Тепловоз слабо прогудел. Ему в ответ заливчато просвистел свисток. Медленно, будто пробуя свою силу, тепловоз тронулся, вокзал поплыл назад; колеса под вагоном пошли бойчее, перед окном понеслись, уходя назад, товарные составы, столбы, будки, дома. Семен, облокотясь на столик, глядел в окно — там, впереди, начинались горы; невысокие, поросшие лесом, они подступали к дороге и, хмурясь, встречали набиравший скорость состав.

Днем Семен выходил в тамбур, курил. Гремели колеса, лязгали буфера, в приоткрытую дверь врывался ветер: мимо проплывали пирамидальные тополя и островерхие кипарисы. Выходил Игорь. Они переглядывались. Ничего нового. Рахими сидят в своем купе.

На стоянках Рахими не выходили на перрон.

Они появились только за ужином, в ресторане. Семен сидел за дальним столиком у окна, он уже кончил ужинать, когда Рахими вошли. Муж все так же был важен, жена мило улыбнулась официантке и, заказав ужин, весело посмотрела на соседку. Она сказала что-то по-персидски, соседка удивленно подняла глаза. Гертруда обронила фразу по-немецки, соседка расцвела, повернулась к ней, они заговорили наперебой. Рахими со скучающим видом слушал их болтовню. Семен отложил салфетку в сторону, заказал чай с лимоном. Он медленно пил чай, иногда глядя вдоль прохода, не останавливаясь ни на ком долго, глядел как-то рассеянно и будто невидяще, но запоминал все: и темные очки, закрывавшие глаза Рахими, и его седые приглаженные виски, и ямочку на полной щеке его жены, и оживленное лицо их соседки.

На обратном пути Семен остановился в тамбуре. Услышав сзади шаги, достал папиросу, чиркнул спичку, низко наклонил голову. Рахими прошли мимо.

Ночью на остановках из международного вагона никто не выходил.

За окном потянулись в багрянце садов пригороды Харькова. Вдалеке, на холме, за кипенью рощ поднимались дома. Белые, легкие, блестя окнами, уходили они своими гранями в синеву. Там, за ними, начинался старый город — чистый, веселый и прибранный. Поезд замедлил ход. Сбоку к окну быстро придвинулось низкое здание вокзала. Колеса легонько лязгнули, поезд остановился. Пассажиры, торопясь, хлынули на перрон.

Подходил к концу еще один день. Семен и Игорь сидели в купе у Семена, они не зажигали света.

Рахими не выходили из своего купе. К ним никто не входил. В вагоне было спокойно.

Семен и Игорь уточнили, как будут дежурить ночью. А потом Игорь вдруг стал рассказывать Семену о Лене. Эта маленькая девушка с круглым улыбчивым лицом так быстро вошла в его жизнь, что он не успел опомниться и никому до сих пор не говорил о ней, даже Семену. Он встретился с ней на симфоническом концерте. Любовь к музыке быстро сблизила их. Они встречались почти ежедневно. На последнее свидание Игорь не пришел. Все развивалось в таком стремительном темпе — вызов к Никодимову, беседа, самолет, Баку, — что он позабыл о нем. Он приедет и все ей расскажет… А что расскажет? Ничего он ей не может рассказать. Игорь рассмеялся: “Вот работа — никому ничего сказать нельзя”.

Дверь купе отодвинулась. В проеме показался Яков Михайлович:

— Вы чего сидите без огня?

— Так.

Яков Михайлович щелкнул выключателем.

— Наш Рахими-то, слышь, рассказал, у них дочка осталась в Персии. Говорит, а сам усмехается. “Такая она забавная. Когда мы поехали, она мне сказала: “Папа, я напишу письмо Гретхен”. Так дочка по-немецки куклу зовет. “Но ты не умеешь писать”. — “Так ведь и Гретхен не умеет читать”. Соседка рассмеялась. Жена стояла тут же и тоже смеялась.

Только Яков Михайлович хотел продолжить свой рассказ, как из коридора послышался разговор. Какой-то пассажир искал проводника. Яков Михайлович поспешил на зов.

Семен и Игорь прошли по коридору, прислушались — в купе Рахими было тихо. Ковер в коридоре скрадывал шаги. Вышли в тамбур, покурили. Сбоку засияла россыпь огней. Станция. Тепловоз повернул к огням, вагоны повело вбок, колеса застрекотали по стрелкам, пошли все тише, тише и остановились. Игорь вышел на перрон, вздохнул всей грудью. В дверях появился Михайлыч.

