Вышеслав не успел ответить.

В светлицу вбежала молодая служанка с сияющим лицом и мокрыми руками.

— Ой, радость, княже! — выкрикнула она. — Сын у тебя родился!

Игорь вскочил из-за стола:

— Ефросинья как?

— Жива-здорова, княже. Зовет тебя к себе.

Игорь выскочил за дверь, едва не сбив служанку с ног. Вышеслав услышал, как в отдалении хлопнула другая дверь и далее — торопливый шум шагов вниз по ступеням.

Вышеслав осторожно закрыл книгу и отодвинул ее на середину стола. Затем подошел к окну, в ромбовидных ячейках которого было вставлено зеленое богемское стекло.

На дворе кружились белые снежные хлопья.

Своего первенца Игорь назвал Владимиром, уступая просьбе Ефросиньи, которая непременно хотела назвать сына в честь любимого брата.

В Путивль приехала Манефа взглянуть на внука.

Наконец и путивльские бояре пожаловали к Игорю поздравить с новорожденным. Дошел слушок до них, что князь собирается в поход на половцев, дабы разжиться конями степными и пленниками. Забеспокоились бояре, что, если Игорь без них обойдется: младших-то дружинников у него теперь вон сколько! Постарались умаслить князя своего кто лестью, кто подарками.

Игорь принимал все как должное. Ни видом, ни словом не попрекнул старших дружинников своих. Сказал даже: «Невозможно быть ни вам без меня, ни мне без вас».

На том и помирились бояре путивльские со своим князем.

Игорь и впрямь замыслил поход на поганых, что кочуют в ближних степях за рекой Псёл. Рассудил, уж коль грабить, так нехристей, кои тем же разбоем живут и христиан притесняют.

Манефа, нагостившись, вернулась в Новгород-Северский и там рассказала Олегу про замыслы Игоревы.

Олег, невзирая на зимнюю стужу, в крытом возке примчался в Путивль.

Игорь встретил брата дружескими объятиями, но не дружеский у них получился разговор.

— Что же я узнаю, брат?! Сам в поход на половцев собрался, а мне про то молчок! — Голос Олега был грозен. — Ты забыл разве, кто тебе удел давал и в чьей воле ты ходить должен? Ежели забыл, то я тебе напомню.

— Выходит, я без твоей воли и шагу ступить не могу, так, что ли? — нахмурился Игорь. — Князь я иль нет?

— Ты князь младший, удельный и сам решать ничего не можешь. Удумал тоже, в поход на половцев идти! Да на каких половцев, на тех, с коими Глеб Юрьевич в прошлом году союз заключил! Разоришь ты становища половецкие за Псёлом, а поганые в отместку весной на Переяславль навалятся. В Переяславле же сын князя Глеба сидит. Владимиру Глебовичу всего-то тринадцать лет. Ты об этом подумал, брат?

Игорь мрачно молчал.

— Я тебя притеснять не хочу и тем более стола княжеского лишать, но и ты, брат, не своевольничай, — продолжил Олег уже более миролюбиво. — Знаю, что ты молод и горяч. Но половцев трогать в одиночку — себе дороже. Вот ежели Глеб Юрьевич соберет князей в большой поход на поганых, тогда и я пойду и тебя позову.

— Разве соберется Глеб Юрьевич в поход на поганых, коль он им союзник? — хмуро заметил Игорь.

— Сегодня союзник, а завтра враг, — усмехнулся Олег. — И потом, ханов в степях много, они меж собой грызутся еще похлеще нашего. Хан дружественный князю Глебу может полки наши в самое сердце земель половецких провести, дабы досадить своим недругам степным. Представляешь, брат, какую добычу можно там взять!

Олег уехал обратно в свою вотчину, а Игорь несколько дней был хмур и неразговорчив.

Выходит, что он хоть и князь, но и над ним имеется господин, его старший брат. Правда, и Олег ходит в воле черниговского князя. Но то было слабое утешение тому, кто в душе мечтает сравниться славой с Ярославом Мудрым.

Наступила весна.

Игорь ждал, что киевский князь станет собирать рати на половцев. Однако вместо этого пришла весть, что Глеб Юрьевич умер. И стол киевский снова опустел.

