— Видел ли ты сегодня "Курьер"?

— Нет, — ответил Монтегю, — но знаю, что в нем напечатано.

— О Федеральном банке?

— Да. Поэтому я тебе телеграфировал.

— Но отчего же ты тогда не в городе?

— Я решил не забирать своего вклада.

— Что?

— Я уверен, что банк надежен, и не желаю оставлять Прентиса в беде. Ты же можешь поступить так, как тебе угодно.

Прошло какое-то время, прежде чем Оливер нашел что ответить.

— Благодарю! — сказал он. — Тебе следовало бы еще кое-что сделать: послать кого-нибудь, чтобы занять для меня очередь. Ты с ума сошел. Но сейчас нет времени говорить об этом. Прощай.

И он бросил трубку.

Монтегю оделся. Во время завтрака он просмотрел "Курьер" и в хронике событий дня нашел роковое заявление по поводу Федерального банка. Монтегю с интересом читал газеты и следил за тем, как они преподносят происходящие события публике. То, о чем нельзя было умолчать, то есть события, о которых уже говорили везде и всюду, освещались широко. Но нигде не было ни малейшего намека на причину всего происходящего. Можно было подумать, что все страсти в банковском мире возникали как неожиданные вспышки молний на ясном небе. И с каждым днем отводилось все больше места уверениям, что несчастья вчерашнего дня последние.

Отправившись в город, Монтегю специально проехал одну остановку, чтобы пройти мимо здания Федерального банка. Он увидел толпу у входа, причем люди все время подходили. Полицейские сначала спокойно расхаживали по улице, но потом вынуждены были, чтобы установить порядок, выдавать акционерам номера.

Монтегю искал брата, но, сделав несколько шагов, с удивлением увидел коротенькую, толстую, седовласую фигуру майора Винейбла.

— Винейбл! — крикнул он.

Майор повернулся.

— Монтегю! Боже мой, вы пришли как раз кстати, чтобы спасти меня от смерти!

— Что случилось?

— Мне нужен стул! — с трудом произнес майор, причем его багровое лицо казалось готово было лопнуть от напряжения. — Я стою здесь уже целых два часа, и если бы вы не подошли, сел бы прямо на тротуар.

— Где же мне взять стул? — спросил Монтегю, с трудом удерживаясь от смеха.

— На Бродвее, — сказал майор. — Зайдите в любую лавку и купите. Заплатите, сколько спросят — мне все равно.

Монтегю отправился в магазин, торговавший изделиями из кожи, где увидел несколько плетеных стульев. Объяснив продавцу, в чем дело, он предложил ему пять долларов за стул. Тот не соглашался. Поторговавшись, Аллан купил стул за десять долларов. Продавец при этом заявил, что даже и в этом случае он рискует навлечь на себя неудовольствие хозяина. За пятьдесят центов Монтегю нанял мальчика, чтобы тот отнес стул, и с торжеством вернулся к своему почтенному другу.

— Я никогда не думал, что вы можете оказаться в подобном положении, заметил он, — я полагал, вы все всегда знаете заблаговременно.

— Монтегю! — простонал Винейбл. — Но ведь у меня здесь четверть миллиона!

— А у меня здесь, пожалуй, четвертая часть моего состояния, — сказал Монтегю.

— Как? — удивился майор. — Так о чем же вы думаете?

— Я намерен их тут и оставить, — заявил Монтегю. — Я думаю, что сегодняшние известия в "Курьере" не больше, как газетная утка. Банк надежен.

— Но посмотрите, что делает публика!

— Она и будет паниковать, если каждый последует вашему примеру. Вам ведь не нужна сейчас эта четверть миллиона. Вам что, нечем уплатить за завтрак?

Майор не нашел что ответить.

— Вы вносите свои деньги в какой-либо банк, — продолжал Аллан, — причем вам известно, что он обязан иметь только пять процентов вкладов в наличии, а выплатить должен вам все сто процентов. Как можно рассчитывать на то, что такое условие выполнимо?

— Я не рассчитываю на это, — сердито отвечал майор, — а на то, что по первому требованию получу свои деньги из этих пяти процентов. — И, взглянув на длинный хвост людей, стоявших позади него, прибавил: Полагаю, что на меня у них денег хватит.

