собой устремились к окну, через которое проглядывало звездное небо. Сколько звезд! Они так далеко! Кажется, они зовут к себе своим мерцанием… но это — души умерших, которые трепетно сияют во тьме, и нужно умереть, чтобы приблизиться к ним.

— Ступай, Тара! Я не голоден. Съешьте мой обед, — сказал он терпеливо ожидавшей рабыне.

Когда она передала слова купца управителю, тот подумал немного, затем сказал с усмешкой:

— Ну что ж, приходи, Тара. Мы с тобой попируем.

Все рабыни знали, что это означает.

А Манибандх и в самом деле не хотел есть. Манибандх![18] Как странно звучит это имя! Да, он — Манибандх, связка драгоценных камней, которые дороже золота. Если он все бросит, его богатства захватят другие — эти собаки, которые, высунув язык от жадности, всюду рыщут без устали, пытаясь сделаться Манибандхом. Да, манибандхи встречаются во все времена! Но его уже не манил этот образ…

Пробил колокол. Полночь. Где-то опустили в воду металлическую миску, и этот тихо звенящий звук ясно слышен в ночной тишине…

От жажды пересохло в горле. Позвать рабыню? Он мог бы получить несколько мгновений радости… Нет, сегодня это его не отвлечет от тяжких мыслей… Манибандх сам наполнил чашу вином и осушил одним залпом. Затем наполнил чашу снова. Вино утолило жажду, но не придало бодрости. Он выпустил чашу из рук, она беззвучно покатилась по мягкому ковру.