Она зашевелилась в темноте, в глухом предрассветном затишье. Жалобный стон вырвался из ее горла, когда она попыталась повернуться, выдернуть себя из сна. Но сон навалился на нее, и в ложбинке на пояснице стал скапливаться холодный пот.

Это был обычный сон. Все та же комната — ледяной холод, грязь, мигающий красный свет в окне из секс-клуба напротив. Она была маленькая и страшно тощая. Страшно голодная. Такая голодная, что рискнула быть наказанной из-за кусочка сыра. Маленькая мышка, крадущаяся к мышеловке, пока злого кота нет рядом.

У нее сводило желудок от страха, пока она соскабливала ножиком плесень с сыра. Может, на этот раз он не заметит? Ей сразу станет не так холодно. Не так голодно. Может быть, он не заметит.

Она цеплялась за эту надежду, даже когда он вошел. Ричи Трой. Где-то у нее в подсознании, многократно отдаваясь гулким эхом, звучало его имя, которого она прежде не знала. Чудовище уже не кажется таким страшным, если назвать его по имени.

Она пережила миг надежды. Вдруг он будет пьян — так пьян, что оставит ее в покое? Так пьян, что ему будет все равно. Он даже не заметит, что она ослушалась и добыла себе еды сама, не спросив у него разрешения.

Но он подошел к ней, и она по глазам увидела, что в этот вечер он слишком мало выпил. И теперь ей не спастись.

— Ты что это тут делаешь, малышка?

От его голоса у нее кровь стыла в жилах.

Первый удар оглушил ее, и она упала на пол. Битый пес знает, что надо сразу падать замертво. Не сопротивляться.

Но он хотел ее наказать. Он должен был преподать ей урок. Ей было страшно, она все знала наперед, но не могла удержаться от мольбы.

— Не надо, не надо, не надо, ну, пожалуйста, не надо!

Конечно, он ее не послушал. Конечно, он сделал, что хотел. Набросился на нее, избил. Снова сделал ей больно — там, между ног, — пока она его умоляла, плакала, боролась.

Ее рука сломалась с глухим щелчком, таким же глухим, как крик ужаса в ее пересохшем горле. Боль стала невыносимой.

Оброненный нож сам собой очутился у нее в руке. Она должна заставить его перестать! Заставить его остановиться.

Кровь теплой волной омыла ее руку. Теплая и влажная. И запах… Она втягивала этот запах, как дикий зверек. Когда его тело, придавившее ее к полу, задергалось, она опять воткнула в него нож. Еще и еще раз. Опять и опять, пока он пытался отползти. Опять, и опять, и опять. А кровь хлестала и заливала ее руки, лицо, одежду. В звуках, вырывавшихся из ее горла, не было ничего человеческого.

Когда она отползла, вся дрожа, задыхаясь, и свернулась клубком в углу, он лежал на полу и тонул в собственной крови.

Казалось, все как всегда. Но на этот раз она не была наедине с человеком, которого убила. Она не было одна с мертвецом в этой ужасной комнате. Здесь были другие. Мужчины и женщины в строгих деловых костюмах. Они сидели на стульях, выстроившихся бесконечными рядами. Как на спектакле. Наблюдатели с пустыми лицами.

Они наблюдали, как она плачет. Наблюдали, как она истекает кровью, а ее сломанная рука свисает плетью.

Они наблюдали, но ничего не говорили. Наблюдали, но ничего не делали. Даже когда Ричи Трой, как это иногда бывало, поднялся с пола. Когда он поднялся, истекая кровью из всех нанесенных ею ран, и затопал к ней, они ничего не сделали.

Ева проснулась вся мокрая от пота, крик рвался у нее из горла. Она инстинктивно перевернулась и потянулась к Рорку, но его не было. Он не пришел к ней на помощь, не обнял ее, не утешил, не прогнал остатки ужасного сна.

Поэтому она свернулась клубочком, борясь со слезами, а кот стоял над ней и тыкался головой в ее голову.

— Я в порядке. Все хорошо. — Ева зарылась лицом в его густую шерсть и принялась раскачиваться из стороны в сторону. — О господи, господи!..

Она еще немного полежала, пока не прошло жжение в груди. Потом, все еще дрожа, потащилась под душ. Ей надо было согреться под горячей водой.

