— Валентина выглядит как привидение.

Поскольку полковник всегда возражал этой даме, то сделал это и сейчас:

— Не понимаю, откуда вы это взяли!

— Неужели? — фыркнула леди. — Вижу, вам прием не нравится? Конечно, это идея Сциллы, и, замечу, очень удачная. А что там за история с приятелем Гилберта, завезшим их в канаву?

— И вовсе не в канаву, а в колючую изгородь у поля Плоудена!

— Они что, выпили по поводу радостного события?

— Не заметил ничего подобного!

— Значит, этот парень — отвратительный водитель! За рулем ведь сидел он, а не Гилберт? Я должна знать, потому что, если это был Гилберт, я посоветую Валентине порвать с ним! Нельзя выходить замуж за человека, который в состоянии завезти вас в канаву!

— Говорю вам, это не канава! Леди раскатисто расхохоталась:

— Какая разница? Слушайте, а что с Валентиной, боится? Помню, я чуть в бега не ударилась перед свадьбой с Тимом. Надо подойти подбодрить девочку. А вам самому эта свадьба нужна? Ведь вы до смерти ненавидите всякую шумиху, заботы… и уход Вэл… Все это вас не очень радует, не так ли? Вам будет ее не хватать, я говорю не только о чувствах.

У полковника и леди была общая бабушка, так что они приходились друг другу родственниками. И если уж своя собственная кузина открыто намекает на такое, что говорить об остальных. Конечно, большие темные глаза этой леди с неиссякаемым интересом исследовали личную жизнь окружающих, которых она щедро оделяла добротой и непрошеными наставлениями. Ее плотную фигуру, в неотъемлемом грубом твиде, неизменно видели на всех местных сборищах. Толстый кошелек ее мужа был всегда открыт для добрых дел. В этот вечер дама упаковала себя в алую парчу, дополнив наряд широким неприлично дорогим ожерельем из рубинов и бриллиантов, покоящимся на обширном бюсте. По обеим сторонам круглого красноватого лица колыхались серьги с крупными бриллиантами, совершенно седые волосы были собраны во внушительных размеров пучок. Все знали, что ее мелковатый и отнюдь не изысканный с виду муж сколотил громаднейшее состояние на сети овощных магазинчиков.

Спорить с Норой Мэллет не следовало, поэтому Роджеру оставалось признать очевидное:

— Да, мне все это не по душе.

Но дама не собиралась останавливаться на достигнутом. Она хотела поговорить о его финансовых проблемах и сделать это именно сейчас.

— Элинор порадовала вас своим завещанием, правда? Шесть сотен фунтов в год, пока Вэл не исполнится восемнадцать, а потом еще по две сотни, до тех пор пока она будет здесь жить! Бедняжка Элинор, что она сотворила со своей жизнью, выйдя замуж за этого типа, Грея! Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он гонится за ее деньгами. Знаете, я всегда считала, что она окажется менее щедрой к вам. Конечно, вы ближайший родственник и все такое, но мало кто думал о родне со стороны супруга в викторианские времена… Вообще-то стоило и подумать, особенно когда наследование шло по мужской линии, а в семье рождались одни девочки.

— Дорогая Нора, мы с Элинор жили не в те времена.

— Уж лучше бы в те, тогда бы вы наверняка поженились.

— Но мы не поженились, и хватит об этом, — резко бросил Роджер.

— И, тем не менее, жаль. Какой позор для вас — вступить о владение поместьем, не имея денег содержать его. Все эти правила по наследованию майоратов — просто чушь. Лучше бы поместье перешло к Валентине, она бы легко позаботилась о нем, с той кучей денег, которые унаследовала от матери. — Тут говорившая обратила внимание на помрачневшее лицо собеседника и добавила: — Ну ладно, не грустите, знаете, я всегда считала, что лучше говорить открыто.

— Не вижу повода веселиться.

Женщина рассмеялась:

— Тогда подождем, пока подадут шампанское!

Она отошла, оставив погрузившегося в тягостные раздумья полковника. Два дня подряд шампанское! А единственное, чего он не переносил, — это подавать гостям дешевое вино. Как хотелось Рептону, чтобы все поскорее кончилось… но счета-то останутся.

