— Ничего чудесного. Во всяком случае, это больше не повторится. София, я была замужем тридцать лет. Пойми, мне сейчас трудно думать о других мужчинах.

— Мама, отца больше нет. — Объятия Софии стали крепче, а тон — мягче. — Мне трудно смириться с его смертью, с тем, как это случилось, и привыкнуть к мысли, что мне не дали с ним попрощаться. Это тяжело, хотя я знаю, что он не любил меня.

— Ох, Софи, это не так!

— Нет. — Она отпрянула. — Я не хотела, не искала и не нуждалась в его любви. Ты меня любила. Всегда. А он нет. И тебя тоже. Он просто не был на это способен. Но теперь все это в прошлом, и ты можешь порадовать человека, который обратил на тебя внимание.

— Ох, малышка… — Пилар погладила дочь по щеке.

— Я желаю тебе этого. И ужасно разозлюсь и огорчусь, если ты не воспользуешься этой возможностью, думая о том, чего никогда не было. Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты была счастлива.

— Я знаю. — Пилар поцеловала дочь в обе щеки. — Знаю. Но мне нужно время. Ох, Сага, дело не в твоем отце и даже не в том, что с ним случилось. Дело во мне. Я не знаю, как мне вести себя с кем-то другим и хочу ли я сама иметь с ним дело.

— А как ты узнаешь, если не попробуешь? — София хотела сесть на стол, но передумала. Обстоятельства этому не способствовали. — Он тебе нравится, правда?

— Нуда, конечно. — «Нравится? — подумала она. — Едва ли женщина позволит себя раздеть и будет возиться в земле для цветов с мужчиной, который ей только нравится». — Он очень порядочный человек, — пролепетала она. — Хороший отец.

— И тебя тянет к нему. У него потрясающая задница.

— София…

— Если ты скажешь, что не заметила этого, я плюну на приличия и назову свою мать лгуньей. А еще эта улыбка. Быстрая и насмешливая.

— У него добрые глаза, — забывшись, пробормотала Пилар и заставила дочь вздохнуть.

— Да… Ты куда-нибудь поедешь с ним?

Смущенно отвернулась и начала собирать цветочные горшки.

— Не знаю.

— Съезди. Попробуй. Выясни, что это такое. И возьми у меня в тумбочке презерватив.

— Ох, ради бога!

— Я передумала. — София обвила рукой талию матери и хихикнула. — Возьми два.

Мадди пристально следила за Дэвидом, завязывавшим галстук. Это был его праздничный галстук, серый в голубую полоску. Отец нарочно сказал, что едет обедать с госпожой Джамбелли, чтобы они с Тео подумали, будто это деловое мероприятие. Но галстук выдавал его с головой.

Следовало разобраться, что она об этом думает.

Но в данный момент она развлекалась тем, что испытывала отцовское терпение.

— Это средство самовыражения.

— Нет, это безумие.

— Это древняя традиция.

— В семье Каттер такой традиции не было. Нет, Маделин, нос ты протыкать не станешь. Ни за что.

Мадди вздохнула и напустила на себя мрачный вид. На самом деле протыкать нос она не собиралась, но хотела в третий раз проткнуть левое ухо. Чтобы добиться этого, нужно было начинать с носа. Если отец когда-нибудь догадается об этой стратегии, то наверняка оценит ее по достоинству.

— Это мое тело.

— Нет, до восемнадцати лет не твое. Пока не настанет этот счастливый день, оно мое. Отстань от меня и переключись на своего братца.

— Не могу. Я с ним не разговариваю.

Мадди, лежавшая на отцовской кровати, перевернулась на спину и задрала ноги к потолку. Как обычно, она была одета в черное, но этот цвет уже начинал ей надоедать.

— А можно вместо этого сделать татуировку?

— О, конечно. Мы все сделаем себе татуировку. В ближайший уик-энд. — Он обернулся. — Как я выгляжу?

Мадди задрала голову и задумалась.

— Лучше среднего.

— Мадди, ты мое последнее утешение.

— Если я получу высший балл за научный доклад, мне можно будет проткнуть нос?

— Если Тео получит высший балл за что угодно, я подумаю над тем, разрешить ли ему проткнуть нос.

Девочка невольно рассмеялась. И то и другое было одинаково проблематично.

— Хватит, па!