Надо было готовиться к новому дню.

Было еще слишком рано, все члены команды спали, и Ева была этому рада. Она была не в самом подходящем состоянии для коллективной работы и решила запереться в кабинете, чтобы еще раз все проверить, пройти вместе с Бисселом через все этапы дела.

Ева удержалась от желания запросить домашнюю систему мониторинга о местопребывании Рорка. Какая разница, где он? Ей гораздо важнее знать, где его не было, а не было его в спальне, в постели рядом с ней. Если он и спал — а ей временами казалось, что потребность в сне у него меньше, чем у какого-нибудь вампира, — значит, спал где-то в другом месте.

Она не станет об этом заговаривать, даже не упомянет. Нет, уж такой радости она ему не доставит! Они закончат расследование, закроют дело, а когда Биссел окажется за решеткой, они…

Хотела бы она знать, что они тогда будут делать.

Ева зашла на кухню и включила кофеварку. Только кофе: ей становилось нехорошо при одной только мысли о еде. Впрочем, Галахада она пожалела и выдала ему двойную порцию кошачьей пищи.

Распрямившись, она увидела Рорка. Он стоял в дверях кухни, опершись о косяк, и наблюдал за ней. Его прекрасное лицо было небритым — такое с ним случалось нечасто — и таким же отсутствующим, как у наблюдателей из ее сна.

Сравнение ужаснуло ее.

— Тебе надо поспать, — заговорил он наконец. — Ты неважно выглядишь.

— Сколько могла, я уже поспала.

— Ты работала допоздна, а сейчас все еще спят; раньше чем через час никто и не встанет. Ради всего святого, прими успокоительное, Ева, и ляг.

— А почему бы тебе не прислушаться к собственному совету? Ты тоже выглядишь не лучшим образом, умник!

Рорк открыл было рот, и ей показалось, что она чуть ли не видит наполнивший его яд. Но какую бы отравленную стрелу он ни собирался в нее пустить, слова так и не вырвались наружу. Он сумел их проглотить. Мысленно она присудила ему очко за выдержку.

— Мы добились определенных успехов в лаборатории. Думаю, ты захочешь проинструктировать команду и выслушать отчет. — С этими словами Рорк вошел в кухню и налил себе кофе.

— Да, конечно.

— Синяки уже сходят, — заметил он, искоса взглянув на нее. — По крайней мере на лице. А как остальные?

— Лучше.

— Ты очень бледна. Если не хочешь прилечь, хотя бы сядь и съешь что-нибудь.

— Я не голодна. — Ева уловила сварливые нотки в собственном голосе и возненавидела себя за это. — Я не голодна, — повторила она более спокойным тоном. — Хватит с меня кофе.

Кружку пришлось обхватить обеими руками: в одной руке она уж слишком сильно тряслась. Рорк подошел к Еве и взял ее рукой за подбородок.

— Тебе снился кошмар?

Она попыталась вырваться, но его пальцы крепко сжались.

— Я уже проснулась! — Ева схватила его за запястье и оттолкнула. — Со мной все в порядке.

Он ничего не сказал, когда она вышла из кухни, так и остался на месте, глядя в непроницаемо-черную жидкость в своей кружке. Она оттолкнула его. Это была уже не очередная порция боли, к которой он привык. Это был страшный удар, разорвавший ему сердце.

Он видел, что она измучена и больна; ему было известно, что в таком состоянии она особенно подвержена кошмарам. А он бросил ее одну. Это был еще один удар по сердцу.

Он о ней не подумал. Он думал только о себе, и она проснулась в темноте одна.

Подойдя к раковине, Рорк выплеснул в нее кофе и очень осторожно поставил пустую кружку на стол.

Ева уже сидела за компьютером, когда он вошел.

— Я хочу еще раз просмотреть данные, кое-что перетасовать. Мне проще работать одной, в тишине. Вчера я приняла болеутоляющее, а потом была у Миры, и она меня чем-то смазала. Я не пренебрегаю своим здоровьем. Но у меня есть работа. Я должна ее выполнить.

— Да, конечно. Конечно, должна. — Где-то под измученным сердцем у него в груди образовалась пустота. — У меня тоже есть работа. Я потому и встал пораньше, что у меня кое-что накопилось и надо с этим разобраться.