Жилье получить в городе можно, квартиру отдельную — при царе только богатые могли купить дом. Квартплата небольшая, врачам платить не нужно. Много хорошего коммунисты делали, и если бы кровь не лили и дали на себя трудиться, как при НЭПе, то жить стало бы намного лучше. И добавил, что ум за разум заходит, как выбрать тут добро и зло, если они вперемешку, что гречневая каша с молоком, да солью с перцем щедро сдобренная…

Лондон

— Старый, выживший из ума пердун!

Черчилль в раздражении поднялся с кресла, густой сигарный дым встал перед его лицом небольшим облачком. Премьер-министр Великобритании был раздражен — старая прожженная лиса Ллойд Джордж оказался весьма остер умом для своего престарелого возраста и прямо ткнул носом своего молодого коллегу в то дерьмо, которое тот ему заботливо приготовил, и даже приукрасил фиговыми листками, чтобы непрезентабельный вид подарка не спугнул раньше времени.

Нет, как и положено двум уважаемым джентльменам, разговор шел вполне корректно — обоих политиков судьба империи беспокоила. Только Черчилль, проиграв все в пух и прах, навострил лыжи за океан, дабы оттуда продолжать борьбу, отказ от которой однозначно делал его политическим трупом, никому не нужным и смердящим.

Да и по счетам тем же США нужно платить, иначе заокеанские дяденьки сами возьмут себе возмещение по выданным векселям. После этого кто захочет говорить со столь немощным правительством в изгнании. Но была одна закавыка — если правительство покинет остров, а это дело решенное, то кто будет представлять власть в Англии, ибо добровольно отдать ее оккупантам не есть разумное решение.

Вот тут сэр Уини и решил подложить порядочную свинью старейшему премьер-министру в отставке Ллойд Джорджу. И если суметь уговорить старикашку принять власть, которая заставит контактировать с немцами, а потому в той или иной степени облегчит положение народа. Но опять же население, ненавидя всей душою оккупантов, начнет презирать и правительство, с ними сотрудничавшее.

А это самому Черчиллю пойдет во благо, ибо стоит американским войскам начать освобождение Англии от нацистов, как тут явится он, боровшийся до конца и возвративший империи свободу. К тому же виновных искать не придется — вот они — предатели, все наяву и под рукою, пригвожденные к позорному столбу (на них ведь можно еще и свои грехи с ошибками свалить, изменникам нации ни один человек не поверит).

И кто его вывести на «чистую воду» посмел?! Выживший из ума старикан Ллойд Джордж, но с приличным весом матерого политика, да рядом бывший министр иностранных дел, честолюбец изрядный и сволочь, каких только поискать, — Эдуард Галифакс, барон Ирвин.

Однако заманиваемые им в ловушку моментально разгадали хитрость Черчилля, о чем ему оба и сказали, пусть и порознь, а это сразу насторожило. Пусть обиняком, ведь среди джентльменов не принято называть мерзавца этим же словом, но уверенно ткнули носом в подложенное дерьмо. И тем не менее согласились принять власть, благо контроль над столицей сохранялся полный — немцы ее не пытались штурмовать и не бомбили.

— На что же они рассчитывают?

Черчилль уже в десятый раз задал себе этот вопрос — ответа на него пока не находил. Не простаки же они, явно увидели нечто, потому и согласились. Какую же перспективу узрели? — вот в чем вопрос.

Ответа на это сэр Уинстон пока не находил. Но будет еще время — через час бомбардировщик «Веллингтон» улетит на север над морем, где еще не летают «мессершмитты», и по большой дуге доберется до Ливерпуля. А там его ждет крейсер «Глазго», на котором он доберется до Ямайки.

Будет время подумать в долгой дороге!

Берлин

— Империи возникают и рушатся, если они подкреплены только одной силой!

Андрей поднялся из-за стола, окинув взглядом просторный и длинный рабочий кабинет рейхсканцлера, в котором практически не было мебели, если не считать стола, кресел и шкафов, затерявшихся, как одинокая копна в поле. Имелся еще здоровенный глобус, но он приказал его убрать подальше — неизвестно почему, но сей географический атрибут вызвал острое чувство искреннего раздражения.