— Поехали. — Он стащил дочь с кровати, обхватил рукой за талию и потащил к двери так, что ноги волочились по полу.

Эта игра, существовавшая столько, сколько она себя помнила, неизменно заставляла Мадди визжать от восторга.

— Если нельзя проткнуть нос, то можно сделать еще одну дырку в левом ухе? Для маленькой кнопки?

— Не понимаю, зачем человеку сверлить в себе новые дырки, не предусмотренные природой. — Дэвид задержался у двери Тео и постучал в нее свободной рукой.

— Отстань, пресмыкающееся! Дэвид посмотрел на Мадди.

— Кажется, он имеет в виду тебя. — Он толкнул дверь. Вместо того чтобы сидеть за письменным столом и делать уроки, сын валялся на кровати с телефонной трубкой в руке.

Дэвид испытал противоречивые чувства. Досаду от того, что задание не выполняется, и облегчение от того, что Тео уже обзавелся новыми друзьями, общение с которыми мешает его учебе.

— Я перезвоню, — пробормотал Тео и дал отбой. — Я только сделал перерыв.

— Ага, на целый месяц, — подхватила Мадди.

— В холодильнике полно еды. Разогреете себе обед. Номер ресторана в блокноте у телефона. Номер моего мобильника вы знаете. Без особой надобности не звонить. Никаких драк, никаких голых незнакомцев и никаких набегов на бар с алкогольными напитками. Пока не сделаете уроки, никаких телефонных звонков и никакого телевизора. Не подожгите дом. Что я забыл?

— Не пачкать кровью ковер, — вставила Мадди.

— Верно. Если будете истекать кровью, пачкайте кафель. Он поцеловал Мадди в макушку и опустил на пол.

— Я вернусь к полуночи.

— Папа, мне нужна машина.

— Угу. А мне нужна вилла на юге Франции. Я подумаю. Погасить свет в одиннадцать, — добавил он, отвернувшись.

— Но я не могу без колес! — крикнул ему вслед Тео и негромко чертыхнулся, услышав, что отец спускается по лестнице. — Отбросить коньки можно и без машины. — Он упал на спину и мрачно уставился в потолок.

Мадди только покачала головой:

— Тео, ты болван.

— А ты уродина.

— Ты никогда не добьешься своего, если будешь ворчать. Если я помогу тебе получить машину, ты двенадцать раз отвезешь меня в парк и не пикнешь при этом ни слова.

— Как ты поможешь мне получить машину, мерзкий гик? — И все же Тео задумался. Сестра почти всегда получала то, что хотела.

Мадди прошлась по комнате, чувствуя себя здесь как дома.

— Сначала дело. А разговоры потом.

Тереза считала, что сколько бы лет ни было человеку, для своих родителей он или она всегда останется ребенком, нуждающимся в любви, участии, а иногда и поддержке. Разве мать может стоять на берегу, следить за тонущим ребенком любого возраста и не нырнуть к нему на помощь?

То, что Пилар была взрослой женщиной, у которой выросла собственная взрослая дочь, не помешало Терезе направиться прямо к ней в комнату и высказать то, что было у нее на уме, пока Пилар выбирала наряд для вечера в ресторане.

Для вечера с Дэвидом Каттером.

— Люди начнут болтать.

Пилар возилась с сережками. Каждый этап одевания требовал от нее колоссальных усилий.

— Это всего лишь обед.

С мужчиной. С привлекательным мужчиной, не скрывавшим, что он хочет спать с ней. Dio!

— Для сплетен достаточно малейшего повода. Стоит тебе с Дэвидом где-нибудь появиться вместе, как слухи тут же уложат вас в постель.

Пилар поднесла к шее жемчужное ожерелье. Слишком торжественно? Или старомодно?

— Мама, тебя это беспокоит?

— А тебя нет?

— С какой стати? Да и кому я нужна? — Она боролась с застежкой. Казалось, пальцы внезапно стали чужими — огромными и неуклюжими.

— Ты Джамбелли. — Тереза подошла, взяла у Пилар из рук ожерелье и застегнула ей на шее. — Достаточно одного этого. Думаешь, если ты занималась домом и воспитывала дочку, то уже никому не интересна?

— Ты занималась домом, воспитывала дочку и создавала империю. Так что сравнивать нас не приходится. Сегодня это стало окончательно ясно.