— Нет, сестрица, не ответили… Столько я этих заявлений подала — счёт потеряла. Все они пропадают, как камень, в реку брошенный… Дороги мои разбиты и двери, куда стучусь, закрыты. Не тягаться мне с Бекмурад-баем. Он своими деньгами все пути мне закрыл. Предки наши говорили: «С сильным не борись, с быстрым не состязайся в беге». Видно, правильно говорили. Куда ни пойдёшь, всюду тебя в грудь толкают. Спасибо ещё, есть такие люди, как Сергей, который на водяной машине работает. Четыре заявления мне писал, дай ему аллах долгих дней. Где бы я атбекаду денег нашла? А Сергей сам предлагает. Я ему говорю, если это, мол, последнее, затеряют, напиши мне в Ашхабад или прямо в Ташкент, полуцарю,
А он мне, сыпок, отвечает: «Эва, тётушка будет гибернадир[101] твои заявления читать! В Мары щенки сидят, в Ашхабаде — овчарки, а в Ташкенте — волкодав огромный и мордастый. Со щенками, тётушка, легче справиться. Хоть и прожорливы, да всё большая кость может им поперёк горла воткнуться. А того гибернадира-волкодава ничем не накормишь». Вот как мне Сергей сказал.
— Э-хой… вот русский человек, а русских ругает.
— Ты туркменка, а ругаешь арчина Мереда.
— Верно, сестрица Оразсолтан, ругаю окаянного. Да и как его не ругать! А Сергей, тот, водяной — человек хороший, мне о нём Клычли-джан говорил.
— Да-а. С тех пор, как умер отец детей, я часто хожу к Сергею посоветоваться или заявление написать. И жена его, пошли ей аллах здоровья и много детей, тоже приветливая женщина. Всегда чаем меня напоит, угостит. Прямо, как туркмены они — всем поделиться готовы. Только вот не понимает она язык наш, если что хочет сказать, Сергея просит, а тот по-нашему говорит — от туркмена не отличишь. — Хорошие люди… Я сама собиралась проведать их, да всё недосуг… и неудобно как-то… Давай вместе сходим?… Ай, смотри, двое идут… сюда идут! Кто это? По-моему, один Клычли, а? Я его просила узнать в городе о твоём заявлении. Наверно, узнал, весть несёт… А второй — кто же это?
— А второй — Сергей…
— Вах!.. Он бывал раньше у тебя?
— Первый раз идёт… Может, дай бог, хорошую новость несёт…
Пока Оразсолтан-эдже кипятила для гостей чай, доставала лепёшки, принесённые ей Огульнияз-эдже. подошли несколько односельчан, заметивших Сергея и заинтересовавшихся, зачем «водяной русский» пожаловал в кибитку вдовы Мурада-ага.
Сергей знал не только язык, но и все обычаи туркмен, поэтому знакомство состоялось быстро и непринуждённый разговор потёк широким спокойным арыком. Естественно, говорили в основном об убийстве Мурада-ага и связанных с ним событиях. Сергей, пришедший, конечно, неспроста, умело направлял нить разговора, время от времени вставлял едкие, колючие реплики.
Постепенно арык забурлил — люди заговорили громче и откровенней. Заводил Клычли.
— Правду сказать, нет молодцев в нашем ауле!
— Не говори лжи!
— Нет, скажу! Это — правда, а не ложь!
— Ясное дело, правда! Говорят: «Отважный в бою покажет себя». Где наши отважные?
— А бой где? Не говорите глупостей.
— Пустой разговор…
— Почему пустой? Неправду я говорю?
— Неправду! Есть у нас и молодцы, есть и отважные, готовые с кем угодно сразиться.
— Что-то не видел я таких…
— А когда дивалы разбирали дело Узук — мало йигитов собралось у ворот канцелярии прлстава?
— Собираются и овцы в кучу…
— Конечно, собрались, а ничего не добились.
— С такими яшули, как Сухан Скупой да арчин Меред, змею из норы не выманишь.
— А вы — что, ради арчина собирались у пристава?
— Все мы готовы были за девушку драться, только сами знаете, что вышло…
— Ладно. То было тогда. А сейчас?
— Что — сейчас?
— Пришла беда к соседу — пришла и к тебе.
— Ну, и что?
— А то, что не болит у нас душа из-за горя Оразсолтан-эдже! Где наше достоинство и мужество, куда они исчезли?
— Арчин за обедом схарчил, — по-русски скаламбурил Сергей и тут же перевёл по-туркменски; — Арчин Меред съел ваше достоинство. Вместе с вашими деньгами.
— Сожрал, чтоб ему три раза подавиться! — воскликнула Огульнияз-эдже.
— И зубы не выкрошились? — полюбопытствовал Сергей.
— У него не выкрошатся. Он душу свою за деньги обменял.
— Верно, обменял без остатка!
