Многие половецкие храбрецы, пытавшиеся обезоружить Всеволода и взять его в плен, нашли свою смерть от его меча. Один раз Всеволод бился сразу против троих врагов и зарубил всех. Пораженные силой и отвагой русского князя, степняки уже не рвались к нему, но старались поразить его издали из лука либо заарканить петлей.
Солнце поднялось к зениту. Половцы ослабили натиск.
Пользуясь затишьем, русские полки выбрались наконец к реке.
Ратники вместе с конями гурьбой ринулись к воде, не обращая внимания на стрелы, которые выпускали державшиеся в отдалении степняки.
Видя, что порядок в русских полках нарушен, половцы, конные и пешие, устремились на русичей с ближнего холма и со стороны равнины, решив одним мощным ударом сбросить Игорево войско в реку.
Всеволод, Игорь и Бренк пинками и тумаками принуждали ратников становиться в строй.
Перемешавшиеся дружины были похожи на стадо испуганных овец. Навалившиеся всей массой половцы в первые минуты рассекли Игореву рать на несколько больших отрядов. Однако русичи сумели вновь сплотиться все вместе, стиснув в своих порядках несколько десятков наиболее зарвавшихся степняков.
Перелома в битве не наступило.
Наоборот, русичам стало легче сражаться, ибо спину им прикрывала река. Теперь уже Игоревы воины бились попеременно, имея возможность налиться воды и перевязать раны.
Ханы, посовещавшись, решили оттеснить Игоревы полки от реки на равнины с тем, чтобы вновь взять их в кольцо.
У могучего Омели сломался меч. Он схватил топор на длинной рукоятке и принялся орудовать им с такой яростью, что вскоре навалил перед собой целую груду из порубленных степняков, убив сгоряча и пару лошадей. В Омелиной сотне уцелело не более сорока человек, и те почти все были изранены стрелами.
На Вышеславе вся кольчуга была изодрана, на теле было множество ран, но ни одной серьезной. Он сражался поблизости от Омели и слышал у себя за спиной изумленно-восхищенные возгласы воинов:
— Сотник-то наш весь в кровище, а дерется как зверь!
— Живого места на нем нету. И откель силы берутся?
— Да, такого храбра поискать!
После полудня половцам удалось-таки оттеснить Игорево войско от реки.
Но русичи, нащупав слабину в половецких отрядах, с неожиданным проворством двинулись вперед, гоня врага перед собой. Кончак и Гза, сообразив, что те хотят закрепиться на холме, двинули к его подножию лучших своих батыров.
Сошлись половецкие батыры с отважными курянами, коих возглавлял Всеволод Святославич.
Нашла коса на камень! Так и гремят о шлемы аварские харалужные мечи русичей, кладут куряне степных витязей одного за другим. А позолоченный шлем Всеволода сияет, будто звезда, впереди русской дружины. Двух коней под ним убили, а на самом князе ни единой раны нет, так крепка сарацинская бронь, так умела рука и остер меч.
Шаг за шагом, ведомые Всеволодом, взобрались куряне на вершину холма и установили там желто-черный стяг своего храброго князя.
Русичи, видя знакомое знамя, воспрянули духом.
— Вот как сражаться надо, вот как! — кричит Кончак на ханов.
Гза слез с седла, когда к нему принесли на скрещенных копьях его самого храброго бея. По степному обычаю Гза сорвал несколько сухих травинок и положил убитому на лицо, прошептав короткую молитву для духов-предков. Став на одно колено подле мертвеца, Гза опустил голову на грудь, чтобы скрыть набежавшие слезы. Он потерял уже половину войска. И какого войска…
Изнемогают ратники с той и с другой стороны. Медленней становятся удары, тают силы. Кони от жары языки высунули, клонят морды к земле. Дрожит от зноя воздух.
Из русичей многие посбрасывали тяжелые кольчуги, поснимали рубахи, лоснятся от пота голые спины воинов.
У степняков стрел почти не осталось. Кончак последние сотни в битву бросил — лучших своих чауширов. Вел их Кончаков зять, Баксу.
Ударили ханские чауширы на черниговских ковуев. Дрогнули ковуи.