— Стоянка — пять минут, — сообщил он.

От вокзала к вагону метнулась юркая фигура, через шею на ремне лоток, лицо забинтовано: должно быть, человек где-то основательно ударился. Фигура вскочила на ступеньку, но сверху загудел Михайлыч.

— Куда?

— Может, пассажирам нужны пирожки горяченькие.

— Где это тебя так угораздило?

— Бежал по путям да споткнулся.

— Ну и лежал бы дома. Куда я тебя пущу с такой физиономией. У нас знаешь, какие пассажиры… Вагон-то, разуй глаза, международный.

— План у меня горит, план, — взмолилась фигура.

— А водкой от тебя, случаем, не пахнет?

— Ни-ни.

— Ну, иди, да смотри.

Фигура юркнула в вагон.

Игорь и Семен переглянулись. Семен первым вошел в вагон. Лоточник стучался в крайнее купе.

— Садись, — пригласил Михайлыч Игоря, — сейчас тронемся.

— А как же лоточник?

— Продаст пироги, сойдет на следующей станции.

Когда Семен шел по коридору, лоточник остановился у купе Рахими. Семен подумал: “Впустят? Не впустят?” Впустили. Поезд тронулся. Из-за двери купе донесся голос Рахими:

— Ах, пырожкы, горьяшие, пырожкы… Проходьите. Садитесь.

Семен зашел в свое купе и, приоткрыв дверь, стал наблюдать. К нему юркнул Игорь. Лоточник задерживался.

— За это время можно распродать всю корзину, — ворчал Игорь.

— Да, он подозрительно долго там сидит. Как выйдет, проследи. Сойдет на станции, иди за ним, осторожно выясни, кто такой, но так, чтобы он не обнаружил твоего интереса. Не выпускай его из поля зрения и дай телеграмму при первом удобном случае. Тебе вышлют помощь.

Лоточник вышел от Рахими, когда станция осталась далеко позади. Поезд сбавил ход — путь шел на уклон. За окном мелькнул огонек семафора. Сразу на холме начинался лес; месяц зашел за облака, и лес темнел неясной массой. Лоточник пошел в соседний вагон.

Выждав несколько секунд, Игорь шагнул за ним в тамбур. В соседнем вагоне лоточника не оказалось. Он не мог так быстро перейти в следующий вагон. Игорь метнулся обратно в тамбур. Рванул наружную дверь, она была открыта. Ясно, лоточник спрыгнул с поезда на ходу. В тамбур вошел Семен, увидев открытую дверь, он сразу догадался в чем дело.

— Оставайся ты! — бросил он и прыгнул в темный проем двери. Поезд прогрохотал над ним. Семен пошел назад, против хода поезда. Но нигде никого не было. Неподалеку на холме темнел лес. Семен притих, может, услышит шаги? Но и шагов не было слышно. Всю ночь Семен пробродил по лесу, но так никого и не нашел. К утру добрался до станции. Пытался искать лоточника там, но он исчез бесследно.

А Игорь ехал с Рахими до Москвы. Их поселили в гостинице, взяли на проверку паспорта. Стало ясно, что они приехали неспроста. Но доказать это было нечем. Они сидели мирно и тихо — и никаких нигде происшествий не было.

В то время как Семен перебирал в памяти все, что было связано с делом Рахими, у ворот посольства, в котором была совершена кража, остановилась машина. Постовой милиционер, скользнув по машине взглядом, отдал честь. Ворота распахнулись, черная “Волга” плавно вкатилась во двор, остановилась у подъезда. Держа под мышкой портфель, работник Министерства иностранных дел Советского Союза вошел в подъезд и уверенно шагнул в распахнутую дверь.

В приемной его ожидали. Навстречу поднялся из-за стола Ренье, он сделал шаг вперед, на смуглом полном лице появилась улыбка.

— Господин Кузнецов?

Советник наклонил голову, пожал протянутую руку.

— Очень, очень рад. Секретарь посольства Ренье.

Ренье отступил в сторону, указал рукой на кресло. Кузнецов сел. Секретарь опустился в соседнее кресло.

— Вы по поводу ограбления? О-о, вы привезли нам и пропажу? — Он сделал вид, будто только теперь заметил портфель. — Я доложу послу.