Монтегю прошел вперед и увидел брата. Впереди него стояло всего лишь два десятка людей. По-видимому, те вкладчики банка, которые успели прочитать газету до восьми утра.

— Может быть, и тебе нужен стул? — спросил Монтегю. — Я только что добыл стул для майора.

— Так и он здесь? — воскликнул Оливер. — Боже милостивый! Нет, мне не нужен стул, моя очередь подходит. Однако, Аллан, скажи мне, в чем дело? Ты на самом деле полагаешь, что банк надежен?

— Да, — ответил тот. — И не к чему требовать свои вклады. Приходи в контору, когда получишь деньги.

— Еще полминуты, и я опоздал бы на поезд, — сказал Оливер. — Бедный Берти Стюайвесант не поспел и приедет экспрессом. У него здесь около трехсот тысяч. Он собирал их на новую яхту.

— Вероятно, строители яхт теперь прогорят, — заметил Монтегю, уходя.

В это утро он услышал, что генерал Прентис, как член правления Готтамского треста, голосовал за то, чтобы не закрывать банк. Но как президент Федерального банка он забрал из Готтамского треста миллион долларов. Ни одна газета ничего не сообщила об этом, но слухи передавались из уст в уста, и весь город смеялся по этому поводу. Рассказывали, что эта измена Прентиса так подействовала на членов правления Готтамского треста, что привела к его закрытию.

Так началась паника, очевидцем которой был Монтегю. Все было разыграно как по нотам. Фондовая биржа была совершенно потрясена; некоторые из наиболее надежных акций падали на несколько пунктов между двумя сделками, а Уайман, Хиган и заправилы Нефтяного и Стального трестов работали вовсю, чтобы добиться полного краха на бирже. В то же время уполномоченные Уотермана в Вашингтоне беседовали с президентом и представили ему отчаянное положение Миссисипской стальной компании. Финансовое состояние страны было шаткое, ожидались крупные банкротства. Учитывая сложившуюся критическую ситуацию, Стальной трест соглашался сделать все от него зависящее для спасения экономики страны. Он решил присоединить к себе Миссисипскую стальную компанию, если только правительство не станет этому препятствовать. Такие заверения были получены, и, таким образом, Уотерман достиг своей цели.

Но остался еще один фактор, который не всеми учитывался. Это — широкие слои населения, которые поставляли все эти деньги для игры финансовых воротил, люди, которым доллары были необходимы для удовлетворения жизненных нужд и являлись для них не просто денежными знаками или средством обмена, заменяющим собой карты. Это — мелкие собственники, нуждавшиеся в долларах для уплаты своим служащим по субботам; рабочие, которым деньги были необходимы для уплаты за квартиру, за хлеб насущный; беззащитные вдовы и сироты, для которых они означали спасение от голодной смерти. Этот несчастный люд не понимал, что все эти банки, такие, казалось бы, надежные и способные платить своим вкладчикам, могут быть преднамеренно приведены к банкротству одним лишь ходом в финансовой игре. Услышав о пошатнувшемся положении банков и начавшейся панике, эти люди поняли, как велика опасность. Стало ясно, давно предсказываемый крах угрожает именно им. Толпами бросились они на Уолл-стрит. Весь этот финансовый район заполнили перепуганные массы людей. Сюда были брошены конные отряды полисменов для наведения порядка.

"Все требуют доллары", — сказал один банкир, характеризуя создавшееся положение. Уолл-стрит до сих пор обделывал дела, пользуясь бумагами взамен реальных денег, а теперь вдруг кому-то потребовался настоящий доллар. И тут выяснилось, что доллар-то исчез. Выход народа на сцену стал событием, к которому финансовые воротилы совершенно не были подготовлены: они забыли о народе. Это походило на катаклизм в природе, которая зачастую смеется над человеком и приводит его в паническое состояние. Люди словно наблюдали за приближающейся лавиной: они видят, как поднимается облако пыли, слышат непонятный шум и знают, что через одну или две секунды лавина обрушится им на голову и всех раздавит.