Монтегю зашагал взад и вперед по комнате.

— Но это же ужасно! — сказал он.

Мысль Аллана перенеслась сейчас к маленькой грустной женщине, живущей в своей одинокой квартирке на Ривер-Сайд. Из-за нее, собственно говоря, разыгрывается сейчас вся эта страшная драма. Монтегю ясно представил себе мрачного старика с ястребиным взором, сидящего этажом ниже за столом и диктующего финансовым воротилам города свои законы.

Этот человек также наверняка думал о Люси. Он и Монтегю — единственные среди всех собравшихся думают о ней.

— У-о-т-е-р-м-а-н н-а-с-т-а-и-в-а-е-т н-а т-о-м, ч-т-о-б-ы р-а-з-д-а-в-и-т-ь Р-а-й-д-е-р-а. Л-и-ш-и-т-ь е-г-о к-р-е-д-и-т-а.

— Все ясно, — прокомментировал Бейтс. — Они покончат с ним, если Уотерману так угодно. Но что завтра будет в Нью-Йорке!

— У-о-р-д з-а-щ-и-щ-а-е-т з-а-к-о-н-н-ы-е б-а-н-к-и.

— Щенок, — презрительно произнес Бейтс. — Законными банками он называет те, которые поддерживают его синдикаты. Тоже мне нашелся защитник!

Однако тут в Бейтсе проснулся репортер.

— Какая сенсация! — шептал он. — Вот это новость!

О дальнейших сообщениях Родни у Монтегю осталось только смутное воспоминание. Он был поглощен собственными мыслями. Тем временем Бейтс продолжал расшифровывать слова Родни. Генерал Прентис, член правления Готтамского треста, пытался спасти положение. Но было ясно, что тресту уже никто не поможет.

В памяти Аллана удержалось заявление: "Паника принесет пользу, она обуздает президента!"

— Поняли ли вы? — кричал Бейтс. — Это все дело рук Уотермана! Что за характер! Мы присутствуем при историческом событии сегодня, мистер Монтегю!

Прошло полчаса. Рука Бейтса, сдерживающая бечевку, дернулась, затем последовали еще два сигнала.

— Это означает: тащите! — шепнул он. — Быстро! — И схватился за веревку. — Тяните изо всех сил, веревка выдержит.

Они принялись тащить Родни, который помогал им, подтягиваясь за карниз окна. Был момент, когда Монтегю чуть не отпустил веревку, но затем тянуть стало легче. Родни встал коленями на карниз.

Через несколько мгновений в окне показалась его рука, схватившаяся за подоконник. Монтегю с Бейтсом, подхватив его под мышки, втащили в номер.

Родни едва стоял на ногах. Все трое молчали, еле переводя дыхание. Затем Родни бросился к Бейтсу и схватил его за плечи.

— Старина, — взволнованно заговорил он. — Мы их провели! Мы их провели!

— Да, это так. Мы провели их! — повторил, улыбаясь, Бейтс.

— Вот это будет сенсация! — вскричал Родни. — Никогда нам не удавалось ничего подобного!

Оба веселились, как школьники. Они обнимали друг друга, хохотали и плясали по комнате. Наконец все успокоились. Монтегю зажег свет и опустил штору. Он посмотрел на Родни. Костюм репортера был в беспорядке, лицо пылало от возбуждения.

— Вы и представить себе не можете этой сцены! — сказал он. — У меня волосы встают дыбом, когда подумаю об этом. Только представьте — я был не более как в двадцати футах от Дана Уотермана. Все время казалось, что он смотрит прямо на меня. Я не смел шевельнуться, боялся, как бы он меня не заметил. Каждое мгновение мне мерещилось, что он встанет с кресла и бросится к окну. Но он спокойно сидел, стучал по столу, сверкал глазами и диктовал этим господам свою волю.

— Я слышал, как он говорил, — сказал Бейтс. — Теперь я уверен: это был его голос.

— О, Дан прямо положил их на лопатки! — продолжал Родни. — Когда он закончил, наступила такая тишина, что слышно было, как муха пролетит. От всей этой картины можно было сойти с ума.

— Я вне себя от волнения, — сказал Бейтс. — Все, что случилось, просто невероятно!

— Они и понятия не имеют, к чему это приведет.