— Его тряхни посильнее — зазвенит внутри!
— Послушайте меня, люди, — попросил Сергей, и все сразу замолчали. — Жизнь учит нас многому. Но она — как книга. Один, читает бегло, другой — еле-еле, а третий, неграмотный, строчки видит, а понимать вообще ничего не понимает. Так я говорю?
— Правильно, Сергей?
— Так!
— Ну, вот, считайте, что я — грамотный и хочу объяснить вам то, что вы видите, но ещё не понимаете. Придёт время — поймёте сами, а пока слушайте. Дело обстоит так: послезавтра дивалы соберутся у пристава на судебное заседание. Приглашён и Бекмурад-бай, это я точно знаю. Вероятно, будут разбирать заявление тётушки Оразсолтан…
— А-а, поганые ишаки, будут-таки…
— Всё-таки пробрали их сквозь их толстые шкуры!
— Тише, слушайте дальше… Тётушка Оразсолтан тоже должна получить повестку. Одну её вы ни под каким видом не отпускайте. Соберите людей побольше — чем больше, тем лучше, — конечно, своих людей, бедняков и идите все вместе.
— А что мы там делать будем?
— Всё равно нас никто слушать не станет?
— Там наверное сплошной звон денег Бекмурад-бая!
— Неважно. Всё равно идите и друг за дружку крепче держитесь.
— Перед баем не очень-то удержишься.
— Вы умные люди, — терпеливо сказал Сергей, — но вы забываете мудрые слова своих предков. От одного удара дерево не валится, говорили они. А народ — это могучее дерево. Каждого из нас, может быть, свалит один удар, но если мы соберёмся сто человек, нужно будет сто ударов.
— Правду сказал Сергей!
— Общими усилиями и плешивую девку замуж выдать можно!
— Две мыши и льву зад отгрызут, — как всегда остро вставила Огульнияз-эдже.
Сергей весело засмеялся.
— Вот-вот, тётушка, правильно сказала! Учтите ещё, что вас не двое, а много будет. Кроме того, вы — не мыши, а они — не львы. Так что бояться особенно не надо. Так вот… Убийство — это одно из самых тяжких преступлений. Его обязаны разбирать в суде, наказание для убийцы — Сибирь.
— А почему наше дело разбирают дивалы?
— Я уже объяснял это тётушке Оразсолтан. Сейчас и вам объясню. Предположим, мы обратились прямо в суд. Вы думаете, не был там Бекмурад-бай? Был. И судьи знают, что, если к ним попадёт дело об убийстве, они волей — неволей вынуждены отправить убийцу в Сибирь. Так требует закон, и нарушить его они не посмеют. Как-нибудь на досуге я подробно объясню вам, почему… Следовательно, они постараются не допустить дело до суда, они скажут так: «Туркмен убил туркмена, пусть судят туркменские судьи. Если они решат передать дело нам, если пристав принесёт их решение, тогда мы будем разбирать». А дивалы что могут? Конечно, они уже попаслись на золотой лужайке Бекмурад-бая и, как ишаки, в один голос будут реветь, требуя примирения. Вы, тётушка Оразсолтан, нипочём не соглашайтесь. Требуйте суда — и только. И вы, люди, все поддерживайте её, настойчиво поддерживайте.
— Не послушают нас дивалы.
— Им Бекмурад-бай деньгами глотки заткнул.
— Очень хорошо! Тогда вы вправе требовать, чтобы проданных дивалов сменили. И вы требуйте! Скажите, что вам нужны дивалы из трудящейся массы, которые сами работают и понимают нужды тех, кто работает. И кази нового требуйте. Этому Улугберды два раза помереть надо, а он всё ещё судит вас. Требуйте честного и справедливого кази. Кричите громче, но ни в какие драки не ввязывайтесь. Избави бог, в случае чего оказать сопротивление властям! Ваше де ло — только требовать. И ничего не боитесь, ничего вам не сделают за это.
Огульнияз-эдже сверкнула глазами, приподнялась.
— Чего бояться! Я на глазах пристава всю бороду у казн выщиплю. Как курицу ощипаю его! И дивала Рахима — тоже! Недавно зашла к арчину — у него Рахим сидит. «Что ты, — говорит, — Огулышяз, с ишаком Сеидахмедом сделала? Нельзя, — говорит, оскорблять святого ишана. — Ты, — говорит, — хуже, чем Огульдурды-пычаклы». А я ему говорю: «Что ж, по нужде и я могу нож за поясом носить. Будете мне на мельнице очередь уступать и муку мою на осла погрузите. Эго дело нехитрое. А хотите, могу, как Сюльгун-хан, из ружья стрелять научиться, только, конечно, я не стану, как она по дорогам путников грабить да разорять дома». Вот как я ему сказала. А ты, Сергей-джан, мне скажи: кому надо — сразу бороду выдеру!
