— Нет. — Откуда она могла это знать? Она не знала даже, о чем сама думает сейчас.

— Что ситуация сложная. Моя подружка живет с матерью. Мысль о том, что ее можно назвать чьей-то подружкой, рассмешила Пилар.

— . А я живу с детьми. Реализовать свои мечты мне-негде. Знаете, что мне хотелось с вами сделать?

— Могу себе представить… Дэвид, сейчас разгар дня.

— Разгар дня. — У основания лестницы он помедлил. — И возможность. Я не люблю упускать возможности. А вы?

Пилар вместе с ним поднималась по лестнице, что казалось ей чудом, потому что колени подгибались, а сердце стучало так, будто она уже поднялась на Эверест.

— Я не ожидала… — еле слышно пробормотала она. — Я не готова.

— Милая, я позабочусь об этом.

Позаботится? А как быть с сексуальным нижним бельем, как быть с немилосердным дневным светом, который следовало выключить, чтобы оказаться в блаженной темноте с трепещущими тенями? Как быть с…

Наконец Пилар поняла, что он имеет в виду предохранение, и почувствовала себя последней дурой.

— Нет, я не о том… Дэвид, я немолода.

— Я тоже. — Он медленно пятился к двери спальни. Тащить ее внутрь не следовало. Ей требовались слова. Впрочем, как и ему самому. — Пилар, я питаю к вам множество сложных чувств. Самым простым из них является то, что вы мне нужны. Целиком. Такая как есть.

Ее бросало то в жар, то в холод.

— Дэвид, вы должны меня понять… Тони был у меня первым. И последним. Так продолжалось очень долго. И я… О боже, я отвыкла…

— Пилар, то, что у вас не было никого другого, льстит мне. — Дэвид провел губами по ее губам. — Трогает. — Еще раз. — И возбуждает. — Он в третий раз прикоснулся к ее рту, и этот трепетный поцелуй оказался самым страстным и обольстительным.

— Давай ляжем. — Он вел ее к кровати, с удивлением слыша, что их сердца бьются в унисон. — Дай мне прикоснуться к тебе. И сама прикоснись ко мне.

— Не могу справиться с дыханием. — Пока Дэвид снимал с нее жакет, Пилар пыталась сделать вдох. — Извините, я слишком волнуюсь и никак не могу успокоиться.

— А я и не хочу, чтобы ты успокаивалась. — Каттер расстегивал на ней блузку, глядя Пилар прямо в глаза. Его пальцы ласкали обнаженную кожу. — Теперь это не нужно. Положи мне руки на плечи. Сбрось туфли.

Пилар дрожала. И он тоже. Как в первый раз, подумал Дэвид. Для нее. Для него. Так же страшно и упоительно.

В окно врывался свет позднего зимнего солнца. В доме было так тихо, что он слышал каждый ее вдох. Дэвид провел ладонями по ее нежной коже, покрытой мурашками.

— Гладкая. Теплая. Чудесная…

Он заставил ее поверить этим словам. Пилар стала расстегивать на нем рубашку. У нее дрожали руки, но Каттер не обращал на это внимания. Он расстегнул на ней брюки и даже не поморщился, когда Пилар дернулась от прикосновения его пальцев к ребрам.

И, слава богу, не остановился.

Его руки ласкали ее. Неторопливо, но решительно. И тут Пилар захотелось большего. Захотелось снова ощутить влажный жар внутри, а затем насладиться ощущением наполненности… Ей вдруг показалось так естественно — лечь и почувствовать на себе тяжесть твердого и сильного тела.

И не просто естественно. — чудесно, восхитительно наконец-то снова отдаться мужчине.

Она забыла про солнечный свет, про недостатки, которые тот мог обнаружить, и погрузилась в ожидание предстоящей близости.

Он не хотел торопиться. Но ее скованность внезапно сменилась жадной требовательностью. Она задвигалась под ним, раздвинула бедра; пальцы Пилар вонзились в его кожу, царапая ее ногтями.

Возбужденный Дэвид потерял терпение, забыл, что хотел действовать со всей возможной деликатностью, и рванулся вперед.

Они рухнули на кровать. На мгновение их пальцы сплелись, потом разомкнулись и принялись изучать тела друг друга. Когда губы Дэвида коснулись ее груди, любовников пронзила сладостная дрожь. Пилар затопила волна наслаждения. Она выкрикнула его имя и тут же застонала, почувствовав прикосновение его зубов.

