Именно эти строки показались ей наиболее подходящими к ситуации в Тиллинг-Грин. Были они плодом размышлений самого Соломона или нет — не важно. Поражали и столь глубокое проникновение в самые темные уголки человеческого сознания, и вековая мудрость, которой эти строки были пронизаны. Мисс Силвер закрыла книгу и помолилась на ночь.

Затем дама сняла халат и положила его поверх аккуратно сложенной дневной одежды, выключила свет, раздвинула занавески и открыла дальнее из двух окон, размышляя, как сильно меняются со временем бытовые привычки, ее бабушка и помыслить не могла о том, чтобы впустить свежий ночной воздух в спальню, разве что в разгар летней жары. А какие-то сто лет назад закрывали не только окна, но и задергивали тяжелые занавеси вокруг кроватей. Здравый смысл мисс Силвер был на стороне перемен, хотя она считала, что современные молодые люди иногда перегибают палку. Вечерний воздух оказался вполне теплым, и она распахнула окно настежь. Луна спряталась за тучами, так что разглядеть удавалось только дорожку до ворот. Пока мисс Силвер стояла у окна, от ворот поместья на другой стороне озера Грин отъехал автомобиль, за ним второй и третий. Она вспомнила, что в поместье прием накануне венчания, и сейчас гости разъезжаются. Среди них должны быть Метти Эклс и Конни Брук, подружка невесты, они наверняка вернутся домой вместе, это будет приятно обеим.

Мисс Силвер уже собиралась отойти от окна, когда услышала шаги и стук калитки, причем не коттеджа «Виллоу» или дома Метти, стоящего слева. Звук шел с другой стороны, справа, где стоял коттедж «Гейл», в котором обитал самый таинственный житель Тиллинг-Грин — мистер Бартон, если, конечно, верить словам Фрэнка. Молодой человек назвал его спокойный безвредным стариком, любителем кошек, который совершенно не терпит в доме женщин, сам готовит и убирает.

Дама высунулась из окна. Она еще не пригляделась к соседу, хотя много о нем слышала от мисс Вейн. В деревне не одобряли его затворничества, котов, привычки гулять по ночам. Как выразилась мисс Рени: «Конечно, человек пытается всех воспринимать по-хорошему, но зачем по ночам-то шнырять?»

Очевидно, сейчас мистер Бартон возвращался с очередной прогулки в темноте. Мисс Силвер удалось лишь разглядеть высокую фигуру у калитки. Постояв там с минуту, человек направился к дому. Стукнула калитка.

Коттедж «Гейл» был самым старым строением в деревне. В дневном свете он выглядел живописным до неприличия. Слишком крутая крыша подсказывала, что комнаты второго этажа вряд ли достигают шести футов в высоту. Фасадные окна практически целиком занавешивал старый плющ, за которым никто не следил. Вход находился не с фасада, а за углом. Мисс Силвер еще сильней высунулась из окна и смогла увидеть, как мистер Бартон подошел к входной двери. Подойдя, человек достал фонарик и взял его в левую руку. Направив свет на большую старомодную замочную скважину, он вставил в нее ключ и открыл дверь. На мгновение луч фонарика оказался направленным во тьму дома, наблюдательница заметила в его свете большого полосатого кота, прошествовавшего в темноту, за ним второго, третьего, четвертого… Когда свет падал уже на седьмого по счету, мистер Бартон переступил порог, захлопнул дверь и запер ее за собой.

Тут мисс Силвер почувствовала, что ночной воздух не такой теплый, как показалось вначале. Она отошла от окна и поскорее укрылась пуховым одеялом. Вскоре на дороге послышались еще какие-то голоса, мисс Метти пожелала кому-то спокойной ночи, ответ был неразборчив.

Наступило великолепное ясное утро. На западе еще виднелись тучи, но остальное небо сияло радостной голубизной, призывающей забыть о дождях и туманах. Горничная принесла Валентине утренний чай и поставила поднос на столик у кровати. Через раздвинутые занавески комнату заливал яркий свет.

— Какой прекрасный день, мисс, — сказала девушка, — надеюсь, погода продержится.

— Спасибо, Флори.