Увидел Игорь с холма — гонят их половцы. Помчался перенять бегущих, но конь, измученный жаждой, не мог скакать быстро. Понял Игорь, что не успеть и, повернул назад. Не было с ним никого из гридней.
Наперерез Игорю устремились несколько половецких всадников, среди них один на белом коне.
До русских дружин оставался всего один перестрел, когда захлестнул Игоря волосяной аркан. Выхватило его из седла и грянуло оземь так, что боль молнией прошла по всему телу. Сверху навалились два степняка, опутали ремнями. От сильной боли в раненой руке Игорь потерял сознание. А когда очнулся, то увидел себя лежащим на траве в окружении половецких воинов. И стоящего Кончака рядом.
На лице хана не было торжества или злорадства, скорее сожаление.
Кончак снял с головы шлем и промолвил, будто прося прощения:
— Не серчай, князь. Не я тебя звал, сам пришел.
* * *
Бегство ковуев и пленение Игоря угнетающе подействовало на русское войско.
А тут еще убили Бренка. Рыльская дружина совсем упала духом.
Половцы, надвинувшись со всех сторон, обступили русичей на холме.
— Не посрамим земли Русской! — кричал Всеволод, ободряя воинов. — Мы еще не прах и стяги наши стоят! Пусть дети бесовы не радуются, ибо еще многие из них найдут погибель от мечей наших! Станем крепко, братья, и потягнем!
Но словно что-то надломилось в сердцах ратников, не было в них прежней удали и отваги. Согнулась воля бойцов, и враз не стало сил сдерживать вражеский напор. Лишь куряне были все так же несгибаемы.
От половцев то и дело подъезжали глашатаи, призывая русичей сдаваться. Выкликали поименно князей и воевод, утверждая, что, мол, сам Игорь просит их сдаться.
Первым не выдержал Владимир.
— Сложу оружие, коль отец велит, — сказал он.
Всеволод не стал его удерживать, видя, что младень от усталости еле на ногах держится. Вместе с Владимиром добровольно ушли в полон многие раненые и вся дружина сверстных.
Святослав Ольгович изнемогал от раны, но сдаваться не хотел.
Но Всеволод убедил и его отдаться на милость врагов.
— Сражаться ты все равно не можешь. А будешь нам обузой. Я поведу полки на прорыв к реке, а там как Бог приведет: кому жить, кому гнить.
Обратился Всеволод к воинам, чтобы те, кто совсем обессилел, шли в полон вместе со Святославом.
Половцы не нападали, видя, что с холма группами и в одиночку спускаются русичи, бросая в степной ковыль мечи, щиты и копья. Иные с трудом шли сами, иных поддерживали под руки.
Всех раненых половцы сажали на лошадей и везли в свой стан. Остальных сдавшихся пересчитывали и вязали одной веревкой сразу по десять человек. Затем каждый десяток под присмотром одного всадника тоже следовал в становище.
На холме оставалось еще около трех тысяч человек.
Намерение русичей стало понятно, когда они, закрывшись щитами, спустились с холма и двинулись к речному берегу, поросшему камышом и ивой.
Враз загудели половецкие трубы. С диким воем степняки двинулись на русичей. Со стороны реки наступали пешие половцы, со стороны степи — конные.
Вышеслав просто оглох от шума, видя вокруг себя кромешный ад из сверкающих сабель, лязгающих мечей, щитов и шлемов, по которым громыхали удары палиц и топоров. Сотни и сотни половецких воинов бесстрашно лезли прямо на русские копья, а за их спинами теснились тысячи других.
Не прошло и часа отчаянной сечи, а русский строй уже рассекли на два отряда, взяв оба в плотное кольцо.
Куряне и остатки Игорева полка, вдохновляемые мужеством Вышаты и Всеволода, которые бились впереди, медленно, но продвигались к реке.
Вот наехала на Вышату половецкая богатырша без шлема, с разметавшимися желтыми косами и сразила гридничего коротким копьем. Затем, вздыбив своего буланого коня, с торжествующим кличем поскакала прочь.
Место Вышаты заступил Омеля со своим страшным топором в руках. Как орехи лопаются половецкие шлемы от его крепких ударов, летят в разные стороны окровавленные клочья человеческой плоти, отрубленные головы и руки.