Мгновение спустя Пилар ощутила небывалый прилив сил, мощная волна подхватила ее и понесла к той чудесной границе между возбуждением и освобождением, когда кровь ударяет в голову, а тело изнывает от желания.

Когда рука Дэвида спустилась ниже, там уже было горячо и влажно.

Ошеломленную Пилар не смущало, что все произошло так быстро. Она была слишком потрясена, чтобы сопротивляться собственному телу. Казалось, спальню озарила вспышка молнии, и Пилар с восторгом сдалась на милость его жадных рук и губ.

«Наконец-то она моя», — думал Дэвид. Мягкая, влажная кожа, пахнущая весной, восхитительные изгибы тела, чистая страсть и полная открытость. Ему хотелось взять все это. И отдать все, что было у него. Она двигалась с ним в одном ритме, будто точно знала, что ему нужно. Будто они делали это уже тысячу раз. И тянулась к нему так, словно хотела обнимать вечно.

Ему так много хотелось показать ей, так много взять у нее, в этот первый раз, такой важный для них обоих. Но ими обоими овладела безумная страсть, вырвавшаяся из-под контроля.

Он снова прильнул к Пилар.

И вновь она раскрыла объятия, выгнулась дугой ему навстречу и приняла его в себя.

Тела, освещенные солнцем, двигались все быстрее, страсть сначала пульсировала, а потом потекла рекой.

Пилар глухо вскрикнула, прижалась губами к его шее, ощутила вкус его кожи и блаженно вытянулась.

В Сан-Франциско тоже светило солнце, но оно только усиливало головную боль Софии. По другую сторону письменного стола сидела Крис. Софии казалось, что она даже не догадывается о предстоящем увольнении. Неужели такое возможно? Все ее распоряжения и предупреждения только подливали масла в огонь.

— Крис, ты не хочешь здесь работать. Ты доказала это всем своим поведением.

— Я работала в этой компании лучше всех. Но тебе это не нравилось.

— Напротив, я всегда с уважением относилась к твоей работе.

— Вранье!

София сделала глубокий вдох, приказала себе сохранять спокойствие и соблюдать служебную этику.

— Я восхищаюсь твоим талантом. Но не собираюсь терпеть и смотреть сквозь пальцы на твое постоянное нежелание считаться с политикой компании и на твое отношение к начальству.

— То есть на мое отношение к тебе.

— Естественно. Поскольку я и есть твое непосредственное начальство.

— Потому что твоя фамилия Джамбелли.

— Во-первых, фамилия тут ни при чем. А во-вторых, это не твое дело.

— Если бы Тони был жив, ты бы не сидела за этим столом. София почувствовала горечь во рту.

— Значит, вот как он попал в твою постель? — насмешливо спросила она. — Пообещав тебе мое место? Это было умно с его стороны, но глупо с твоей. Мой отец никогда не руководил этой компанией и не пользовался в ней никаким влиянием.

— Это вы так считали. Все три представительницы семьи Джамбелли.

— Он считал так же. Но это не имеет отношения к делу. Я заведую этим отделом, и ты больше у меня не работаешь. Ты получишь обычное уведомление об увольнении вместе с двухнедельным жалованьем. К концу дня будь любезна забрать из кабинета свои личные вещи.

Обе поднялись. Софии казалось, что если бы их не разделял стол, Крис не ограничилась бы словесным выпадом. Это лишний раз доказывало, в какой тупик зашли их отношения. София не возражала бы против пары боксерских раундов.

— Вот и отлично. У меня есть другие предложения. Все в нашей сфере знают, кто чего стоит. Я имею в виду способность к творчеству.

— Надеюсь, в «Ла Кер» тебя оценят по заслугам, — парировала София. У Крис отвисла челюсть от изумления. — Это не секрет. Но предупреждаю: когда ты поступала к нам в фирму, то дала подписку о неразглашении. Если ты передашь информацию о Джамбелли конкурентам, против тебя будет возбуждено дело.

— Мне ничего не нужно передавать. Твоя предстоящая рекламная кампания — мертворожденное дитя. Увы.

— В таком случае ты должна быть счастлива, что она пройдет без твоего участия. — София вышла из-за стола, в глубине души надеясь, что Крис ударит ее. Однако этого не случилось. Она подошла к двери и распахнула ее. — Думаю, мы сказали друг другу все, что должны были сказать.