Партии колес с шинами прибывали на подводах, запряженных лошадьми. На Эбнере лежала обязанность ходить к складу, брать два колеса, подкатывать их к почти собранному автомобилю, насаживать на ось и завинчивать ключом гайки. Насаживать гайки надо было осторожно, чтобы не сорвать нарезку, и завинчивать туго, а то, того и гляди, какой-нибудь шофер свалится в канаву и станет проклинать "Фордовскую автомобильную компанию". Так как Эбнер не раз снимал колеса со своего велосипеда и снова надевал их, с этой работой он легко освоился. Однажды в припадке усердия он показал, как быстро может выполнить задание, и это стало нормой; если случалось, что он не выполнял ее, на него смотрели косо и делали ему замечания.

Когда Эбнер вполне овладел искусством насаживать колеса, ему показали, как надо прикреплять сигнальный рожок, помещавшийся на передке автомобиля, а также и фонарь, который был больше велосипедного и привинчивался к щитку. Нечто подобное Эбнер уже проделывал с велосипедом, и ему не доставляло это никаких хлопот. Наконец ему поручили носить и укладывать на место подушки, обтирать с них грязь и сообщать о всяких царапинах и недоделках. Таковы были обязанности, которые заполняли весь его день; но он не тужил, — он получал семнадцать с половиной центов в час — лучший заработок за все время его работы, и мистер Форд обещал, что если он будет хорошо работать, то получит повышение. Чего еще мог желать рабочий?

Исполненный надежд, Эбнер и голубоглазая Милли Крок, собравшись с духом, обвенчались в выбеленной церкви, а потом прокатились на пароходе, это был первый и последний праздник в их жизни. Они посмотрели Ниагарский водопад и снялись на фоне величественного пейзажа. Фотография заняла свое место в семейном альбоме, дабы внуки могли любоваться ею: оба торжественные и без улыбки, — Милли с буфами на рукавах и Эбнер в крахмальном воротничке, с пышным галстуком и с торчащими кончиками рыжих усов, тонко закрученных и крепко навощенных.

Не прошло и года, как доверчивая молодая чета пополнила население своего быстро растущего города. Это был мальчик, и они назвали его Джоном Крок, по отцу Милли. В общей сложности у них родилось шестеро детей, из которых четверо выжили — три мальчика и одна девочка; самого младшего назвали Томом, по имени отца Эбнера, и они звали его Томми, пока дедушка был жив.

В то время как Эбнер и Милли таким образом осуществляли свою мечту, мистер Форд был занят своей мечтой: сделать так, чтобы, когда маленькие Шатты подрастут, а также и маленькие Смиты, и Шульцы, и Слюпские, и Штейны, — они смогли бы по доступной цене купить миллионы маленьких колясок без лошади, и ехать в любое место, и достичь любого пункта на поверхности земного шара, за исключением нескольких горных вершин.

Движимый этой целью, мистер Форд беспрестанно сновал по бывшей плотницкой, в которой уже работало около трехсот рабочих. Он замечал, когда они мешали друг другу, и старался устранить помехи. Он осматривал материалы, проверял заказы, обсуждал возможности сбыта и составлял рекламы, взывающие к сознанию среднего американца, которое до тонкости было ему знакомо, потому что в течение сорока лет он сам был этим средним американцем. По его теории всякий, кто хотел преуспеть в делах, не должен был забывать о сознании среднего американца. Он полжизни проверял эту теорию на практике, прежде чем начал ее проповедовать.

В первый год своего существования "Фордовская автомобильная компания" выручила от продажи автомобилей полтора миллиона долларов; почти четвертая часть этой суммы оказалась прибылью. И с этих пор у Генри Форда всегда имелось достаточно денег для осуществления своих идей. Он берег свои деньги и использовал их для этой цели.

