Телеграмма пришла в воскресенье. Семен проснулся в этот день хмурый; поездка на дачу в лес не успокоила его. Пришел Смирнов и увел Семена в столовую, а потом в спортивный зал — померяться силами на шпагах. Семену было все равно, куда идти, и он пошел за Игорем. Смирнов выбрал шпагу и улыбнулся. Семен тоже выбрал, выпрямил ее, надел маску.

— Ну, начали.

Они сделали шаг навстречу друг другу.

— Так, так. Смелее, — подбадривал их тренер.

Но Семен действовал вяло и нерешительно — как во сне. Он слышал, что говорил тренер, слышал лязг металла рядом. Игорь наступал решительно.

— Вперед! Выпад! Укол… — тренер крикнул, и, только после того как он крикнул, Семен почувствовал — конец шпаги коснулся его груди.

Он снял маску, улыбнулся Игорю:

— Твоя взяла.

— Ты просто сегодня не в форме. Попробуем еще.

— Нет. Пойдем погуляем.

Но погулять им не пришлось: пришел посыльный и передал приказ полковника явиться в управление.

Вскоре Харитонов с Игорем уже входили в кабинет. Василий Степанович сидел задумчивый. Быстро, исподлобья, кинул взгляд на них, кивнул коротко:

— Присаживайтесь, — и, протянув телеграмму, сказал глуховатым баском: — Читайте.

Харитонов прочитал первым и, ничего не сказав, передал телеграмму Игорю. Он молчал, пока Игорь читал, молчал, когда младший лейтенант осторожно положил телеграмму на краешек стола полковника.

— Вот такое, друзья, дело, — проговорил Василий Степанович. — С виду оно, может, и не сложное. Там увидите, что и как.

…Самолет тяжело оторвался от земли — нос задрался, правое крыло накренилось, и стеклянные коробки вокзала остались чуть слева и позади. Проплыл лесок. Самолет, набирая скорость, подымался все круче, земля уходила все дальше, ее окутала синяя дымка, и сквозь синеву Семен едва различил пригородный поселок, дорогу и машины, бегущие по ней. Световое табло над входом в кабину потухло. Игорь достал из кармана папиросы, щелкнул ногтем по крышке:

— Закурим?

— Не хочу, — Семен откинулся на кресле.

Игорь сунул папиросу в рот, чиркнул спичкой:

— Вот загадал нам полковник загадку.

Семен молча смотрел на облака, проплывавшие внизу. Они были белые, рыхлые, как снег, и блестели под лучами солнца. Облачность началась сразу за пригородами и чем дальше, тем становилась гуще, — ни просвета, ни синего донышка. Семен подумал, что и в их деле пока вот тоже все без единого просвета.

…Турбины глухо завывали. Было похоже — шумит на мельнице у плотины вода. До войны Харитонов был у деда в деревне. Дед, весь морщинистый, темный, прокаленный солнцем — лишь волосы на голове белели, как сухой ковыль, — водил его на мельницу. Запруда была земляной, в узком месте посередине запруды зеленели в створе ряжи; вода, теснясь и переваливая через створ, падала с полутораметровой высоты, и звонко шумела, и закипала внизу бурунами. Над плотиной стоял неумолчный гул, водная пыль искрилась и сверкала всеми цветами. В нем Семену слышалась тягучая однообразная песня, какие он слышал, сидя вечерами на крыльце… Облачность осталась позади. Земля темнела внизу: туманная — под крылом самолета и темно-синяя, с оранжевым оттенком — там, где всходило солнце. Турбины загудели глуше. Вдалеке, за темным пятном рощи, показался изгиб реки, стали различимы коробочки домов. Самолет подставил бок солнцу — оно брызнуло в окно. Семен почувствовал, что самолет пошел на снижение. Пока механики возились с моторами, Харитонов и Смирнов погуляли по бровке поля. Еще зеленела трава, уходила в степь дорога, ветерок, пробегая, поднимал там султанчики пыли… Игорь продолжал разговор, начатый в самолете.

— А может, там и загадки никакой нет.

— У тебя уже сложилось мнение?

— Пока еще нет. Но скажи, кой черт несет их на поезде через всю нашу страну?

— Поживем — увидим. — Семен, не договорив, пошел к самолету.

Когда самолет поднялся и лег на курс, Игорь повернулся к Семену, но тот, прикрыв ладонью глаза, сделал вид, что задремал.