Валентина села и повернулась, чтобы взять чашку. Легче бы было встретить то, что ее ждет, при менее ярком освещении. Грядущий день казался ей крутым холмом, на который надо взобраться, только неизвестно, как это сделать. У нее не было твердо намеченной цели и недоставало настоящей решимости. Девушка проснулась отдохнувшей после глубокого затянувшегося сна, принесшего ощущение легкости. Где-то глубоко внутри трепетала радость от возвращения Джейсона, но о том, как преодолеть все то, что разделяло их, Валентина еще не начинала думать.

Но ничего не поделаешь, придется. Флори вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Милая девушка, ей не терпится побывать на свадьбе, вот будет для нее разочарование! Вообще, многие огорчатся. Вот, например, Мегги купила новую шляпку к торжеству. Но не может же она выйти замуж за Гилберта только потому, что это не понравится Флори, или из-за шляпки тетушки, или из-за платьев подружек невесты, или из-за новых шелковых перчаток, купленных Метти Эклс. На секунду Валентина, как наяву, услышала голос Метти: «Старым, наверно, уже лет десять, их много раз чистили, поэтому я решила в твою честь купить новую пару». Что тут говорить, конечно, она разозлится.

Девушка с удовольствием отпила глоток теплого чая и снова подумала, что же ей делать. Во-первых, надо объявить дяде Роджеру, что свадьбы не будет. Он захочет узнать, почему, а объяснить ничего невозможно, нельзя же прямо сказать: «Я не могу выйти замуж за Гилберта, потому что он — любовник твоей жены». Причина, несомненно, уважительная, но привести ее нельзя, это уничтожит дядин брак. Конечно, счастливым его назвать нельзя, но, если полковник узнает, что Сцилла ему неверна, это будет для него слишком жестоким ударом. Несомненно, он свалял дурака, женившись на этой женщине, но понять это самому — просто ужасно. Нет, она не может так ранить дядю.

Конечно, она услышала нечто, не предназначенное для ее ушей. Валентине даже пришло в голову объявить Гилберту, что ей все известно, но она понимала, что не сможет использовать этот предлог, чтобы разорвать помолвку или выдать Сциллу.

Девушка допила чай и отставила чашку. Уже пробило восемь часов, повсюду уже встали и продолжили приготовления к ее свадьбе. На чайном подносе лежала стопка писем. Наверно, там были телеграммы и сообщения о телефонных звонках и полученных в последнюю минуту подарках, их следовало присоединить к остальным, поблагодарить и отослать обратно. Она взяла лежащие на подносе бумаги и стала их просматривать.

Вот небрежный почерк Дженет Грант, двух букв в линеечку не найдется, а на странице — четыре строчки:

«Дорогая… ужасно сожалею…

Джессика подавлена… не могу ее оставить…

со всей любовью…

она просит передать…»

Мама Лекси Мерридью — Лекси тоже сожалеет.

Следующий конверт можно купить в любом дешевом магазине, обычно такие продают вместе с уцененными рождественскими открытками. Почерк незнакомый, очень крупный и некрасивый. Нечего было гадать, она знала, что это за письмо, но все равно вскрыла его и вытащила тоненький помятый листок, исписанный той же незнакомой рукой. Ни обращения, ни подписи, только слова.

«Может, вы и не возражаете, что он заигрывал с Дорис Пелл и вынудил ее к самоубийству или что он флиртует с СР., а если и этого не видите, то вы еще большая дура, чем кажетесь. Но лучше бы вам разузнать, как он женился на Мари Дюбуа, когда жил в Канаде под вымышленным именем, иначе пополните собой череду других девиц, которых этот тип сбил с пути истинного».

Валентина швырнула письмо обратно на поднос и задумалась.

Пробило половину девятого.

Услышав удар часов, Пенелопа Марш, высокая загорелая голубоглазая девушка с белозубой улыбкой, спрыгнула с велосипеда, поставила его под навес в саду и открыла дверь коттеджа «Крофт» своим ключом. Из холла она окликнула Конни Брук. Не услышав ответа, она позвала снова, громче и настойчивей. И тут ей что-то показалось странным — все окна были закрыты. Дети приходят в девять, и они обычно сначала проветривали комнаты, а потом закрывали окна, чтобы воздух прогрелся до начала занятий.