И тут до Тайлера дошло, что его неприязнь к Дэвиду исчезла. Оно и к лучшему. На сдерживание этой неприязни уходило слишком много сил. Зачем тратить энергию и драгоценное время на вражду с человеком, который и так на твоей стороне?

— Они оба работали на Джамбелли, оба знали членов семьи… — Тай сделал паузу. — И оба знали Авано.

— Авано умер до того, как Маргарет открыла бутылку. Но мы не знаем, сколько времени она хранила эту бутылку. У него могло быть множество причин убрать Маргарет со своего пути.

— Авано был задницей, — равнодушно сказал Тайлер. — И выдающейся скотиной. Но не убийцей. У этого проныры и интригана не было ни капли смелости.

— Кто-нибудь любил его?

— Софи. — Тайлер вздрогнул. Похоже, он думал о ней каждые десять минут. — По крайней мере, пыталась. Впрочем, его действительно любили многие. И не только женщины.

Пожалуй, впервые Дэвид получал прямое и нелицеприятное свидетельство того, что собой представлял Энтони Авано.

— Почему?

— Он был… благообразный. Умел пускать пыль в глаза. Приторный. По мне, приторный до отвращения. — «Как мой собственный отец», — подумал Тайлер. — Но это дело вкуса. Некоторые люди бездумно скользят по жизни, сталкиваются с окружающими, но всегда выходят сухими из воды. Он был одним из таких.

— Но La Signora терпела его.

— Ради Пилар и Софии. Это одна сторона. Личная. А если говорить о бизнесе, то он умел угождать заказчикам.

— Да… Отчеты о его расходах подтверждают, что он не жалел для этого усилий. Но когда заказчиков Авано передали Маргарет, это лишило его возможности есть и пить за счет Джамбелли. Он должен был разозлиться. На компанию, на семью и на Маргарет.

— В таком случае он попытался бы трахнуть ее. Но убивать не стал бы.

Тайлер остановился и обвел глазами виноградник, осматривая ряд за рядом. Дыхание тут же превращалось в пар. Похолодало. Чутье фермера подсказывало ему, что сейчас около одного градуса мороза.

— Я не администратор, но думаю, что вся эта история уменьшает прибыли компании и подрывает ее авторитет. В конечном счете это одно и то же. Если бы кто-то захотел причинить семье неприятности, он не смог бы найти для этого более изобретательного и мерзкого способа.

— Отзыв продукции, паника розничных потребителей и потеря доверия крупных заказчиков будут стоить миллионы. Под угрозой оказываются все прибыли, в том числе и ваши.

— Да. — Тайлер начинал осознавать размеры угрозы. — Думаю, София достаточно сообразительна, чтобы предотвратить потерю доверия оптовиков.

— Одной сообразительности для этого мало. Тут нужно быть гением.

— Она и есть гений. Именно поэтому от нее столько беспокойства.

— Вы влюблены в нее, верно? — Дэвид помахал рукой, показывая, что ответа не требуется. — Прошу прощения. Это слишком личное.

— Вы спрашиваете это как администратор, как компаньон или как человек, который встречается с ее матерью?

— Как друг.

Тайлер немного подумал и кивнул:

— О'кей. Вы меня убедили. Думаю, я без памяти влюбился в нее, когда мне было двадцать лет. А Софи шестнадцать, — вспомнил он. — О боже… Она была похожа на удар молнии. Знала это. И отчаянно изводила меня.

Дэвид молчал. Тишину нарушало только шипение и потрескивание замерзающей воды.

— Я учился с такой девушкой в университете. — Каттер был приятно удивлен, когда Тайлер вынул из кармана фляжку и протянул ему. — Ее звали Марселла Ру. Француженка. Ноги от ушей и ужасно сексуальный чуть неправильный прикус.

— Прикус… — Тайлер представил себе эту картину. — Впечатляет.

— О да. — Дэвид сделал глоток обжигающего бренди и задумчиво повторил: — Марселла Ру… Я боялся ее до смерти.

