— Высокочтимый! Что же мне делать? — спросила Вени, вся дрожа. — Неужели это правда? Нет, нет, скажи мне, Манибандх, умоляю, что это все не так, что ты заблуждаешься!.. Я обещаю, что прощу тебе все…

Сердце Манибандха взвилось, как кобра, потревоженная палкой. Оскорбленный, он нанес ей последний удар:

— Поэт навис над тобой, как черное облако над восходящим солнцем. И облако это должно рассеяться, пролившись дождем, и сойти с неба на землю, под ноги людям. Его нужно иссушить, это облако! И ты сама сделаешь это!

— О чем ты говоришь? — воскликнула Вени.

— Прекрасная! Одним взглядом ты способна победить сердце мужчины. Но теперь нужна не притворная стыдливость, которой вы покоряете мужчину, обнимающего вас, не лукавые взгляды. Нужна смелость! И тогда ты, подобно огню, все сметешь со своего пути! Даже металл, с легкостью крошащий дерево, при встрече с огнем раскаляется, а потом делается жидким, как вода. Ты должна убрать поэта со своего пути!..

— Манибандх! — ужаснулась Вени. — Что ты говоришь? Я должна совершить убийство?

— Это не убийство, красавица, — сказал Манибандх, остановившись перед небольшим каменным изваянием льва. Человек приходит в мир, чтобы наслаждаться, а за это он платит любой ценой. Жители Мохенджо-Даро издавна были поклонниками радости. Их воздержание — это только философия.

— Нет, нет, я не могу решиться на это! Убить поэта руками, которыми я прижимала его к груди, слыша в биении его сердца пьянящий звон моих ножных колец. Своими руками убить человека, в каждой жилке которого струится любовь ко мне? Неужели я сама разорву его грудь и выну оттуда кровоточащее сердце? Это невозможно! Высокочтимый Манибандх, это невозможно…

Но купец с улыбкой прервал ее:

— Нет, красавица, это возможно! И ты сделаешь это. В пылу чувств ты забываешь о своем благе. Прислушайся к голосу своего рассудка! Как и всякий смертный, ты сама должна платить за все, что творишь в этом мире… Манибандх презирает того, кто, не успев совершить преступления, уже считает себя виновным. Только трусы ищут оправдания. Тот же, в ком живет чувство превосходства над другими, присущее настоящим властителям, всякий свой поступок возводит в закон и тем уже оправдывает его… — Вдруг Манибандх показал рукой на дорожку, ведущую к выходу. — Взгляни туда!

По дорожке, направляясь к главным воротам, шли две женщины. Вени без труда узнала их. Одна была Нилуфар, другая — Хэка. Вени проводила их взглядом до самых ворот, где Нилуфар почтительно приветствовали стоящие у входа стражи. Египтянка поистине была красавицей. Вени бросилась в глаза необычайная белизна ее кожи. Она поневоле посмотрела на свои смуглые руки.

— Ты знаешь, куда они идут? — спросил Манибандх, кинув на нее многозначительный взгляд.

Вени не поняла его взгляда. Она думала о том, что эта египетская красавица все еще живет здесь в такой роскоши и в таком почете. И высокочтимый ничем не ограничивает ее свободы. Что за удивительный человек! А вдруг эта пчелка не только перепархивает с одного цветка на другой… Не подослал ли ее на праздник сам Манибандх? Но купец так благожелателен к Вени! Почему же тогда Нилуфар до сих пор живет в его дворце, ест его хлеб?..

Вени не могла больше думать об этом. Взволнованная своими мыслями, она спросила:

— Куда же они идут?

— К поэту!

К поэту! Так говорит сам высокочтимый? И он даже не смутился? Он лжет!

— Можешь ли ты доказать свою правоту, высокочтимый? Где доказательства? — воскликнула Вопи.

— Доказательства? — рассмеялся Манибандх. — Красавица, я не лгу. Сейчас ты убедишься в этом. Мне ужо давно донесли о связи Нилуфар с поэтом, но она, видимо, полагает, что я ничего не подозреваю. Подожди, сама сейчас все увидишь…

Вени кивнула головой в знак согласия. Купец ударил в ладоши, и тут же послышался голос: «Я здесь, господин!»

Перед ними предстал Апап. Вени поразило, с какой быстротой появился слуга в таком уединенном место. Она и не подозревала, что Манибандх предусмотрителен и нигде не появляется без телохранителей-рабов.