Вот тут-то и вспомнились кому-то из недругов Ростславичей слова, предрекавшие Глебу Юрьевичу недолгое княжение в Киеве. Злые языки живо разнесли слух о том, что не своей смертью умер князь Глеб, но был отравлен приспешниками Ростиславичей. Принесли весть эту и в Суздаль к грозному князю Андрею, брату Глеба.

Между тем в Киеве сел Роман Ростиславич, передав Смоленск брату Рюрику.

Это только усилило подозрения суздальского князя в том, что Глеб Юрьевич явно мешал Ростиславичам, давно жаждущим Киева. Опять, как два года назад, собрал Андрей Боголюбский огромную рать и двинул к Киеву, дабы добыть стол киевский для другого своего брата — Михаила.

Роман Ростиславич, не отличавшийся воинственностью, добровольно ушел из Киева и опять взял себе Смоленск.

Казалось бы, дело решится без войны и киевский стол займет брат Андрея Боголюбского. Однако братья Романа Ростилавича: Мстислав, Рюрик и Давыд — возымели дерзость не уступать северным Мономашичам киевский стол.

«Будем насмерть биться за то, чтобы Киев достался роду Мстислава Великого, а не роду Юрия Долгорукого!» — заявили они послу Андрея Боголюбского.

Рати Андреевы уже приближались к Смоленску, а Ростиславичи только-только полки собирать начали, послали за помощью к Ярославу Осмомыслу и к полоцкому князю. Киевляне, памятуя недавний разгром своего города суздальцами и их союзниками, напрочь отказались сражаться за Ростиславичей.

Сила была на стороне Андрея Боголюбского. И сила эта росла по мере приближения Андреева войска к Киеву. Сначала выразил покорность суздальскому князю Роман Ростиславич, дабы уберечь от разорения Смоленск. Он даже дружину свою отправил в поход на родных братьев во главе с сыном. Близ Чернигова к Андреевым ратям присоединились Ольговичи со своими полками. Святослав Всеволодович взял в поход не только родного брата Ярослава и двоюродных братьев Олега с Игорем, но и двух племянников Андрея Боголюбского, которые изгойствовали у него в Чернигове.

Из Городца-Остерского пришли братья Андрея Боголюбского, Михаил и Всеволод. Пришли черные клобуки из Поросья. Пришли берендеи с Посулья. Привел переяславскую дружину юный князь Владимир Глебович.

Видя, какая многочисленная рать на них надвигается, Ростиславичи уступили Киев без сражения и разошлись по разным городам. Рюрик затворился в Белгороде. Мстислав заперся в Вышгороде. Давыд ушел в Овруч.

На столе киевском сел Михаил Юрьевич.

С ним остался воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич с ростовцами, суздальцами и белозерцами. Вся остальная рать двинулась к Вышгороду, где засел самый воинственный из Ростиславичей, Мстислав. Главенство над войском принял Святослав Всеволодович как самый опытный из князей.

Игорь и Олег оказались в передовом отряде вместе со Всеволодом Юрьевичем, самым младшим из братьев Андрея Боголюбского. Всеволоду было всего семнадцать лет.

Игорь хоть и был старше Всеволода на три года, но держался с ним на равных, сразу распознав в нем родственного по духу человека. Суждения Всеволода были полностью разделяемы Игорем, тем более были близки и понятны ему обиды Всеволода на брата Андрея, который изгнал из отчины братьев и племянников, но не выпускает их из своей воли, используя в своих интересах на Юге Руси.

Дружина Всеволода наполовину состояла из берендеев и торков, приграничных кочевников, издавна живущих между Русью и половцами. Первое, что сразу бросалось в глаза, это отменные лошади степняков арабских и ясских кровей. Создавалось впечатление, что торки и берендеи оберегают Всеволода от остальной его дружины, состоящей из русичей, набранных по разным пограничным городкам Киевской земли. Здесь были и бывшие тати, и беглые холопы, и просто отчаянные сорвиголовы, жаждущие поживы.

Держать в повиновении всю эту ораву Всеволоду помогали его воеводы: поляк Мечислав, бежавший из Польши за какие-то грехи, и торчин Чавдарь. Оба не выносили друг друга, но при Всеволоде старались не ругаться.

Дружины шли на рысях и, не доходя до Вышгорода, остановились на привал — уже смеркалось.