— Женщина с такой внешностью и такой сущностью может вывернуть тебя наизнанку. — Тайлер взял у него фляжку и тоже сделал глоток. — И вот что мне пришло в голову… Если можно влюбиться в женщину, которая тебя раздражает, значит, можно влюбиться и в другую, с которой легко иметь дело и которая не станет действовать тебе на нервы. Последние десять лет я упорно развивал эту теорию. Но она не принесла мне ничего хорошего.

— Я могу это понять, — спустя несколько секунд сказал Дэвид. — Да, могу. У меня была жена, двое хороших детей, и я думал, что мы представляем собой воплощение американской мечты. Потом все пошло коту под хвост. Однако дети остались со мной. Может быть, несколько раз я напортачил, но ведь этого не избежать. У меня была цель в жизни. Обеспечить им достойную жизнь, быть хорошим отцом. Ну да, у меня были женщины. Хороший отец вовсе не обязан быть монахом. Но женщины не были для меня главным. Я не хотел серьезной связи. А потом Пилар открыла дверь. У нее в руках были цветы. Вот это и был удар молнии.

— Может быть. И эта молния все еще слепит глаза.

Они шли вдоль рядов в самый холодный предрассветный час. Посвистывали дождевальные установки, и спасенные лозы мерцали, окутанные серебристым инеем.

Двести пятьдесят гостей, обед с семью переменами блюд, каждая из которых сопровождалась соответствующим вином, затем концерт и в заключение танцы.

Это был настоящий подвиг, и София по достоинству оценила труд Пилар, сумевшей предусмотреть каждую мелочь. А заодно погладила себя по головке за то, что пригласила гостей с запоминающимися именами и лицами со всего земного шара.

«Организация Объединенных Наций ничто по сравнению с Джамбелли», — думала она, с безмятежным видом слушая арию в исполнении итальянского сопрано.

Четверть миллиона долларов, собранная на благотворительные цели, не только благое дело, но и чертовски хорошая реклама. Тем более хорошая, что на встречу прибыли все члены семьи, включая священника, брата Терезы, который согласился на это путешествие только после настойчивых уговоров сестры.

Единство, солидарность, ответственность и традиция. Это были ключевые слова разосланного Софией пресс-релиза. А слова рождали образ. Аристократическая вилла открывает двери ради благотворительных целей и позволяет лицезреть четыре поколения семьи, связанные между собой как кровными узами, так и вином.

О да, она воспользовалась именем Чезаре Джамбелли, простого фермера, который создал империю с помощью мечты и собственных рук. Соблазн был слишком велик. И хотя она не считала, что этот прием позволит одним махом справиться со всеми свалившимися на них трудностями, однако начало было положено неплохое.

Единственным, что портило ей настроение, было присутствие на вечере Крис Дрейк.

Недосмотр, решила София. Она пригласила Джереми Де-морне вполне сознательно. Приглашение нескольких главных конкурентов должно было продемонстрировать открытость семьи Джамбелли и в то же время профессиональное единство. Но ей не пришло в голову, что Джереми привезет с собой в качестве дамы бывшую служащую Джамбелли.

Впрочем, этого следовало ожидать, напомнила себе София. Это был умный и подлый шаг, полный скрытого лукавства. Совершенно в духе Джерри. Надо отдать Крис должное: держалась она совершенно непринужденно. Точнее, нагло.

София призналась себе, что этот раунд она проиграла. Но взяла реванш, оставшись безукоризненно любезной с обоими.

— Ты не слушаешь, — шепнул Тайлер, ткнув ее локтем в бок. — Ничего, помучайся. Не одному мне страдать…

София слегка наклонилась к нему:

— Я слышу каждую ноту. И в то же время могу составлять в уме сообщение для прессы. Две разные части мозга.

— У твоего мозга частей много… Скоро конец? В воздухе дрожали великолепные, чистые звуки.

— Скоро. Прекрасная армия. Речь идет о трагедии.

— А я думал — о любви.

— Это одно и то же.

Посмотрев на нее, Тай увидел слезинку, выкатившуюся из бездонных темных глаз и застывшую на кончиках ресниц.

— Это на самом деле или для публики?

— Деревенщина… Помолчи. — Их пальцы сплелись, и София позволила себе забыть обо всем, кроме музыки.

Когда в тишине прозвучала последняя протяжная нота, она встала вместе со всеми остальными и присоединилась к овации.