В Баку прилетели перед вечером.

Солнце еще стояло над грудой облаков — от вокзала и домов легли на асфальт длинные тени. Харитонов и Смирнов, миновав застекленные двери, спустились по ступенькам. Из тени чинары им навстречу шагнул высокий, узколицый человек с темными усиками. На нем ладно сидел коричневый полосатый костюм.

— Вы из Москвы? От Никодимова?

— Да.

Он протянул узкую сильную руку, представился:

— Лейтенант Дадашев.

— Харитонов.

— Смирнов.

Дадашев открыл дверцу машины.

— Пожалуйста. — Сел за руль и, оглянувшись, добавил: — Сначала в управление. Познакомитесь с делом. А потом в гостиницу. Идет?

Семен промолчал. А Игорь ответил:

— Идет.

— Ну, вот и ладно.

Стекла по бокам были открыты, машину продувало со всех сторон; она, покачиваясь, поплыла но шоссе. От асфальта еще шел жар, от пригорков тянуло нагретой землей, а в машине пахло резиной и теплым железом.

Пока ездили в управление и на таможню к пограничникам, стемнело.

Семен вошел в номер и сел к столу. Из окна гостиницы был виден почти весь Баку. Вдоль улиц цепочками уходили фонари. Они спускались к морю. Там, впереди, где ряды огней обрывались, потемневшее небо сливалось с морем, оттуда плыли непонятные запахи и тянуло прохладой.

Снизу доносился негромкий разговор. Семен узнал мягкий говорок Дадашева. Значит, Дадашев еще не ушел. И Игорь там с ним. Шевельнулось раздражение. Он даже не мог понять, откуда оно взялось вдруг против глубоко симпатичного ему паренька. И в том, как говорил с ним сегодня Игорь, и в том, как он много курил, и в том, как серьезно и важно глядел, ему почудилась рисовка, а этого Семен не любил. Он вспоминал жесты и словечки Игоря — слишком четкие жесты и слишком бойкие словечки, вспоминал его тон — нарочито твердый и убежденный.

Там, внизу, голос Дадашева проговорил:

— Пока. До завтра.

— До завтра.

Это говорил уже Игорь.

Семен, наконец, встал, зажег свет, разделся, не торопясь, забрался под одеяло и закрыл глаза. Вошел Игорь.

— Семен, ты спишь? Слушай, мы с Дадашевым почти земляки. Он долго жил в Ленинграде. Окончил там инженерный факультет. А я учился на филологическом. Ты знаешь, он жалеет, что мы так скоро уедем из Баку. Он хотел сводить нас в оперу. Тут идет сейчас “Кер-оглы”. Замечательная опера. Я слышал ее в Ленинграде. Кончим это дело — махнем в оперу? А, Семен?

Харитонов приоткрыл веки:

— У нас не хватит на это времени. Ложись. Завтра не проспи.

Семен увидел иностранцев еще издалека. Рахими важно шествовал к вагону. Жена его шла легко и свободно, слегка прищурясь глядела по сторонам. Она улыбаясь говорила что-то мужу, и все это выглядело естественно и просто. Когда Дадашев толкнул его локтем, Семен, слегка повернув голову, уголком глаза быстро глянул на них обоих и подумал, что если это игра, то началась она по всем правилам.

Семен и Дадашев вошли в вагон. Семен оглянулся:

— А где Игорь?

— Я видел его в тамбуре.

“Как бы не сглупил, не выдал бы себя”, — подумал Семен.

Поместились они в разных концах международного вагона. Купе Игоря было рядом с отделением проводника Якова Михайловича. С ним-то и стоял Игорь у вагона. Семен выглянул. Игорь в это время что-то спросил у проводника. Яков Михайлович ответил. Игорь рассмеялся. Улыбнулся и Яков Михайлович.

“Ну, этот везде заводит знакомства”, — одобрительно подумал Семен об Игоре. Знакомство с проводником только на пользу. В случае надобности он им поможет.

Раздался свисток. Вошел Игорь. Дадашев пожал Семену руку и вышел из вагона.

Утро было свежее и тихое. Хвост тучи еще виднелся вдалеке, но асфальт уже высох, и лишь кое-где темнели на нем мокрые пятна. На востоке между домом и чинарой показалось солнце — все кругом повеселело, небо засветилось мягче, блеск из окон вокзала ударил в глаза, а лужи на асфальте заиграли светлыми бликами.