Первый автомобиль, известный как модель А, был продан за 850 долларов, и Генри намеревался снизить цену и в 1904 году продать еще больше автомобилей. Это вызвало отпор со стороны его компаньонов, которые придерживались старого взгляда на автомобиль, как на игрушку для богачей; они хотели поднять цену и выпускать более шикарные модели, чтобы продавцам было что расхваливать. Автомобили были подчинены моде, как дамские шляпки и платья. Фасон машин приходилось менять каждый год, так, чтобы богатые чувствовали, что они отстают от моды, и спешили бы приобрести новый автомобиль. Конструкторы пристраивали в задней части автомобиля так называемую "Tonneau" [бочка (фр.)], что-то вроде ящика с двумя добавочными сиденьями; один год они низко опускали его, на следующий — высоко поднимали; один год в него надо было входить сзади, а на следующий сбоку. В Париже они подхватили изысканное словечко "автомобиль", и теперь каждую зиму в Нью-Йорке устраивались автомобильные выставки, где торговцы автомобилями собирались стаями, приманивая покупателей.

Генри Форд не прочь был продавать автомобили на автомобильных выставках, но он хотел также продавать их на главной улице в Ошкоше и Топека и был убежден, что это можно сделать при одном и только одном условии — при низкой цене. Он спорил со своими компаньонами, но большинство было против него. Фордовская автомобильная компания прекратила производство модели А стоимостью в 850 долларов и начала производить модель С стоимостью в 900 долларов, модель F стоимостью в тысячу долларов и модель В стоимостью в две тысячи. Спрос на эти автомобили упал с 1708 в первом году до 1695 — во втором. В следующем году компания перестала производить самую дешевую модель, и спрос упал до 1599. Компания регрессировала.

Происходило ли это потому, что высока была цена, как говорил Генри Форд, или потому, что не хватало новых моделей, как утверждали торговцы и акционеры? Последние были уверены, что фордовская политика приведет к краху; но Форд не интересовался никакой иной политикой. Он приберегал свои дивиденды и пользовался всяким случаем для скупки акций недовольных акционеров. Прежде всего он скупил акции плотника Стрелоу, владельца мастерской; доля плотника в предприятии равнялась пяти тысячам долларов, и он решил, что лучше вложить их в золотой прииск. Следующим на очереди оказался старый приятель Малколмсон; Генри Форд решил, что ему не ужиться с этим торговцем углем, а торговец углем по прошествии трех лет понял, что ему не ужиться с Генри. Малколмсон продал свои акции, и Генри таким образом получил, наконец, полный контроль над производством, а те, кто не соглашался, с его политикой, вышли из компании. С этого времени в Фордовской компании установилось правило: тот, кто не соглашался с политикой Генри, немедленно выходил из компании.

Фордовский завод больше не выпускал туристских автомобилей, как назывались дорогие модели; он производил стандартные и дешевые. Самый дорогой фордовский автомобиль продавался теперь по 750 долларов, а самый дешевый по 600 долларов. Результат сказался немедленно: в 1906 году Фордовская компания продала в пять раз больше автомобилей, чем в предыдущем году. Генри Форд начал свое восхождение к богатству.

В то время как решались эти споры, Эбнер Шатт усердно работал на заводе: катал колеса, то с железными спицами, то с деревянными, в зависимости от моды, и завинчивал гайки с правой и левой нарезками. Он привинчивал звонки, а впоследствии механизмы с резиновой грушей, при сжимании которой издавалось что-то среднее между звуком рожка и писком. Он привинчивал фонари, сначала керосиновые, затем карбидные с металлическим цилиндром. Все эти разнообразные операции Эбнер выполнял добросовестно, он торопливо шел к складу за парой новых колес, гнул спину, завинчивая гайки, остерегался насадить гайку с правой нарезкой на ось с левой нарезкой.

И вдруг наступил переворот. Никто, разумеется, не говорил Эбнеру о контрольном пакете акций и тому подобных вещах, он знал только, что модели менялись и что автомобили станут дешевле и будет их больше. Вскоре начали поступать новые части, и Эбнеру сразу пришлось работать быстрее, а потом стало ясно, что у него не хватает времени для привинчивания гудков, и он передал эту работу другому рабочему. Производство все увеличивалось, и вскоре Эбнер перестал справляться и с фонарями. Раньше, чем он успел сообразить, как это случилось, он стал в фордовском предприятии специалистом по завинчиванию гаек.