— Нет, имеют, — возразил Родни. — Но им все безразлично. Они почуяли запах крови. Это совершенно в их духе — они напоминали свору гончих, преследующих дичь. Надо было видеть этого Уотермана с худым, жаждущим крови, жадным лицом. "Час пробил, — сказал он. — Здесь нет ни одного, кто бы не считал, что рано или поздно это должно было произойти. Мы должны их уничтожить раз и навсегда". Надо было видеть, как он посмотрел на Прентиса, когда тот отважился выступить против него.

— Прентису все это оказалось не по вкусу? — спросил Монтегю.

— Нетрудно себе представить, как он разозлился, — вставил Бейтс.

— Уотерман обещал ему свое покровительство. Но теперь он, должно быть, всецело в их руках. По-видимому, Федеральный банк вложил в Готтамский трест миллион долларов и вынужден будет взять их обратно.

— Подумать только! — воскликнул Бейтс.

— Подождите, — сказал Родни, — но ведь они хотят изменить всю политику. Я готов лишиться руки, лишь бы сфотографировать Дана Уотермана в ту минуту. Такой снимок следовало показать американскому народу и спросить его, что он обо всем этом думает. Дэвид Уорд заметил: "Небольшая встряска в наше время никому не повредит". А Уотерман стукнул кулаком по столу. "Страна нуждается в уроке, — заявил он. — Деловых людей оскорбляют и несут о них всякий вздор. Если поприжать народ, у него будет о чем думать, а не поносить тех, кому страна обязана своим благосостоянием. Мне кажется, джентльмены, что в нашей власти положить конец этому радикализму".

— Только подумать! — произнес в волнении Бейтс. — Старый черт!

— А Дюваль прибавил с усмешкой: "Одним словом, господа, мы заставим Райдера обанкротиться и напугаем президента".

— Конференция закончилась? — спросил Бейтс, немного помолчав.

— Оставалось только пожать друг другу руки, — ответил Родни. — Я не решился продолжать наблюдения, так как все они начали вставать со своих мест.

Бейтс поднялся с кресла.

— Идемте — сказал он, — нам нельзя терять времени. Дело еще далеко не закончено.

Он принялся отвязывать веревку и свертывать ее. Родни взял одеяла и положил их на кровать, прикрыв простыней, чтобы не были заметны места, протертые веревкой. Он свернул бечевку и бросил ее в чемодан. Бейтс взял шляпу, пальто и направился к двери.

— Извините нас, мистер Монтегю, — сказал он. — Вы понимаете, нужно еще много потрудиться над всем этим.

— Разумеется, — сказал Монтегю.

— Мы постараемся отблагодарить вас как можно скорее, — прибавил Бейтс. — Зайдите после того, как выйдет газета, и мы вместе это отметим.

Они распрощались. Подождав несколько минут, чтобы дать время репортерам выйти из отеля, Монтегю вызвал лифт.

Лифт остановился этажом ниже. Аллан едва опомнился от возбуждения. Когда дверь открылась, он увидел группу людей и среди них Дюваля, Уорда и генерала Прентиса. Монтегю спрятался за спину лифтера, чтобы его никто не увидел.

Аллан успел заметить, что Прентис был смертельно бледен. Не сказав никому ни слова, он вышел в коридор. Монтегю колебался с минуту, а затем решительно повернул и пошел за ним. Он нагнал Прентиса у дверей.

— Добрый вечер, генерал! — сказал ом.

Прентис обернулся и посмотрел на него невидящим взглядом.

— А, Монтегю! — сказал он. — Как поживаете?

— Хорошо, — ответил Аллан.

На улице среди других автомобилей он заметил лимузин генерала.

— Вы куда?

— Домой, — ответил Прентис.

— Я поеду с вами, если позволите, — сказал Монтегю. — Мне нужно кое-что вам сказать.

— Хорошо.

Генерал и не мог бы ему отказать, так как Монтегю взял его под руку и направился с ним к автомобилю. Впрочем, Аллан не ожидал отказа.

Он помог генералу сесть в машину, сам уселся рядом и захлопнул дверцу. Прентис был в состоянии какой-то прострации.

Монтегю наблюдал за ним некоторое время, затем внезапно наклонился к нему и сказал:

— Генерал, зачем вы дали себя уговорить?

— А? — сказал Прентис.

— Я говорю, — повторил Монтегю, — зачем вы дали себя уговорить?

Прентис повернулся и посмотрел на него остановившимся взглядом.

— Я знаю все, — сказал Монтегю, — все, что произошло на вашей конференции.