В это время, преследуя одной ей ведомую цель, к нему подошла Метти Эклс. На ней было то самое черное платье, которое она неизменно надевала на все праздники последние десять лет, на этот раз дополненное воздушным ярко-голубым шарфом под цвет глаз. Как всегда, эта особа была совершенно довольна собой. Она бросала по сторонам острые критические взгляды, все замечая и оценивая.

— Не знаете, что здесь делает Гилберт? Ведь ему следует находиться в городе, на своем собственном мальчишнике, тогда бы его не завез в колючую изгородь этот… как его… Джон Эддингли. Мне сказали, ему три шва на губу наложили — конечно, Эддингли, а не Гилберту, — а он и так не красавец. Кем он работает? В министерстве иностранных дел, как и жених? Да, их там учат манерам и как одеваться, но им нужна лишь капелька мозгов в голове. Как грустно! Слава Богу, что с Гилбертом все обошлось, да он, кажется, и поумнее, а уж красавчик! Между нами, Роджер, вам не кажется, что молодой человек… как бы это выразиться… слишком хорош собой? Надеюсь, Валентина так не считает? Или все-таки считает? Если нет, то она будет единственной среди женщин. Конечно, муж — другое дело.

— Не понимаю, о чем вы, — сухо сказал полковник.

Голубые глаза женщины блестели.

— Какая ерунда, дорогой! Вы меня прекрасно понимаете! Гилберт внешне — мечта молодой девицы, только это не всегда хорошо для семейной жизни. Надеюсь, деньги закреплены за Валентиной?

— Конечно, — машинально кивнул полковник, но опомнился и возмутился: — Ну, знаете, Метти, это уж слишком…

Женщина понимающе кивнула:

— Понимаю, понимаю… О таком обычно молчат, но что толку быть хорошими друзьями, если нельзя говорить откровенно? А уж если мы с вами проявляем такую невоспитанность, то не скажете ли вы еще, почему Валентина выглядит как…

— Метти, дорогая! Я вовсе не собираюсь обсуждать с вами эту тему. Тут и говорить не о чем. Девочка просто с ног падает, совершенно вымоталась, вот и все.

— Что ж, хорошо, если так. Считается, что невеста должна выглядеть лучше всех, но так редко бывает. Кстати, жених выглядит достаточно влюбленным. Не правда ли, его развлекает происходящее? Всех старается покорить своим обаянием, такой душка! Но у Валентины это, наверно, серьезно, потому-то люди и задаются вопросом, счастлива ли она. Конечно, надо принять во внимание, что юноша станет лордом Бренгстоном. Как утомительно для бедного человека иметь столько дочерей, но зато все прекрасно складывается для девочки. Правда, титул в наше время не очень важен, но зато украшает, а если кто может это себе позволить, то именно Валентина, с ее-то деньгами.

Молодой человек, о котором шла речь, как раз пересек комнату, чтобы подойти к Валентине, стоявшей рядом с пресловутым Джоном Эддингли, высоким молодым человеком с топорными чертами лица, украшенного пластырем на верхней губе. Девушка накрасила губы очень бледной помадой, так как боялась, что более яркий оттенок подчеркнет ее бледность, и чуть тронула румянами щеки. Ей казалось, что вышло неплохо, но сейчас, глянув на свое отражение в одном из зеркал, висящих между окнами, она заметила, что косметика неестественно выделяется на гладкой белой коже.

— Можно я поведу тебя к столу? — спросил Гилберт. Девушка, слабо улыбнувшись, спокойно ответила своим нежным голосом:

— Конечно, мы все ждем только Сциллу, она ужасно опаздывает, впрочем, как всегда. — Ответ был произнесен на удивление монотонно, как будто говорившая слишком устала, чтобы заботиться о выразительности речи.

В последовавшей паузе все услышали, как Мегги Рептон пролепетала:

— Боже мой…

Сэр Тимоти Мэллет вытащил часы и проверил время.

В этот момент открылась дверь и появилась прекрасная Сцилла в золотом до неприличия открытом платье. Ее руки, плечи и грудь сверкали молочной белизной, волосы золотились в свете ламп. Неторопливо войдя, женщина, продолжая улыбаться, постояла секунду, а потом произнесла своим звучным голосом:

— О, все уже собрались, а я опять опоздала… Как это ужасно нехорошо с моей стороны! Мегги, с кем я иду к столу? Это жених или сэр Тим, не помню.