— Дело не в крепостях, — проворчал Елтук, — черным клобукам помогают русские князья, они для них щит против нас.
— Пусть так, — кивнул Кончак. — Вспомни печенегов, переселившихся в Венгрию. За несколько поколении печенеги так перемешались с венграми, что сейчас трудно отличить, кто там угрин, а кто печенег. Вдобавок все угорские печенеги приняли христианство, а это дает им право чувствовать себя равными среди христиан. Им поручают управление землями, доверяют войско, выдают за них замуж знатных христианок. Половцы же для христиан есть грязные язычники. Русские князья берут в жены наших дочерей, но перед этим непременно обращают их в свою веру. Своих же княжон русичи не отдают в жены даже ханам, поскольку мы все для них «поганые».
Елтук усмехнулся:
— Тебя возмущает именно это, брат?
— Нет. — Кончак мотнул головой. — Я не хочу, чтобы половцев, как и печенегов, со временем поглотил другой народ. Половцам нужно самим образовать государство, а для этого нужно забыть прежние распри и обрести единую веру.
— Но почему христианство? — спросил Елтук. — Почему не ислам?
— Если бы нас окружали исламские государства, тогда я вел бы речь об исламе, — ответил Кончак. — Но нам противостоят русичи-христиане, поэтому у них мы должны научиться тому, что в будущем возвысит нас над ними.
— Ты думаешь, христианский Бог подскажет тебе, как брать русские города? — усмехнулся Елтук.
— Если половцы на равных с русичами войдут в христианские храмы, тем легче нам будет войти в русские города, — со значением произнес Кончак. — Горечь целебного снадобья поначалу неприятна больному, зато потом она приносит исцеление.
— Расскажи это нашим шаманам, — мрачно пошутил Елтук. И предостерег: — Ты вознамерился сдвинуть гору, брат. Подумай, под силу ли такое смертному человеку.
— Я понимаю, что мне не удастся обратить всех половцев в христианскую веру, не удастся сговорить на это даже своих родственников, — со вздохом сожаления сказал Кончак. — Я лишь начинаю долгий и трудный путь по созданию половецкого княжества. Завершителем моего начинания будет мой младший сын, которого я собираюсь окрестить и оставить на воспитание у одного из русских князей. Мой сын вырастет среди русичей, усвоит их язык и обычаи. Познакомится с христианами из других стран, познает тайны мудрых книг. Он станет воевать мечами врагов своих, торговать их товарами. Он станет поистине великим ханом, ибо величие не в табунах и богатстве, не в сильном войске, но в истинной предназначении человека в этой жизни.
Последние слова произвели на Елтука странное впечатление. Он взирал на старшего брата в молчании, почти с благоговением, словно тот мог увидеть своим внутренним оком такие дали, о коих Елтук и не помышлял никогда.
«Да, мой брат необыкновенный человек, — думал Елтук. — Если он и не сдвинет гору, то заберется на нее и будет оттуда виден всему свету. Кто знает, может, это духи предков внушают Кончаку такие мысли».
Противиться духам предков Елтук не мог и не смел…
Двоюродные братья Кончака возмутились, узнав, что он собирается передать своего младшего сына в обучение православным монахам. Они гурьбой заявились, желая отговорить от задуманного.
— Твой сын в будущем не сможет сражаться с русами, ведь он станет их единоверцем.
— Более того, твой сын не захочет жить в юрте, пожив в княжеских теремах.
— Русичи воспитают Сокала врагом своего народа! Твоим врагом, Кончак! — наперебой твердили браться, обступив Кончака.
Однако, видя его непреклонность, родичи предложили окрестить мальчика в степном становище, пригласив сюда православного священника. Такое было не в диковинку: среди небогатых половцев было немало христиан, которые ходили молиться в особую юрту с крестом наверху.
Но Кончак желал, чтобы его сын познал православную веру не от полуграмотного монаха, но от высших иерархов Церкви, своими глазами увидел великолепие христианских храмов, прочел толстые церковные книги.
— Тогда я смогу задать сыну те вопросы, с какими я не смею обращаться к христианским священникам, опасаясь их неискренности, — молвил Кончак. — Мой сын, постигнув суть чуждой нам веры, не станет меня обманывать и тем более унижать.
— Зачем тебе ответы чужого Бога, Кончак? — спросили братья.
