И оказался прав.
На встречу с ним я пошел с тяжелым сердцем. Один, так настояла Нина Ароновна. Я не знал, что скажет мне этот Шаро-ев, но то, что ничего хорошего я от него не услышу, было точно. Ничего… Это же была моя идея: наказывать клиентов. Вот и получите, гражданин Светлов.
Кавказец оказался маленьким, худым и небритым. Полуприкрытые, опухшие веки усиливали выражение надменности на носатом лице. Я слыхал, что под этим Шароевым работают чудовищные отморозки, не брезгующие никакими способами добычи денег. Пестрая, разномастная, многонациональная банда. Я понимал, что, связавшись с ним, я поставлю на себе клеймо беспредельщика. Но я выдохнул и решил — значит, так. Такая жизнь, как фальшиво гнусил Виталик
Шароев сказал:
— Я дам тэбе две машины и оружие. ТГ, хорошие стволы. Два. Патроны есть. Говорили, нэ любищ потрэбителей? — Не ожидал от него таких рассуждений. — Я тоже не люблю. Нужно распределять, вот ты этим и займещса.
Это был бандит-философ. Самое гнусное дело он мог оправдать круглыми, неспешными словами, весомость которым придавал сочный южный акцент. Помимо оружия и машин он снабдил меня наводкой на одного подмосковного бизнесмена, кстати постоянного клиента нашего досугового центра, которого кавказцы срисовали сите несколько недель назад и пасли. Срубить жирок дали нам. Нет смысла описывать, обычное ограбление, в котором нам пособила Мила Харим-Паровозом. Она, собственно, и открыла нам дверь и таким образом оказалась в курсе моих темных делишек. Кроме нее и нас об этом знали еще только двое: Ароновна и Фил Грек. Остальные, включая Катю, как говорится, догадывались.
Все это проходило удачно. И проходило в течение трех лет. С Шароевым я связывался примерно раз в два или три месяца, работал по его наводкам или же, внимательно изучив дело и поняв, что гниляк, отказывался. Честно говоря, я не помню, как толком прошли эти три года. По-моему, я сам не заметил, как стал убийцей и бандитом. Конечно, я себя таким не считал, «убийца и бандит» — это всегда оценка со стороны. Теперь я могу оценивать себя со стороны и ежусь от холода. Тут, где я теперь сижу, на самом деле прохладно.
И только однажды этот промысел принес мне истинное удовлетворение. Безо всяких оговорок.
Мне позвонил Шароев и сказал, что есть один сочный кабанчик, которого его, Лечо, чурки срисовали и просекли, что он клубится по «голубятникам» и сшибает мальчиков. Толстый такой парень, похож на какого-то грызуна, ну и фамилия у него соответствующая — Хомяк.
Я, как про Хомяка услышал, так аж вздрогнул весь. Ну, думаю, не бывает таких совпадений, и все тут. Не бывает!
И это был он. Хомяк Я срисовал его в клубе, в том самом, насчет которого сказал мне Шароев. Я подослал к Хомяку Юли-ка, а сам позвонил Кате. Это было первое, что пришло мне в голову. Кате. Не знаю, как она, а я прекрасно помнил ту саратовскую ночь, когда я отвез ее на «крышу», а сам сидел в машине с Витькой, и ждал, ждал, черное небо казалось огромной каменной глыбой с редкими проблесками, словно кварц… я этого ничего не забыл. И я хотел посмотреть на Катю: что она скажет, что она почувствует, когда увидит человека, чьей подстилкой когда-то была и от которого сделала мучительный аборт. Из-за которого теперь она не могла родить уже никогда.
Хомяк неожиданно бурно обрадовался, когда увидел меня и узнал во мне «поганого сутера» Романа из Саратова. Теперь-то ехму не перед кем было выламываться, в том смысле, что он мог разговаривать со мной как ему заблагорассудится, а не по понятиям строго надзирающей братвы.
Ну что. Поговорили.
— Приятно видеть своих земляков в Москве, — сказала эта харя, угощая меня и Юлика ромом. — Все-таки Москва — это большая пустыня, где никого не дозовешься. — Он был прилично пьян, а Хомяка — на моей памяти — ну всегда тянуло на разглагольствования по пьяной лавочке. — Я вот уже несколько лет как переехал. Квартиру прикупил, бизнес свой влегкую поставил. Правда, своих, саратовских, не забываю.
— Правда, что ли? — выдаивая из себя улыбку, спросил я. — Как там мой несостоявшийся отчим Коля, то есть Николай Михалыч Голик?
— А, это ты опоздал спрашивать, Роман. Его уж несколько лет как убили в разборке. Говорят, кусками нашинковали.