Апап стоял перед господином, почтительно склонив голову. Купец спросил равнодушным тоном:

— Куда направились эти женщины?

— Господин, рабу не дано знать.

Манибандх недоверчиво взглянул на него, потом приказал:

— Иди и все узнай!

Апап исчез.

— Собака! — вырвалось у купца. — Теперь я буду покупать рабов только в Мохенджо-Даро!

«Почему он так сердится на этого раба?» — недоумевала Вени, но спросить не решилась.

— Красавица! — обратился к ней Манибандх. — Я вижу, ты полагаешь, что Манибандх хочет тебя обмануть и для того выдумывает всякие небылицы. Ты простодушна, Вени. Ты не знаешь, как грязен мир, ты еще пребываешь в сетях майи[10].

Танцовщица промолчала. Сейчас придет этот негр. Как знать, что он скажет? Сердце ее забилось сильнее. Неужели он подтвердит слова Манибандха? Что она сейчас услышит?

Наконец Апап вернулся.

— Господин, — начал он, — я расспросил всех слуг но никто ничего не знает. Лишь один возничий сказал мне, что раб Сайндхав снарядил колесницу для почтенной госпожи. Она приказала не въезжать во двор, а подождать у ворот. Я видел эту колесницу. Но они уже уехали…

— Ты скажешь наконец то, о чем я спрашиваю? — прервал его Манибандх.

Апап поклонился.

— Господин, простите мою вину. Я знаю только то, что слышал от возничего… Они отправились к дравидскому поэту…

— Ложь!.. — закричала в гневе Вени. — Наглая ложь! Это подстроено! Не может быть! Этому никогда не бывать!

В испуге Апап отступил. Довольный купец захохотал. Танцовщица вдруг смирилась и сказала просительно:

— Манибандх!

Купец сразу же перестал смеяться, и Апап сделал еще шаг назад. Повернувшись к негру, Вени приказала:

— Уходи!

Апап попятился, но, оказавшись за зеленой завесой, остановился. Гулко застучало сердце. Это могло плохо кончиться для него. Окажись высокочтимый более осмотрительным — и быть Апапу затравленным собаками. Но негра удерживала здесь любовь к Хэке. Он услышал:

— Так я убью его! Сегодня же он испустит последний свой вздох… Манибандх, прости меня! До сегодняшнего дня я принимала змею за веревку…

— Но где ты встретишь поэта?

Танцовщица не сразу нашлась что ответить.

— Я пойду к нему в дом… — сказала она наконец.

— Нет, так нельзя, Вени, — возразил Манибандх, подумав. — Знаю! — вдруг воскликнул он, осененный счастливой мыслью. — Вечером Манибандх появится на улице без рабов, как простой горожанин. Я сегодня же все устрою. Этой ночью на берегу Инда ты встретишь поэта.

— А что станет с египетской рабыней? — спросила Вени.

— Я сам позабочусь о ней, красавица! Ты, только ты будешь госпожой всех моих богатств, владелицей всех моих прав, моей жизни — всего!..

У Апапа потемнело в глазах…

Когда Нилуфар вернулась, Манибандх уже был готов отправиться в путь. Не спросив ее ни о чем, словно не заметив ее отсутствия, он сам прошел в конюшню. Сайндхав только что распряг буйволов и положил перед ними охапку травы.

— Сайндхав! — позвал купец.

— Я, господин.

— Вези меня туда, откуда приехала госпожа.

У Сайндхава забегали глаза.

— Возьмешь другую колесницу! — сердито приказал Манибандх.

— Как угодно господину!

Сайндхав заложил колесницу, и вскоре они выехали через главные ворота. Услышав звон колокольчиков, Вени заходила по комнате, сгорая от любопытства и нетерпения. Потом, устав ходить, она опустилась на постель и заснула.

…Манибандх не стал стучаться, он уверенно открыл дверь и позвал:

— Поэт!

Виллибхиттур, вздрогнув, приподнялся на постели. Кого он видит? Совсем недавно здесь была Нилуфар, а теперь… Но ведь она клялась, что никому не скажет о своем посещении!

— Добро пожаловать, высокочтимый! — приветствовал он купца, не вставая с постели.

Манибандх был уязвлен, но сдержался и сел.

— Ты ее оставил? — спросил он.