— Я хочу сделать христианского Бога своим союзником, — искренне ответил тот.
Такой ответ еще больше возмутил родню:
— Ты хочешь изменить нашей вере?! Души предков не прощают такого!
— Христиане двуличны. Они и сына твоего сделают двуличным!
— Твоя дружба с русским Богом никому из ханов не понравится! — сыпались упреки и предостережения.
И только старшая жена Кончака была в восторге от замыслов супруга.
Он, по своему обыкновению, был более откровенен с Хозалчин, нежели с кем бы то ни было. Ее одобрение было для него особенно важно, как подтверждение правильности принятого решения. Именно с Хозалчин Кончак обсуждал, к кому из русских князей отправить на воспитание юного Сокала. Хану хотелось, чтобы его сын чувствовал себя не заложником, а равноправным членом княжеской семьи. Для этого был нужен князь, в роду которого были браки с половчанками.
Выбор Кончака пал на черниговского князя Олега Святославича, матерью которого была половчанка.
Для начала следовало договориться с половецкой родней Олеговой матери, происходившей из орды Бурчевичей, кочевавшей близ Днепра. Через дружбу с Бурчевичами Кончак рассчитывал войти в доверие к черниговскому князю. К Бурчевичам отправился старинный друг Кончака, Узур.
Узур почти месяц провел в гостях у хана Бурчевичей Осолука. Тот даже сговаривал Узура поселиться в его кочевье, так приглянулся ему остроумный разговорчивый Кончаков посланец. Покидать родной аил Узур отказался, зато дружбу хана Осолука принял охотно. Одновременно ловкий Узур сблизился с теми из ханских беков, которые бывали в Чернигове и неплохо знали тамошнего князя и всю его родню.
По весне отправился Узур в Чернигов, взяв в провожатые людей хана Осолука, не раз бывавших в стольном граде северских земель. Свита получилась пышная. Узур имел десяток батыров да несколько слуг, а трое Осолуковых беков имели каждый больше тридцати верных людей. Узур не знал, на что более падок князь Олег, поэтому вез ему самые разнообразные подарки: и ковры дорогие, и одежды богатые, и мечи булатные, и красивых рабынь…
Вельможи, сопровождавшие Узура по распоряжению хана Осолука, должны были умасливать русского князя лестью, дабы тот был посговорчивее.
Узур дал понять хану Осолуку, что Кончак вознамерился породниться с черниговским князем, у которого растет сын. А у Кончака подрастает красавица дочь.
По пути в Чернигов половецкое посольство ненадолго задержалось в Путивле.
Игорь впервые видел перед собой миролюбивых половцев, которые кланялись ему и объяснялись на хорошем русском языке: такое было для него в диковинку. Послы просили Игоря дать им провожатых до Чернигова, многозначительно намекая, что у них важное дело к его брату Олегу. А один из послов, стройный и подвижный как угорь, все выспрашивал Игоря об Олеге. Гостеприимен ли? Богобоязнен ли? Любит ли застолья? Помнит ли родню своей матери-половчанки?
Эти расспросы заинтриговали Игоря. Зачем понадобился Кончаку и Осолуку его брат? О чем ханы хотят договариваться с Олегом через голову великого киевского князя?
Отправляя вместе с половцами отряд своих дружинников, Игорь поставил во главе этого отряда боярина Вышату Георгиевича, наказав ему выведать истинные намерения степняков и непременно присутствовать на их переговорах с Олегом.
Вышата проводил половцев до Чернигова и вскорости вернулся обратно.
Игорь подступил к нему с расспросами. Но Вышата ничего толком не знал, поведав Игорю, что Олег зовет брата к себе. Игорь тотчас с небольшой свитой поскакал в Чернигов. Половецкие послы были еще там.
Олег уже оправился от болезни и выглядел бодрым, хотя лекари по-прежнему ходили за ним по пятам.
— Вот, брат, случай какой подвернулся, — с загадочной улыбкой промолвил Игорю Олег, оставшись с ним наедине. — Такого еще не бывало! Хан Кончак, коего ты под Коснятином бил, удумал сына своего меньшого в христианскую веру обратить. Но захотелось ему, чтобы сын не просто окрещен был нашими священниками, но также выучился грамоте русской и греческой. В общем, хочет Кончак дать сыну княжеское воспитание. Каково, а?