— А, ну да, — вспомнил я. — Правильно. Я же, когда после армии в Саратов… сказали мне, в общем. А Ильнара Максимовна?
— А что этой сделается? Процветает. Открыла не одну, а целую сеть блядских контор. «Крыша» у нее добротная, сам ставил. Как говорится, по моим заветам…
— Врешь, — сказал я равнодушно.
Хомяк не обиделся, только еще сильнее распустил свое мясистое лицо в длинной зубастой улыбке
— Я эту скверную привычку врать еще с детства бросил. Боком она выходит. За базар отвечать надо. Хотя, с другой стороны, время отмороженных банд уходит, ушло уже почти, можно сказать. Сейчас вся сила у чинарей и олигархов, вот так. Ну и ГБ, конечно. — Он наклонился ко мне и, едва не коснувшись блестящими от жира, толстыми губами моего уха, заговорил:
— А помнишь, в Саратове как круто было, а? Ты ведь зла на меня не держишь, конечно? Нет? А что было, то было. Понятия тогда такие были. Бандиты, «ракетчики», все такое. Одно слово — беспредел. — Он вздохнул и переменил тон: — Э-эх, где они все, эти саратовские девчонки… Олеся, Катя… даже была там такая толстая квашня Василиса, я и ее с удовольствием бы сейчас повидал. Со всеми вытекающими. Честное слово.
— Могу устроить, — сказал я.
— Что… с Василиской? Она здесь, в Москве?
— Нет, не с Василиской. С Катей. Только, Хомяк, придется заплатить подороже. Она, Катя, теперь в большой цене. Элитная проститутка, что ж ты хочешь.
Хомяк взволнованно заколыхался всем телом:
— Катя? Здесь? И ты можешь ее подтянуть в этот клуб? Вызвонить?
— Уже вызвонил. Она сюда едет.
Пьяный Хомяк полез ко мне целоваться:
— Ты, Рома, всегда угадывал самые затаенные мои желания!
Вот что значит земляки, а? Вот что значит… — Он хитро осмотрел меня с головы до ног, а потом сказал:
— Послушай, а ты ведь опять тоже того… по вызову? Иначе бы в этом клубе не сидел, а? Ведь я знаю, точно.
— Что, Хомяк, на мальчиков перекинулся? — ?просил я. — Можно и это организовать. Только дорого это, сам понимаешь — Москва!
— Да для земляков мне ничего не жалко! — засуетился он, и я подумал, как все-таки меняет людей время. Кто бы мог подумать, что бывший бригадир саратовских бандитов, суровый, беспощадный ублюдок, превратится вот в этого сюсюкающего пьяного толстяка с педерастическими наклонностями и гнилым базаром. Как раз показалась Катя, причесон-педикюр-ма-кияж «чисто типа круто» — она была, как всегда, отпадна, в до-рогущем платье, и у Хомяка едва челюсть не отпала, когда он увидел, что сталось с той малолеткой, которую он обрюхатил в Саратове. Наверно, ему тоже пришли в голову мысли о времени, меняющем все. Ну и о деньгах, которые в Катькину внешность вбуханы. Хомяк стал с Катькой целоваться, и меня покоробило то, что ей, кажется, было все равно. Она опять под наркотой. В последнее время Катя пристрастилась к ней, ничем хорошим это не пахло. Когда Кока и Гера идут к вам в гости, то они очень мало похожи на Винни Пуха и Пятачка, а вот вы на Кролика, может, и смахиваете: от кокса глаза красные.
В клубе мы отвисали не так уж долго, а потом Хомяк предложил поехать к нему. Все это почему-то до крайности напомнило мне кувыркания с жирным и уже покойным работничком прокуратуры, у которого засветилось Катькино уголовное дело. Не знаю, почему это мне напомнило. Наверно, интуитивно, как умно выражался саратовский Геныч.
Хомяк был очень весел. У него вообще всегда хорошее настроение делалось, когда он Катю видел. Всегда шутил, юмо-рил, как Жванецкий, даже тогда, когда на глазах у Кати доктора Степанова, или Степанцова, не помню уж — убивали. Мило и непринужденно, как все у Игоря Валентиновича делалось. С расстановкой, шуточками-прибауточками. В машине он веселился, кидался скомканными двадцатидолларовыми бумажками и называл их макулатурой. Меня это новорусское свинство давно не вставляет, я просто складываю макулатуру Катьке в сумочку — потом поделимся. Водила, он же охранник Хомяка по совместительству, на меня косился подозрительно, но ничего не говорил, позже оказалось, что у него с этим, с говорильней, вообще большие сложности: три класса образования, помноженные на заикание и картавость.