— Еще Наполеон говорил, что штыками можно сделать все что угодно, кроме одного…

Родионов сделал паузу и посмотрел на своего собеседника, маленького, кривоногого, чем-то отдаленно похожего на мартышку. Только глаза блестели, выдавая недюжинный ум.

— Сидеть на них, мой фюрер, — закончил за него высказывание французского императора доктор Йозеф Геббельс.

Что-что, а придурком, в чем изощрялись в его адрес из враждебных лагерей, бывший министр пропаганды рейха никогда не был. Наверное, срабатывал один из стереотипов человеческого мышления, который не предполагает наличие за уродливым обликом ума.

А ведь на самом деле оно так и есть — природа щедро делится другим, если человеку от нее не досталось красоты. Достаточно вспомнить всю едкую иронию, выраженную обойденными слабым полом мужиками и язвительными от зависти женщинами в адрес длинноногих и прекрасных обликом блондинок.

— Потому нужно не захватывать территории, сколачивая разноплеменную империю, а оказывать на них влияние в требуемом направлении, — Андрей усмехнулся. — Людьми идея может двигать, но процесс идет намного лучше и быстрее, если под него подведена реальная экономическая составляющая, что несет осязаемые блага.

— Вы хотите сказать, мой фюрер, что человек видит желудком?!

— Великолепно, Йозеф, вы очень тонко подметили!

Удивление было искренним. Геббельс с момента их первого «знакомства» два месяца тому назад не переставал блистать остроумием. Полемистом и оратором он являлся блестящим, а потому и опасным. Но не для фюрера — тут главный идеолог рейха был верен до конца, что и продемонстрировал в реальной истории.

Идея же упразднить Министерство пропаганды принадлежала Родионову — нехорошее слово, не вызывает доверия, ибо любая пропаганда априори является ложью. Вернее, упразднили не министерство, а данное слово из наименования, а потому доктор Геббельс остался рейхсминистром просвещения, по делам печати и культуры. Ну и продолжал вещать на супротивников, нейтралов и союзников, конечно, но уже от лица правительства и одну «чистую правду».

Занятный человек, весьма занятный. Циник, скрытый жизнелюб, в отличие от сибарита Геринга, и главное — действительно верит в идею Третьего рейха. Тут, правда, Андрей уже отошел несколько в сторону от концепции выдвинутой «прежним» Гитлером, а кое-где дал отмашку попятиться, но сам Геббельс принял это как должное, исходя из принципа «меняются времена, меняются и обстоятельства», и всеми силами старался помочь рейхсканцлеру, уже увенчанному лаврами победителя.

— Нам не нужно воевать дальше, мы можем заполучить все мирным путем. Отсутствие значительных военных трат позволит обустроить страну, добиться действительного социального обновления. А потому мы должны действовать по правилу «все для блага народа». Всего народа, что принял «новый порядок», независимо от уровня доходов или национальной принадлежности. Этот мир принадлежит нам, наследникам легендарной Гипербореи, а не нации торгашей, объявившей себя главной на этой земле и создающей свое благополучие на ограблении других наций!

Андрей вещал, и хотя внутренне посмеивался, но сам искренне верил в то, что говорил. Дело в том, что Геббельс чувствовал фальшь по наитию, а потому приходилось быть честным.

— Раскрашенные ими же самими бумажки они выдают за деньги, пряча вырученное за них золото в своих кладовых. — Рейхсминистр ощетинился, как голодный пес. — Они желают поставить всему миру в качестве идолов фунт и доллар и за них вытягивать промышленные товары, сырье, продовольствие. Они как клопы пьют кровь со всего мира, и этому нужно положить конец! С Британией вопрос решен благодаря вашей гениальности, мой фюрер. Этот народ отрекся от зова крови, подчинившись звону презренного металла, а потому будет наказан за свое предательство!